Лось в облаке - Лазарева Ирина Александровна. Страница 12
— Сане я не предлагаю, он зарекся водку пить из-за своего отца, но тебе-то можно самую малость?
— И ему нельзя, — сурово отрезал Саня, и Мишка не стал настаивать.
— Жаль, хотел выпить с тобой на мировую. — Он залпом проглотил содержимое стаканчика и вытер рот рукавом. — Я тебе вчера гнусностей наговорил, только это по незнанию. Саня мне все разъяснил и указал на мои ошибки. Критику признаю справедливой, приму все необходимые меры для устранения недостатков…
— Михаил, не увлекайся, — прервал его Саня, — извинись по-человечески, не тяни волынку.
Мишка от одной выпитой рюмки моментально захмелел и пошел на Вадима, вальяжно раскинув руки, с пьяным восторгом на лице:
— Дружбан, забудем все! Дай-ка я тебя от души расцелую!
Саня встал перед ним.
— Ми-ша, — раздельно произнес он, — на генерального ты пока не тянешь.
В дверь требовательно забарабанили.
— Вера! — мгновенно трезвея, произнес Мишка. — Везде достанет. Прячьте все, живо! Вовка, иди открой.
Вошла Вера в сопровождении любопытной малышни. Саня поспешно отвернулся к стене, опасаясь, что она заподозрит его в причастности к несанкционированной пьянке, и принялся с величайшим вниманием разглядывать репродукцию картины Саврасова «Грачи прилетели». Точно такая же висела у него дома, в его комнате, и даже Вадим уже знал каждый ее штрих наизусть.
— А ничего картина, да? — сказал Вадим.
— Блеск! — отозвался Саня, отступая на шаг с видом эстета.
— Первый раз видишь? — спросил Вадим.
— Таким произведением можно любоваться бесконечно! — воскликнул тот и подкрепил свои слова вдохновенным жестом.
Вадим пихнул его в бок. Саня обернулся и оказался лицом к лицу с Верой и еще с десятком ребят, которые, вытянув шеи, выглядывали из-за ее спины и недоуменно таращились на объект, привлекший внимание всеобщего любимца.
— Вы почему заперлись? — спросила Вера, обводя собравшихся подозрительным взглядом. — Водку пили? Я все папе расскажу!
Она по-детски гневно и непримиримо воззрилась на Саню.
— Не вздумай меня обманывать! — заявила юная командирша и топнула ногой.
Саня молчал и ласково улыбался ей своей обаятельной улыбкой. Она безо всякого стеснения притянула к себе его голову и обнюхала губы, ноздри и даже светлые пушистые ресницы.
— Вот здесь забыла, — сказал он, прикладывая палец к щеке.
Проигнорировав последнее замечание, она с неподражаемой важностью взяла его за руку и повела за собой, словно пленника, добытого в бою. Прежде чем выйти, девочка погрозила пальцем брату и его сообщникам.
— Фу-у, пацаны, кажется, пронесло, — с облегчением вздохнул Мишка. — Вадь, сиди тут. Если снова с ревизией нагрянет, мы тебя предъявим как доказательство трезвости. Хотя, раз Саня с ней, вряд ли снова придет.
— Почему Вера так к нему привязана? — спросил Вадим.
— А, долгая история, — махнул рукой Мишка, — если вкратце, так можно сказать, что он ее выходил, а то она чуть было инвалидом не осталась.
Вадима это объяснение не удовлетворило. Он не сдавался и продолжал расспросы. Историю выздоровления Веры знали все. Рассказывали сумбурно, перебивая друг друга, добавляя упущенные детали, спорили, что говорила Вера или Саня, и в какой момент — все это было крайне важно и не подлежало искажению.
Выяснить Вадиму удалось следующее: когда Вере было семь лет, она упала с качелей, да так неудачно, что повредила позвоночник. Веру повезли в Ленинград, там ее прооперировали и обещали, что ходить она будет, надо только подождать. По прошествии установленного для выздоровления срока родным Веры стало ясно, что в душе у девочки произошел тяжелый психологический надлом. Она все твердила, что никогда больше не встанет и, убедив в этом самое себя, попыток к тому никаких не делала. Минул год, ей исполнилось восемь лет, а в школу она, так и не ходила, почти ничем не интересовалась, кресло свое покидать не хотела, — уговоры родных вызывали у нее только слезы и крики.
Саня, будучи всего на каких-нибудь полтора года старше Веры, забежал как-то летом за Михаилом и увидел бледную печальную девочку в инвалидном кресле. Мишка, при всех своих недостатках, сестру любил, баловал и как раз пытался ее развлечь, катая по саду. Настроение у него было паршивое. Все его усилия развеселить Веру пропадали даром.
Даже легкой улыбки не мог он вызвать на ее золотом личике.
Я и не знал, что сестра у тебя царевна Несмеяна, — сказал Саня, мгновенно оценив обстановку.
Девочка подняла на него грустные глаза, с минуту разглядывала его славное, выразительное лицо, потом спросила:
— Кто это — царевна Несмеяна?
С того дня Саня стал рассказывать ей сказки. По утрам, едва проснувшись, Вера занимала место на посту у калитки, высматривая своего искусного сказочника. Он ее и кормил, и гулял с ней, укладывал спать. Она не могла без него обходиться. С устных рассказов, часто собственного сочинения, он перешел на книги, читал ей Перро, Гауфа.
Бажова, Братьев Гримм, выборочно Андерсена, опуская особо грустные истории. Однажды, не дочитав сказку, он закрыл книгу на самом интересном месте и потребовал, чтобы Вера встала. Девочка заупрямилась и залилась слезами. Тогда он пригрозил, что уйдет и больше не появится. Угроза подействовала. Кусая до крови губы, с усилием цепляясь за подлокотники, она приподнялась, встала, покачалась и протянула к нему руки. Он учил ее ходить, она быстро уставала и просилась обратно в кресло. Как-то раз он принес «Волшебника Изумрудного Города», прочел немного и притворился, что в глаз ему что-то попало. Пришлось продолжать ей самой. Читала она плохо, по складам, но очень скоро дело пошло на лад. Саня слушал, делая вид, что с содержанием книги не знаком. На следующий день он уже застал ее в саду с книгой на коленях. Так он приучил ее к чтению.
Однажды она спросила:
— Изумрудный город на самом деле существует?
— Конечно, только он отсюда очень далеко, зато Изумрудный лес совсем рядом.
Девочка широко раскрыла глаза. Дыхание легко и часто слетало с ее губ.
— Расскажи мне о нем, — попросила она.
— Там еще интереснее, чем в городе Гудвина, — начал рассказывать он. — Там, в таинственном зеленом сумраке, бродят молчаливые лоси, медвежата кувыркаются в пушистых травах, летние ветры играют в прятки среди деревьев. Стоит ступить на жаркий лужок, как ветер толкнет тебя в грудь и спрячется, тогда ищи его там, где витает ягодный дух и беззаботно пляшут солнечные зайчики. Вспугнешь ветерок, он выпорхнет из-под ног и полетит прочь, обернувшись громадным гудящим шмелем.
— Ты отведешь меня туда?
— Если очень попросишь, но учти: тебе придется идти своими ножками. Сначала мы поплывем в лодке, кресло твое взять не сможем, так что решай сама.
На этом месте ребята принялись запальчиво спорить, кто из них участвовал в той первой памятной поездке в лес, что за давностью лет подзабылось, тогда как каждому хотелось считать себя очевидцем знаменательного события. В то лето Саня задал тон, и дети сплотились вокруг больной девочки. Каждый день в лес снаряжались по две-три моторки, во главе со взрослыми. Дети соревновались в стремлении помочь.
Вере обрести уверенность в себе.
Вера поправилась полностью и осенью пошла в первый класс. Саню она от себя отпускать по-прежнему не хотела. Родители ее тоже души в нем не чаяли.
— Теперь он стал редко к нам ходить, — сказал Мишка, — принесет книжку, посидит часок и уйдет. А она переживает. Глупая еще, — вздохнул он.
Вадим пошел в сад. Близился вечер. С неба лился густой синий свет. Далеко над лесом занялась ранняя звезда. На реке гудели запоздалые буксиры. Мишка щелкнул выключателем у крыльца, и на дереве, среди листвы, загорелась желтая лампочка. Дети, сбившись в кучку на зеленом пятачке, отплясывали кто во что горазд.
Саня с Верой сидели в конце стола, на краю длинной, застеленной ковриком лавки. Вадим остановился в нерешительности, не зная, стоит ли к ним подходить, но Саня заметил его и помахал рукой. Вадим подошел и сел напротив. Тотчас сбоку подсел здоровый Вовка и сграбастал его за плечи.