Остров судьбы - Бекитт Лора. Страница 47

Она вспомнила, как они с мужем ехали из Лонтано в Аяччо. Лошади с трудом одолевали подъемы и спуски, работники, которых Леон дал в сопровождение молодым, бледнели от страха, боясь сделать неверный шаг, и только Винсенте выглядел так, будто отправился в горы на прогулку, дабы полюбоваться живописными видами. Он производил впечатление изысканного господина и вместе с тем, как истинный корсиканец, не страшился опасности. Он был особенным, непохожим на остальных. Не о таком ли мужчине она прежде мечтала?

Бьянка лежала без сна до тех пор, пока на горные кручи не упал первый луч солнца. Море было по-весеннему неспокойным, деревья на набережной раскачивались в такт музыке ветра. Розовый свет зари покрыл стены зданий тонкой и нежной паутиной. Утро в Аяччо встретило Бьянку другими запахами, звуками, светом, чем в Лонтано. И она не знала, радоваться ли новизне, о которой так долго мечтала, или страдать от тоски по дому, который навсегда покинула.

Она привыкла к ранним пробуждениям, потому, когда муж ушел, сразу встала, оделась и подошла к зеркалу. Ее руки нервно играли с серебряным гребнем, подарком Винсенте.

Бьянка видела свое отражение — полные волнения и испуга голубые глаза, волнистые пряди густых каштановых волос, ниспадающие на блестящие белые кружева, которыми был отделан ее муслиновый пеньюар. Спальня была обставлена крытой белым лаком и украшенной позолотой мебелью. Отделанные лебяжьим пухом туфельки Бьянки утопали в толстом ковре.

Она чувствовала, что сама по себе роскошь не способна превратить простую деревенскую девушку в элегантную даму. Она не знала, когда придут учителя музыки и французского, но боялась задавать лишние вопросы.

Бьянка окончательно запуталась, она уже не знала, чего хочет. Она считала себя достойной лучшей судьбы, чем другие девушки Лонтано, и получила ее в виде брака с Винсенте Маркато, который в первые же дни показал ей другое лицо.

Она спустилась в вымощенный каменными плитами внутренний дворик, по углам которого стояли большие кадки с цветами. Возможно, их любила первая жена Винсенте? Бьянка не знала, как ее звали и от чего она умерла.

Посреди двора был устроен каменный колодец, из которого Фелиса набирала воду. Услышав шаги, кухарка обернулась и сдержанно поздоровалась с госпожой.

— Надеюсь, вам здесь понравится, — сказала она безо всякого выражения, явно для того, чтобы просто что-то сказать.

Бьянка подняла глаза на окна, защищенные изящными коваными решетками. Не станет ли этот дом ее клеткой?

— Как чувствует себя Кармина?

— Она спит, и ребенок тоже. Хотя он и незаконнорожденный, я рада, что в этом доме наконец зазвучит детский голос.

Бьянка смущенно улыбнулась, ибо «незаконнорожденный ребенок» был сыном ее родного брата.

— Вы служили здесь прежде? — догадалась она.

— При первой синьоре. Когда господин овдовел, я ушла, как и остальная прислуга. Теперь он предложил мне вернуться обратно.

— Какой была первая жена синьора Маркато? — осмелилась спросить Бьянка.

— Обыкновенная женщина. Спокойная, тихая. И далеко не такая красавица, как вы.

Фелиса подняла кувшин и направилась к дому. Потом вдруг замедлила шаг, обернулась и сказала:

— Я не хотела соглашаться, но теперь не жалею. Думаю, и вам, и этой молоденькой служанке с ее младенцем понадобится помощь.

Глава 7

Когда Дино возвращался домой, от него пахло соленым ветром и свежестью моря. Орнелла чуяла этот запах издалека, и у нее начинали дрожать ноздри, а глаза блестели от радостного нетерпения. К началу весны она начала сидеть в кровати, а потом и вставать, но еще не выходила из дому.

Дино входил в комнату, опускался на колени перед ее ложем и клал голову на грудь Орнеллы или целовал ее руки, и она пьянела от счастья и запаха свободы. Но когда муж поднимал голову, она видела его грустный взгляд и озабоченное лицо — то, что он хотел и не мог от нее скрыть, — и говорила себе, что это вызвано усталостью и тревогой за ее судьбу.

Дино не решался открыть Орнелле правду, потому что то, что он делал, он делал ради нее: чтобы у нее была хорошая еда и надежная крыша над головой, чтобы он мог покупать в Тулоне лекарства и чтобы доктор Росси приходил каждый день. Чтобы она вновь начала улыбаться и петь.

Дино давно понял, что занимается незаконным, более того — преступным промыслом. Каперы легко превращались в пиратов и грабили торговые суда.

Под прикрытием ночи рыболовный бот быстро и незаметно подходил к борту ничего не подозревавшего торговца и брал на абордаж судно, малочисленный и не подготовленный к бою экипаж которого, как правило, не оказывал серьезного сопротивления. Товар привозили на Корсику и сбывали перекупщикам. Выручку делили между собой.

Жером Фавье был доволен новым членом команды, исполнительным, храбрым, немногословным. Фавье ничего не знал о душевных терзаниях Дино, и ему не было до этого никакого дела. Риск был велик, но он искупался легкой добычей и высокой платой.

Новоявленные морские хищники далеко не всегда оставались безнаказанными: ограбленные купцы обращались с жалобами в адмиралтейский суд, и тот время от времени выносил постановление увеличить число патрулей, выявлявших и задерживавших нечестных каперов.

В конце концов команда Жерома Фавье нарвалась на такой патруль, оказала сопротивление при задержании, да еще попыталась избавиться от награбленного. Бот был препровожден в Тулон, члены команды арестованы. Их участь разделил и Дино Гальяни.

Орнелла напрасно ждала мужа: он не возвращался, и от него не было никаких известий. Она знала, что Дино не мог ее бросить — с ним что-то случилось.

Орнелла каждый день наведывалась на пристань и расспрашивала всех и каждого о судне «Доминика» и о Джеральдо Гальяни. Синьор Фабио и синьора Кристина тоже прикладывали усилия к розыску Дино, однако все было напрасно. Так прошла весна, наступило лето, корсиканское лето с невыносимым зноем, выжженной почвой и лесными пожарами.

Улицы были залиты ослепительным светом, над землей дрожал горячий воздух. Невесомая, как пепел, пыль оседала на листве и траве. Стены домов казались раскаленными добела.

Фигура неподвижно стоящей на причале молодой женщины резко вырисовывалась на светлом фоне неба. Издали она казалась одиноким деревцем, печально замершим под палящим солнцем. Орнелла опять носила траур — не потому что считала, что Дино нет в живых, а потому, что радость и свет вновь покинули ее душу.

Однажды, когда она почти потеряла надежду, к ней подошел сгорбленный старик с испещренным морщинами лицом и спросил:

— Не ты ли, дочка, спрашивала о судне «Доминика»?

Орнелла вздрогнула и почти вцепилась в старика.

— Да, я! Вы можете мне помочь?!

Он покачал головой. Нещадное солнце и тяжелый труд давно стерли с его лица всякое выражение, и только голос выдавал глубокое отчаяние и горе:

— Помочь не могу, как и сообщить что-то хорошее. Мой сын Ринальдо ушел на этом судне много дней назад. Я думал, его нет в живых, когда мне доставили письмо, — ответил старик и вынул бумагу, явно побывавшую во многих руках.

Орнелле хотелось кричать, но из горла вырвался лишь беспомощный шепот:

— Где он?

— В Тулоне. В тюрьме. «Доминика» грабила торговые суда, команда попалась, всех арестовали.

Орнелла замерла. Дино не говорил ей об этом, и было трудно представить, что он мог пойти на такое, он, человек, для которого долг, совесть и честь были неписаным законом!

У нее вырвался вопль, в котором воплотилось все разочарование и горечь:

— Не может быть!

— Ринальдо приносил хорошие деньги, и я закрывал глаза на то, чем он занимается, — продолжил старик, не обращая внимания на слова Орнеллы. — Теперь настала пора расплаты. Сын пишет, что речь идет о контрабандных товарах, потому дело не хотят предавать широкой огласке. Однако надо заплатить — сто франков за каждого узника. Тогда их отпустят.

— Сколько?!

Если бы Орнелле сказали, что нужно взять лестницу, забраться по ней на небо и снять с него несколько звезд, едва ли она удивилась бы больше.