Такая разная любовь - Пембертон Маргарет. Страница 75

Продолжая раздумывать над этим неразрешимым вопросом, Кики приблизилась к дому и обнаружила, что тропинка не ведет к саду и главному входу, а огибает дом и тянется к обширному, мощенному булыжником двору, окруженному хозяйственными постройками.

Строение с широко распахнутыми дверями, очевидно, служило гаражом. В нем стоял потрепанный автомобиль «воксхолл-корса». Предвкушая скорую встречу с Примми, Кики быстро пересекла двор, направляясь к боковой двери в дом. При приближении незнакомки с собакой куры с громким кудахтаньем бросились врассыпную.

Пес лениво облаял кур, но гоняться за ними не стал. Кики опустила сумку на землю и громко постучала. Пес сел рядом и выжидающе уставился на дверь, высунув язык и настороженно подняв уши.

Ответа не последовало. Кики нетерпеливо дернула за ручку и, когда дверь открылась, без малейших колебаний вошла в дом.

— Примми! — крикнула она, ступив на каменное крыльцо. Там стояла поцарапанная деревянная скамья, а под ней лежала пара новых на вид веллингтонов. На стене висел непромокаемый плащ, явно видавший лучшие дни. — Примми! — снова крикнула Кики, словно и не было этих тридцати лет и она, как в былые дни, стояла на пороге квартиры в Кенсингтоне, где ждала ее Примми. — Это я, Кики!

Звенящая тишина вместо ответа не остановила ее. Кики открыла дверь и прошла в большую, просторную кухню. Здесь пахло свежей краской. На каменном сером полу выделялись цветными пятнами разбросанные в живописном беспорядке лоскутные коврики. В кухне помещалось два стола: огромный, в центре которого стояла ваза со свежими цветами, и другой, поменьше, уставленный банками с домашним вареньем. Под старой каминной плитой располагалась массивная деревенская печь, выкрашенная в кремовый цвет. Рядом висело яркое, в красную клетку, кухонное полотенце.

Собака блаженно растянулась на одном из разноцветных ковриков, довольно зевнула и закрыла глаза.

Из кухни Кики перешла в холл с белыми стенами, увешанными картинами и фотографиями в рамках. Одна из дверей в холле была распахнута и вела, судя по всему, в гостиную.

Гостиная оказалась огромной, залитой солнцем комнатой с видом на взморье. Большую часть стен занимали здесь книжные полки, а оставшееся пространство — картины, преимущественно акварели. Они висели очень тесно друг к другу. Казалось, кто-то специально позаботился о том, чтобы на стенах ни один дюйм не пропал даром.

На полке над камином стояла фотография в серебряной рамке. Кики увидела женщину средних лет в окружении четверых детей-подростков — трех девочек и одного мальчика. Одна из девочек чем-то напоминала Примми, но женщина никак не могла быть матерью Примми. Кики не так часто навещала Примми в Ротерхите, но отлично помнила миссис Сертиз.

Сбоку от камина на широкой полке стояла музыкальная система, а рядом — сложенные в стопки компакт-диски. Кики подошла поближе. Любопытно, как с годами изменились музыкальные пристрастия Примми. Она обнаружила сборники с ариями из опер, много Моцарта, солидную подборку Шопена. А дальше, перебирая диск за диском, Кики снова и снова читала на коробках свое собственное имя.

Здесь было все, что она когда-либо записывала, — от «Белого платья» до последнего альбома, который вышел в Америке. Примми пришлось приложить немало усилий, чтобы достать эту редкую запись.

Кики никогда не плакала. Любовники появлялись и исчезали. Продюсеры приходили и уходили. Успех пришел и развеялся как дым. И она ни разу не заплакала. Но сейчас в глазах у нее стояли слезы. Примми никогда не забывала свою старую подругу. Все эти долгие годы Примми хранила верность их дружбе и покупала ее записи.

Кики установила диск в проигрыватель и увеличила громкость. Потом встала у окна, обхватив себя руками за плечи, и устремила взгляд на море. Она ждала подругу, которая никогда не сомневалась, что рано или поздно Кики вернется.

— Мы вполне могли бы продавать билеты на это зрелище, — мрачно заметила Джералдин, сворачивая с главной улицы на дорожку, ведущую к мысу.

Примми не ответила. Она была слишком занята, пытаясь заставить Элис стоять неподвижно. Дейв Клегг надел на козу ошейник и привязал к нему длинную веревку, и теперь, сидя на переднем сиденье рядом с Джералдин, Примми делала все возможное, чтобы удержать Элис на месте и не дать ей выпрыгнуть из машины или взобраться на роскошное, обитое кремовой кожей сиденье «феррари». Когда они проезжали Каллело, восхищенные туристы провожали их огнем фотовспышек. На холме, недалеко от поворота на мыс, им встретилась группа школьников. Увидев «феррари» с козой, они так и покатились со смеху. И наконец, у самого поворота их приветствовала радостными воплями парочка изумленных велосипедистов.

Лишь когда они начали спускаться по тропинке, Элис перестала вырываться и Примми смогла немного ослабить хватку. Ее правая рука, служившая своеобразным якорем, болела от напряжения.

— Думаю, ей нравится морской воздух, — поделилась своим наблюдением Примми, с удивлением замечая, что ворота в Рутвен распахнуты настежь. Она обвела глазами окрестности и, увидев за маленьким церковным двором «фольксваген» преподобного Джона Каулза, решила, что викарий заехал в Рутвен по дороге в церковь и забыл закрыть за собой ворота. Это ее полностью успокоило.

— Из дома доносится музыка, слышишь? — Джералдин удивленно подняла брови. — Может, ты оставила включенным радио или стереосистему?

— Нет. Я вообще не включала сегодня радио, и у меня нет дисков «Эверли бразерс».

По мере приближения к дому музыка становилась все громче. Во дворе от ее раскатов запросто можно было оглохнуть.

— А у кого-нибудь еще, кроме Мэтта, есть ключи от дома? — спросила Джералдин, останавливая «феррари». Вряд ли Мэтт стал бы крутить ручку громкости до отказа, чтобы послушать песню «Проснись, малышка Сюзи».

— Нет, — покачала головой Примми. В ее голосе звучала тревога. — В доме явно не Мэтт. Он не любит рок-н-ролл.

И тут обеим подругам одновременно пришла в голову невероятная мысль. Лицо Примми осветилось радостью и надеждой. Джералдин побелела от гнева.

Забыв об Элис, они выскочили из «феррари» и побежали по булыжному двору.

Джералдин первой вбежала в распахнутую настежь боковую дверь. Ее глаза воинственно сверкали. Примми вслед за ней взлетела на крыльцо, бросилась в кухню и там застыла от неожиданности, увидев огромный клубок всклокоченной шерсти, развалившийся на одном из разноцветных ковриков Амелии.

Джералдин влетела в холл, не обратив внимания на собаку, и ворвалась в гостиную.

— Какого черта ты здесь делаешь? — воскликнула она, когда Кики отвернулась от окна и шагнула ей навстречу.

Кики, никак не ожидавшая увидеть Джералдин, охнула и отступила.

— Я хотела бы спросить тебя о том же, — огрызнулась она, переходя от обороны к наступлению. — Я приехала, чтобы повидать Примми. Если бы я знала, что ты здесь, то отложила бы свой визит до того времени, когда тебя здесь не будет.

— А я никуда не собираюсь. Я живу здесь. Так что уйти придется тебе!

— Кики! Ох, Кики, дорогая! Как я рада тебя видеть!

Примми вбежала в комнату, бросилась к Кики и заключила ее в объятия. Кики растерянно заморгала. Обнимавшая ее женщина средних лет была той самой матерью четверых детей с фотографии. Той, которую Кики не узнала.

— Примми? — Кики сделала попытку привести в порядок разбегающиеся мысли. — Я ведь могу остаться у тебя, правда? Это всего на несколько дней, и…

— Он так и не вернулся домой. — Лицо Джералдин побелело. Кожа на скулах натянулась. — После того как ты его бросила, Френсис так и не вернулся в Сидар-Корт. Ты уничтожила его, Кики. Ты отняла его у меня, а потом, когда он стал больше тебе не нужен, отшвырнула, словно отряхнула грязь с туфель! Ты разрушила его жизнь, мою жизнь, жизнь его отца…

— Эй! Хватит! — Кики уже оправилась от потрясения, и в ней проснулся бойцовский дух. — Если кто и разрушил жизнь Френсиса, так это он сам. Френсис сидел на наркотиках, и вовсе не я сделала из него наркомана. Он вернулся таким из этого вашего путешествия с хиппи. И не меня следует в этом винить, Джералдин. Ты сама виновата.