Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит. Страница 11

— Дай и мне почувствовать твой язык, — попросил Ален.

— Я не могу, не могу этого сделать!

— Нет, можешь! Всего один раз. Смотри, я покажу тебе, как это делается, — настойчиво сказал он и снова проник к ней в рот языком, медленно и осторожно, то убирая, то снова толкая его вперед, пока не почувствовал робкую дрожь — верный признак того, что Ева решила выполнить его просьбу. Однако Ален сделал вид, что ничего не заметил. Легкое прикосновение языка Евы повторилось, на этот раз более смелое, но он опять ничего не предпринял. Когда же Ева в третий раз проникла языком в его рот, он пылко ответил на ее поцелуй.

Он не мог насытиться, но все еще сдерживался. «Только ее губы, только ее язык, сначала только это», — твердил он себе, чувствуя, что перестает владеть собой, и напрягая волю. Постепенно он заставил себя оторваться от Евы, одурманенной страстью, хотя и не понимающей, что такое страсть, обуреваемой вожделением, хотя и не знающей, что такое вожделение, жаждущей близости, хотя и не представляющей себе, что это за близость.

— Нет, Ален, — взмолилась Ева. — Продолжай…

— Подожди, я только на минутку. — Ален скрылся в своей спальне. Есть только один верный способ не закончить слишком быстро, подумал он, расстегивая брюки. Стоя перед умывальником в углу комнаты, он сделал то, что нужно, думая о все еще недоступном теле Евы. Через несколько секунд все было кончено, и Ален достиг вершины наслаждения, в котором отказывал себе слишком долго — несколько ночей подряд. Дрожа, он напился воды из кувшина, вытерся полотенцем, привел в порядок брюки и вернулся в соседнюю комнату к неподвижно лежащей на софе Еве.

Он нежно обнял ее и снова начал целовать. Теперь Ален был способен на нежность. Он смог справиться с собой, и это доставляло ему удовольствие. Второй заход у него всегда получался гораздо лучше и тянулся намного дольше, даже со знающей свое дело женщиной. Короткие исчезновения из спальни помогли ему снискать репутацию несравненного любовника.

Опытные пальцы Алена ловко справлялись с множеством крохотных пуговичек, на которые была застегнута спереди блузка Евы. Быстро покончив с пуговицами, он освободил пояс, затянутый вокруг талии. Ева пассивно лежала в его объятиях, а он постепенно раздевал ее, покрывая поцелуями. Отсутствие опыта и вино сделали свое дело: Ева не помогала ему, но и не оказывала сопротивления. Она не отдавала себе отчета в том, что собирается делать с ней Ален, одно знала твердо: ей следует подчиниться ему.

Из целомудрия Ева не решалась открыть глаза, но чувствовала, что грудь ее освободилась от кружевного белья и теперь прикрыта лишь расстегнутой блузкой, которую Ален все еще не снял с нее. Тонкая ткань терлась о соски, и они затвердели; но Ева этого не сознавала. Поняв, что верхняя и нижняя юбка упали на пол, она слепо подчинилась Алену, он постепенно снял с нее все, кроме блузки, не спеша открывая чудесное юное тело и ощущая при этом все нарастающий восторг и возбуждение. Впрочем, теперь он уже вполне владел собой.

Ален по-прежнему целовал Еву, словно подготавливая ее к каждому этапу раздевания. Поспешность могла лишь испортить удовольствие. Ева так неискушенна, что поцелуи загипнотизируют ее и она позабудет все запреты, связанные с обнаженным телом, уверял себя Ален. Он не тронул блузку, зная, что это успокоит девушку, хотя она прикрывала лишь руки и плечи. Полная грудь Евы с маленькими розовыми, набухшими от возбуждения сосками была обнажена. «Она безупречно сложена», — подумал Ален, окинув взглядом пышные формы Евы и светлые волосы, скрывающие место, где соединялись ее точеные бедра, волосы, мягкие, курчавые и густые — именно такие, какие ему нравились.

— Ты прекрасна, как ты прекрасна! — пробормотал он.

— Ален… — прошептала Ева.

— Ничего не говори. Я не причиню тебе боли, обещаю. Позволь мне показать тебе… Я понимаю, ведь ты ничего не знаешь… Я понимаю… просто позволь мне любить тебя.

Ален посмотрел на бедра Евы. Она бессознательно двигала ими вперед и назад, притом так, что они терлись одно о другое. Нет, нельзя позволять ей делать этого, пронеслось у него в мозгу, или он лишится удовольствия.

— Лежи спокойно, дорогая, — шепнул он, касаясь рукой бедра Евы и давая ей понять, что он имеет в виду.

Ева замерла, ее щеки залил румянец.

— Ты создана для любви, — сказал Ален ей на ухо. — Как ты могла так долго жить не любя? Нет, нет, молчи. Позволь мне самому показать тебе все.

Он провел ладонью по ее пышной груди, чуть задержавшись, чтобы потрогать затвердевшие соски, и слегка зажал их между пальцами, наслаждаясь своей мазохистской выдержанностью. «Она этого не понимает, но хочет, чтобы то же самое проделал мой рот, — подумал он. — Пока еще не понимает».

Смочив палец слюной, он быстрыми ласкающими движениями обвел розовые соски, затем еще раз и еще; правда, после этого ему вновь пришлось придержать рукой бедра Евы.

— Хочешь, чтобы я поцеловал твою грудь? — шепотом спросил он. — Я не стану этого делать, если не хочешь.

Когда Ева смущенно и беспомощно кивнула, он как бы нехотя склонил черноволосую голову над девственной грудью.

Рот Евы был сладок, а соски будут еще слаще. Задержись он в Дижоне подольше, Ален отложил бы следующий шаг на другой день, ибо предпочитал постепенно подниматься с Евой к высотам чувственного безумия. Ален знал: стоит ему обхватить губами ее сосок, он так возбудится, что не сможет больше отступать.

Стиснув рукой правую грудь Евы, он взял сосок в рот и принялся теребить его языком. Между тем другая его рука медленно, словно случайно скользнула вниз по животу Евы от талии к курчавым светлым волосам между ног. Ален не сомневался: его умелый язык так увлечет девушку, что она не заметит этих движений его руки. Для этого движение должно быть очень осторожным. Ева должна привыкнуть к нему, не то она мгновенно отпрянет и лишит его удовольствия из-за своей робости. Даже теперь.

Ален ласкал ее грудь, радуясь, что соски Евы все больше набухают и твердеют, неторопливо исследуя правой рукой нежную кожу вокруг треугольника светлых волос, но ни на что больше не посягая. Вначале мышцы внизу живота и бедра Евы напряглись и окаменели от легких прикосновений его руки, но потом девушку слишком поглотило странное ощущение приятного жара и пьянящей тяжести между ногами, поэтому она и не помышляла противиться его ласкам. Она не знала, зачем он все это делает, но при каждом его прикосновении ей инстинктивно хотелось раздвинуть бедра.

Ален начал ласкать ее левую грудь, и новое, пронзительное ощущение в соске отвлекло Еву от действий его руки внизу. Между тем рука Алена двигалась так осторожно и столь легко прикоснулась к ее плоти, что девушка почти не замечала этого. Ален благоразумно выждал несколько минут, прежде чем вновь прикоснулся к нежной плоти, так же легко, как и прежде, но теперь на мгновение ввел средний палец внутрь. Затем он убрал руку, уверенный, что сделал свое дело, и, замерев, ждал, пока не почувствовал, как треугольник курчавых волос инстинктивно приподнялся. Тогда его палец снова коснулся Евы, обнаружив ожидаемую в награду влагу, задержался чуть дольше и, прежде чем отступить, потерся о кожу почти просяще. Ален поднял голову от груди Евы. Ее веки были опущены, рот приоткрылся, и на секунду ему показалось, что она в обмороке.

— Я не стану этого делать, если ты не хочешь, дорогая, — прошептал он.

Ева не шелохнулась, что выражало согласие. Он был так же уверен в этом, как если бы Ева попросила его об этом. Он раздвинул завитки, снова отыскал то самое место, горячее и будто молящее прикоснуться к нему, и начал ласкать Еву, уже не отрывая пальца от ее плоти. Все убыстряя ритм ласк, Ален с жадным любопытством смотрел ей в лицо: она кусала губы, а ее черты исказила непонятная ей самой мука. Теперь он обхватил восхитительный бутон пальцами, горя желанием прочувствовать каждый ее толчок, каждое содрогание, каждый спазм; он жаждал видеть первые проявления страсти. Когда чувства Евы достигли того безумного накала, какого девушка и не представляла себе, и она бессознательно выкрикнула его имя, Ален на несколько сантиметров ввел средний палец внутрь.