Бездна обещаний - Бергер Номи. Страница 21

Как только они стали подниматься на третий этаж, правое колено Майкла моментально одеревенело. Заметив внезапную перемену в походке своего спутника, Кирстен встревожилась и замедлила шаг.

— Со мной это постоянно случается, когда я устаю, — попытался успокоить ее Майкл. — Полиомиелит, — поспешно добавил он. — В пятнадцать лет я переболел полиомиелитом.

— Боже мой! — только и смогла вскрикнуть шокированная Кирстен.

— Возможно, это лучшее, что случилось в моей жизни.

— Что? — не поняла сбитая с толку Кирстен.

— Если бы не моя борьба с болезнью, я скорее всего стал бы брюзжащим, средней руки скрипачом или виолончелистом, и уж никак не дирижером. — Майкл прислонился к перилам и принялся массировать больную ногу. — Мой отец был музыковедом и виолончелистом, создавшим свой собственный струнный квартет: мать играла на альте, дядя на скрипке, а старший брат на виолончели. Естественно, все считали, что рано или поздно я образую с ними квинтет. Все, но не я. Я никак не мог решить, на чем мне играть. Откровенно говоря, я вообще не хотел играть, я хотел только дирижировать. Желание превратилось в навязчивую идею. Я постоянно где-то витал, дирижируя воображаемым оркестром, используя в качестве дирижерской палочки все, что попадалось под руку. Мне постоянно приходилось конфликтовать по этому поводу с отцом, но я был упрям и не отказывался от своей мечты. Потом я заболел, и казалось, мечте моей не суждено было сбыться. Предо мной возникла перспектива навсегда остаться парализованным, и единственно, чего хотел, — умереть. — При этом воспоминании Майкл горестно покачал головой. — Но однажды отец пришел в больничную палату, где я лежал, и вложил мне в руку настоящую дирижерскую палочку, сказав, что это палочка самого великого Тосканини. И я поверил отцу. С того дня я начал бороться за собственную жизнь.

— Это действительно была палочка Тосканини? — прошептала Кирстен с глазами, полными слез.

— Понятия не имею, никогда не пытался выяснить.

Кирстен глубоко вдохнула, задержала дыхание, а затем медленно, очень медленно выдохнула.

— Долгие годы никому не рассказывал эту историю, — признался Майкл, одаривая Кирстен искренней, но несколько озадаченной улыбкой. — Ну что, пойдем? — Он снова взял девушку под руку, и они продолжили восхождение по лестнице.

Бродя по третьему этажу, Кирстен казалась уже более раскрепощенной в роли официального гида, а Майкл представлялся более удобным и заинтересованным посетителем. Но то была только игра. Что-то произошло между ними. Столь же очевидное, сколь неуловимое. Воздух стал другим. Невидимый, но очень сильный магнетизм. Энергия поразительной силы, возникшая вокруг двух людей, отгородившая их от всего окружающего мира. И Майкл и Кирстен чувствовали это.

— А вы знаете, что…

— Это было…

Оба остановились на полуфразе и рассмеялись.

— Прежде дамы… — Майкл сопроводил свое предложение изящными поклоном.

— А вы знаете, что я была в «Карнеги-холл» на вашем первом концерте в Америке восемь лет назад?

В карих глазах Майкла вспыхнули озорные искорки.

— И после этого вы решили стать музыкантом?

Кирстен была слишком захвачена важностью момента, чтобы заметить в его словах поддразнивание.

— Не только. Я еще сама разучила Второй концерт для фортепьяно с оркестром Рахманинова.

— И какова же ваша интерпретация в сравнении с рубинштейновской?

— Мне моя нравится больше. — Кирстен даже и не думала лукавить.

— Это только ваше мнение?

Привыкшая вести шутливый разговор только с отцом или Эриком, Кирстен продолжала относиться к словам Майкла с полной серьезностью.

— И еще Натальи, моей преподавательницы. Натальи Федоренко. — Услышав фамилию, Майкл кивнул. — Вы ее знаете?

— Одно из моих главных огорчений то, что она оставила сцену прежде, чем я смог дирижировать ей.

Кирстен пристально посмотрела на своего собеседника.

— А не хотели бы вы дирижировать одной из ее учениц? — Задавая вопрос, она с ужасом поняла, что самым настоящим образом кокетничает с Майклом.

— После того что я услышал сегодня, в этом не может быть никаких сомнений.

Кирстен вся зарделась от охватившей ее радости.

— Значит, вы не считаете, что я трачу время понапрасну? — Вопрос, казалось, озадачил Майкла. — Вы ведь не думаете, что я буду играть лишь до того, как выйду замуж, после чего брошу свою музыку и займусь домашним хозяйством?

Майкл рассмеялся:

— Такое впечатление, что вам довелось поговорить с Клеменсом Тривсом.

— Вообще-то говорил в основном он.

— Кирстен, позвольте мне сказать кое-что о людях, подобных Клеменсу Тривсу. Ближе всего они подходят к творчеству, когда его продают или покупают. Они ничем не отличаются от биржевых маклеров или торговцев за исключением того, что их товар — таланты. Отсутствие способностей к творчеству делает этих дельцов от искусства завистливыми и изворотливыми. К сожалению, мы нуждаемся в них, что делает нас уязвимыми. Нам постоянно приходится защищать от таких тривсов свою мечту. А и мечта, и мечтатель, как вы, вероятно, знаете, вещи очень хрупкие.

Слушая Майкла, Кирстен почти со страхом ощущала схожесть их мировосприятия. Она словно видела себя со стороны. Родственные души, мечтатели с одинаковыми фантазиями. Единственное различие заключалось в том, что Майклу свои мечты уже удалось воплотить в жизнь.

— А теперь, боюсь, мне надо идти. — Даже не глядя на часы, Майкл знал, что опаздывает. — Через полчаса у меня репетиция.

Кирстен в панике схватила Майкла за рукав:

— Но я показала вам еще не весь дом.

— Но и то, что вы успели показать, мне понравилось, — заверил Майкл.

— Если вы сейчас уйдете, Эрик будет считать меня никудышным гидом.

— Не будет.

— Выпейте по крайней мере чаю или хересу, — настаивала расстроенная Кирстен.

— Кирстен, я не могу опаздывать.

— А Клодия обвинит меня в том, что я отвратительная хозяйка.

— А оркестранты обвинят меня в пренебрежительном к ним отношении.

Майкл ускользал от Кирстен, и она была не в силах удержать его.

— В следующее воскресенье я опять буду играть, — с надеждой почти прошептала Кирстен. — Оставить для вас то же кресло?

— А что, продается еще один замок? — Майкл увидел, что шутка его не понята, и мгновенно посерьезнел. — Как бы мне хотелось ответить «да», Кирстен, но я не могу. В воскресенье я улетаю в Вену.

— О!

Кирстен почувствовала необыкновенную тяжесть во всем теле, ноги отказывались ей повиноваться. Но ничего не поделаешь, оставалось только проводить Майкла вниз по лестнице. Когда они подошли к входной двери, Майкл взял ладони Кирстен:

— Берегите свои замечательные руки, Кирстен. Когда-нибудь они вознесут вас на вершину, поверьте моему слову.

Прощание Майкла заставило Кирстен почувствовать безнадежность. Неужели после того как она встретила родственную Душу, после того как почти подержала в руках свою собственную мечту, ей суждено остаться ни с чем? Звук закрывшейся двери заставил Кирстен вздрогнуть.

Ощущение было, словно ее пригласили на банкет, а потом сразу же после подачи салата попросили удалиться. Короткое время, проведенное с Майклом, оставило точно такое впечатление: вкус чего-то замечательного, без надежды на то, что за ним последует нечто более существенное. О будущей встрече, а тем более о прослушивании речь и не заводилась. Ничего, кроме туманного намека на возможность сыграть когда-нибудь вместе. Может быть, было бы даже лучше вообще с ним не встречаться, держаться подальше и хранить в памяти лишь иллюзию его образа? Вечную мучительную надежду, не способную на воплощение?

Кирстен обернулась и увидела стоявшую в фойе Клодию.

— С тобой все в порядке, дорогая? — озабоченно спросила Клодия, и Кирстен в ответ лишь кивнула. — Тогда пойдем, там еще масса гостей, горящих нетерпением пообщаться с тобой.

Обняв Кирстен, Клодия почувствовала растущую жалость к ней. Видя, как ее обожаемая девочка стоит, тоскливо уставившись на закрывшуюся только что дверь, она захотела встать на защиту любимого существа. Но тут же пришло и другое ощущение. Чувство собственности. Ревность. Порыв, долго сдерживаемый Клодией, мучительно забился внутри подобно змее, пытающейся освободиться из темной корзины, в которой ее держит заклинатель.