Дьявол на коне - Холт Виктория. Страница 46

- О, Ну-Ну, - сказала я, и в моем голосе прозвучало искреннее сострадание, - я сочувствую вам.

Она хитро взглянула на меня.

- Может быть, вы считаете, что упростили дело, да? Может, думаете, что теперь, когда ее убрали с дороги…

- Ну-Ну! - резко воскликнула я. - Прекратите эти отвратительные разговоры.

- Ты будешь неприятно удивлена.

Она начала смеяться, ее ужасный смех походил на кудахтанье. Внезапно она остановилась.

- Вы с ним все подстроили…

- Вы не должны говорить такие вещи. Это же явный вздор. Позвольте проводить вас к себе. Вам нужно отдохнуть. Вы пережили такое потрясение.

Внезапно она начала плакать - молча. По ее лицу потекли слезы.

- Она была для меня всем, - выдавила она. - Моя козочка, моя дорогая девочка. Все, что у меня было. Я любила только ее. Она всегда была моей маленькой mignonne.

- Я знаю, - тихо сказала я.

- Но я ее потеряла. Ее больше нет.

- Успокойтесь, Ну-Ну.

Взяв ее за руку, я повела ее в ее комнату. Там Ну-Ну вырвалась от меня.

- Я пойду к ней, - сказала она и шатаясь направилась в комнату, где лежало тело графини.

Я с трудом пережила следующие дни. С графом я почти не виделась. Он избегал меня, что было мудро, так как о нем уже шептались и, вероятно, мое имя упоминали в связи с ним.

Вместе с Маргаритой, Этьеном и Леоном я выехала верхом, и, когда мы проезжали мимо деревни, в нас кинули камнем. Камень попал Этьену в руку, но, думаю, предназначался он мне.

- Преступница! Убийца! - крикнул чей-то голос.

Мы увидели группу подростков и поняли, что это они бросили камень. Этьен собрался было задать им трепку, но Леон удержал его.

- Надо быть осторожными, - сказал он. - Это может вызвать волнения. Не будем обращать на это внимание.

- Их нужно проучить.

- Надо думать о том, - заметил Леон, - как бы они не попытались проучить нас.

После этого случая я перестала покидать замок.

В Париж мы должны были отправиться только после вскрытия, которое, учитывая положение графа, привлекло много внимания. Я страшно боялась, так как укрепилась в мысли, что граф убил свою жену.

С облегчением я узнала, что мне не нужно будет давать показания. Я опасалась того, что начнут копаться в причинах, по которым я приехала во Францию, а что если станет известно неразумное поведение Марго? Как отнесется к этому Робер де Грассвиль? Захочет ли он в этом случае взять Марго в жены? Иногда мне казалось, что ей лучше было бы во всем признаться ему - но, с другой стороны, я недостаточно хорошо знала жизнь, чтобы быть уверенной, разумно ли такое решение.

Через некоторое время граф возвратился. Дело было закрыто, вынесенное решение гласило, что графиня умерла от чрезмерной дозы снотворного, содержащего опий в большом количестве. Обнаружилось, что графиня страдала болезнью легких, - вспомнили, что от этой же болезни умерла ее мать. Врачи недавно обследовали графиню и решили, что она уже страдает ранней стадией этой болезни. Если графиня узнала об этом, то она поняла, что в будущем ее ждут тяжкие муки. Наиболее вероятное решение - узнав обо всем, графиня приняла большую дозу снотворного, длительное время применяемого в небольших дозах, которые, будучи совершенно безвредными, обеспечивали спокойный и крепкий сон.

После того как граф вернулся, ко мне в спальню пришла Ну-Ну. Похоже, мое смятение обрадовало ее.

- Итак, - сказала она, - вы думаете, что дело на этом закончено, не так ли, мадемуазель?

- Закон удовлетворен, - ответила я.

- Закон! Кто олицетворяет закон? Кто всегда олицетворяет закон? Он… он и ему подобные. Один закон для богатых… другой для бедных. Вот от чего все беды. У него есть друзья… повсюду. - Она шагнула ближе ко мне. - Он приходил ко мне и угрожал. Он сказал: «Ну-Ну, прекрати свои отвратительные сплетни. В противном случае можешь убираться отсюда. А куда ты в таком случае денешься, можешь мне сказать? Ты хочешь, чтобы тебя прогнали… прогнали из комнаты, где она жила… прогнали от могилы, где ты сможешь плакать и лелеять свою печаль?» Да, именно так он и сказал. Я ему ответила: «Вы были там. Вы заходили в ее комнату. А затем пришла эта женщина, так? Она пришла посмотреть, сделали ли вы то, что замыслили вдвоем?…»

- Прекратите, Ну-Ну, - сказала я. - Вы же знаете, что я пришла потому, что госпожа графиня изъявила желание видеть меня. Вы сами передали мне это. Когда господин граф уходил, она уже спала.

- Вы видели, как он уходил, да? Вы вошли… а он как раз выходил. О, точно говорю, это нечистое дело.

- Здесь нет ничего странного, Ну-Ну, - твердо сказала я. - И вам это известно.

Похоже, она удивилась.

- Почему вы так уверены?

- Я знаю, - ответила я. - Суд вынес решение. Я считаю, что оно - единственно возможное.

Ну- Ну безумно расхохоталась. Взяв ее руку, я дернула за нее.

- Ну-Ну, возвращайтесь в свою комнату. Попробуйте отдохнуть. Попробуйте успокоиться. Произошло ужасное несчастье, но все окончено, и нет смысла замыкаться на этом.

- Для некоторых все окончено, - печально проговорила она. - Для некоторых окончена жизнь… для mignonne и ее старой Ну-Ну. Вероятно, другие полагают, что для них все только начинается.

Я сердито покачала головой, а Ну-Ну внезапно села и прикрыла лицо руками.

Спустя некоторое время она позволила проводить себя в ее комнату.

Это я обнаружила камень с прикрепленной к нему бумагой. Он лежал в коридоре у двери моей комнаты. Вначале я увидела разбитое окно, затем заметила лежащий на полу предмет.

Я подняла его. Это был тяжелый камень, с прикрепленным к нему клочком бумаги. На нем было выведено неровными буквами: «Аристократ! Ты убил свою жену, но для богатых один закон, а для бедных - другой. Жди. Твое время придет».

На какое- то мгновение я в ужасе застыла с клочком бумаги в руке.

Возможно, я поступила неправильно, но я всегда принимаю решения быстро, хотя и не всегда правильно. Я решила, что никто не должен видеть это письмо.

Положив камень на пол, я вместе с клочком бумаги вернулась к себе в спальню. Расправив бумагу, изучила ее. Почерк был корявым, но у меня возникло подозрение, что кто-то нарочно попытался изобразить почти полную неграмотность. Я пощупала бумагу. Она была толстой и плотной, светло-голубого цвета, почти белая. Не на такой пишут письма бедняки - если они умеют писать.

В письменном столе моей спальни лежала писчая бумага с гербом замка, выполненным золотым тиснением. Клочок был той же фактуры, что и эта бумага. Вероятно, он был оторван от такого же листа.

Все это имело огромное значение. Возможно ли, чтобы в замке находился непримиримый враг графа?

Как всегда в подобных случаях, я подумала о своей матери. Я словно услышала, как она говорит мне: «Уезжай. Тебя со всех сторон окружает опасность. Ты уже достаточно запуталась в делах этого дома и должна немедленно покинуть его. Возвращайся в Англию. Поступи в компаньонки… гувернантки… а еще лучше, открой школу…»

Она права, думала я, граф начинает все больше притягивать меня. Он словно околдовал меня своими чарами. Я всеми силами стараюсь не верить в то, что он подсыпал смертельную дозу снотворного в стакан графини, и все же не могу сказать, положа руку на сердце, что совершенно не терзаюсь сомнениями.

В дверях появилась Марго.

- В окно опять бросили камень, - заявила она. - Прямо напротив твоей спальни.

Я подошла к ней и взглянула на камень. Марго пожала плечами.

- Глупые люди. Чего они надеются этим добиться? Случившееся никого не тронуло. Подобное становилось рядовым событием.

Граф послал за Марго и мною. Выглядел он старше и суровее, чем до смерти супруги.

- Я хочу, чтобы вы завтра выехали в Париж, - сказал он. - Думаю, так будет лучше всего. Я получил записку от Грассвилей. Они хотят, чтобы вы заехали к ним, но я полагаю, лучше будет, если вы остановитесь в моем дворце. Вы в трауре. Грассвили вас навестят. Можете делать любые покупки. - Он резко повернулся ко мне. - Полагаюсь на вас, что вы позаботитесь о Маргарите.