Сад лжи. Книга первая - Гудж Эйлин. Страница 16

Как же она боялась! Даже сейчас, быстро карабкаясь по ступенькам вслед за Брайаном в рано наступивших сумерках, она не могла не вспоминать о том, как на верхотуре ветер рвал вельветовый свитер, доставшийся ей от Марии. Как этот ее свитер в конце концов раздувался, словно парус: то пузырился на животе, то стегал под коленками. Сердце Розы буквально проваливалось куда-то в живот, в голове крутилась мысль о бедном Джимми Сторелли — ей представлялось, как она летит кувырком вниз, а потом разбивается об асфальт, и звук при этом такой, будто разбилась не она, а арбуз, выпавший на полном ходу из грузовика.

На полпути она обычно замирала, чувствуя, что колени превратились в желе.

— Больше не могу, — начинала она жалобно скулить.

И тут до нее долетал голос Брайана:

— Как это не можешь? Можешь! Знаю, что можешь. Это же совсем нетрудно, Роза. А если сорвешься, обещаю: я подхвачу. Ну, не бойся…

Самое удивительное, что она ему верила. Знала: Брай действительноподхватит, если она оступится. В этом не было ни малейших сомнений. Разве он не приходил к ней на помощь в трудную минуту? Ей припомнилось, как он вел ее в подготовительную группу — в тот день Мария, разозлившись на Розины слезы, которые лились без остановки, бросила младшую сестренку посреди школьного двора. Брайан был тогда уже в третьем классе, но все равно он не побоялся насмешек товарищей, что возится с малолеткой. Он дал ей тогда мятный леденец и, взяв за руку, отвел в класс. Ах, как приятно было чувствовать свою руку в его!.. Поэтому-то, вися на высоте пяти этажей, окоченев от страха, Роза знала наверняка, что Брай не подведет и сдержит свое обещание, хотя прекрасно понимала: оступись она — и все будет кончено, потому что удержать ее он все-таки не сможет.

Сейчас, переступая через последнюю ступеньку лестницы, Роза с улыбкой вспоминала свои детские страхи. От слегка бугрившихся листов толя на крыше веяло теплом. Роза на секунду остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к оранжево-серым сумеркам. Вон там, между печной трубой и вентиляционной шахтой, их „форт". Тайное убежище, ведомое лишь им двоим. Странно, оказывается, все на месте, все как было! Они оборудовали свое гнездышко много лет назад, подобрав остатки строительного мусора, — тогда как раз по соседству строили жилой дом, и вокруг валялись обрезки фанеры, стекловата в рулонах, куски сухой штукатурки, листы старого пенопласта, рваная клеенка для ванной с розовыми морскими коньками. Боже, до чего изумился Брайан, когда она продемонстрировала разработанную ею систему, позволяющую поднять весь этот хлам наверх с помощью веревок и блоков. „Стройка" на крыше была целиком делом их рук, если не считать, впрочем, ящика с инструментами, на время позаимствованного ими у мистера Макклэнана. Роли были распределены весьма четко: Брайан выступал в качестве архитектора, держащего в голове общий план всего сооружения, она — как бы прораба, отвечающего за то, чтобы каждая дощечка находилась в строго вертикальном положении, прежде чем в нее будет вбит очередной гвоздь, и ни одной щели не осталось не законопаченной.

Беда, однако, в том, решила Роза, проползая следом за Брайаном под нависающей над входом доской, на которой выжжено: „Наблюдательная вышка" (Брайан имел в виду, конечно же, холм, откуда вели свои наблюдения герои „Острова сокровищ"), что они оба переросли свое детство. Худенький мальчик, с которым она когда-то играла в индейцев здесь на крыше, превратился в сильного красивого юношу шести футов ростом, с литыми мускулами. Поэтому сейчас, полулежа на пенопласте и упираясь в одну стену головой, а в другую — ногами, он выглядел несколько забавно. Почти как Гулливер в стране лилипутов.

И все равно Роза почувствовала на душе странное спокойствие. Боже, сколько блаженных часов провели они тут вдвоем, скрытые от посторонних глаз. Чаще всего играли в карты. Большей частью в подкидного дурака. А иногда курили сигареты, если Брайану удавалось стащить у отца несколько штук. Однако главным для них были беседы о будущем: что ждет их, когда повзрослеют.

Что касается Брайана, то он в мечтах воображал себя писателем — вроде Эрнеста Хемингуэя. Свой первый роман Брай написал в тринадцать лет. Речь в нем шла об охоте на диких зверей, в основном в Африке. Роман изобиловал сценами кровавых схваток героев с носорогами или львами. А героиня в это время неизменно падала в обморок. Притом в самый неподходящий момент — например, на тропе, по которой спасалось бегством стадо слонов. Иногда Роза, читая, не могла удержаться от хохота, так это было смешно, но ей все равно нравилось.

Розины планы не отличались ни подобной ясностью, ни особой амбициозностью. Единственное, чего ей хотелось, это уехать из дома куда-нибудь подальше. Совсем далеко. Она мечтала, скажем, о побеге в Калифорнию, где Нонни, как она надеялась, ни за что не сможет ее разыскать. Или еще о том, чтобы пробраться на борт корабля (в крайнем случае просто на поезд) и зайцем ехать до тех пор, пока ее не высадят.

Проблема заключалась лишь в одном. Убежать — значило расстаться с Брайаном.

— О чем задумалась? — прервал ее воспоминания Брайан.

— О, слишком долго перечислять, — вздохнула Роза в ответ.

— Да, чувствую, дело серьезное, а?

Подтянув колени к груди, она прислонилась головой к стене „форта". От дождей и снега стену немного повело, но они в свое время все предусмотрели и поэтому сделали ее достаточно толстой — не меньше трех дюймов. К тому же стену намертво прикрутили проволокой к трубе. „Такая, — подумалось Розе, — выдержит настоящий ураган".

Она поглядела на Брайана. Он сидел, заложив за голову сцепленные руки. В сумеречном свете, пробивающемся сквозь рваную занавеску для ванны, видны были лишь контуры лица, все остальное тонуло в тени. Но вглядевшись, Роза узнала и линию длинного узкого носа, и его глаза. Для нее они были главным в его лице. Глаза святого — такие видишь на картинах в церкви: серебристо-серые, горящие внутренним светом, который поднимается неизвестно из каких глубин. О нет, Брайан отнюдь не был святым — она тут же подумала обо всех сигаретах, что он „одалживал" у своего отца, и о том, как он привязал машину брата Пола к пожарному гидранту. Но все равно он был единственным по-настоящему хорошим человеком, которого Роза знала, единственным, кто по-настоящему о ней заботился.

Роза отвернулась. Мысль о том, что эти глаза могут смотреть на нее с презрением, казалась невыносимой.

— Ты думаешь когда-нибудь о своих родителях… ну знаешь… что они занимаются этим не только друг с другом? — спросила Роза.

Брайан рассмеялся:

— Это с семью-то детьми? Даже если б они и хотели, откуда бы у них время взялось?

— Я вот все думаю… ну, о других людях. Могут ли они заниматься этим, если не женаты? — Роза отщипнула кусочек грязного серого пенопласта, служившего здесь подушкой, и добавила: — Да, Мария и Пит женятся.

— Вот здорово!

— Она беременна.

— О-о… — И, помолчав минуту, спросил: — Ты из-за этого плакала?

— Нет. Я за нее просто счастлива. Пит нормальный парень. Ей как раз этого-то и хочется. Я просто… — И в порыве чувств Роза рассказала ему о Нонниных обвинениях.

Брайан долго смотрел на нее, прежде чем ответить, а потом сказал как обычно — неторопливо и задумчиво:

— Даже если это правда, зачем ей понадобилось говорить об этом тебе?

— Чтобы выместить на мне свою злость.

— Но за что? Что плохого ты ей сделала?

— Она думает, это я убила своих родителей. На мать мою ей плевать. Это все из-за отца, на котором она была просто помешана.

— Господи! Ты же тогда только появилась на свет!

— Он был тогда в море. Радистом на эсминце. После того, как моя мать… После того, как я родилась, он вернулся… но всего на несколько дней. Я всегда думала, это потому, что он тоскует по матери и, когда смотрит на Марию, Клер и меня, он вспоминает о ней. Поэтому он дома и не задержался. Потом, когда его убили… он стал для меня самым большим героем. И моя мать тоже. Я воображала, что она святая, как Жанна д'Арк. И вот теперь Нонни говорит… — Рыдания подступили к горлу, и Роза замолкла.