Сад лжи. Книга первая - Гудж Эйлин. Страница 32

„Чертова Клер с ее дурацкими четками! Так и не помогла!"

Гнев душил Розу, придавал ей силы. Поддерживая Нонни, она кое-как дотащила ее до ванной комнаты. В конце концов ей удалось стащить с Нонни перепачканный халат и посадить старуху в ванну. Она открыла краны и вытащила из шкафчика мочалку. Теперь предстояла самая грязная работа — мыть бабку.

„Только не думать, — приказала она себе. — Когда думаешь, еще хуже".

Розе представился гигантский шприц, наполненный новокаином. Вколоть его и отключиться. Ничего не чувствовать. Можно будет делать все чисто механически, а мыслями унестись далеко-далеко отсюда.

К Брайану. Сегодня вечером. Они договаривались провести его вместе, и ничто не должно помешать свиданию. Даже если миссис Слатски не сумеет прийти.

Брайан говорил, что ему нужно кое-что с ней обсудить. Это крайне важно. Господи, пусть он скажет, что не может больше ждать. Что мы поженимся прямо сейчас, а не через год. Я больше не могу без него.

Ужасный звук прервал Розины мечтания, возвратив ее на землю.

— Гарагх-х-х-х-х…

Это Нонни силилась что-то сказать. Роза почувствовала брызги старухиной слюны на своей щеке. Выцветшие голубые глаза Нонни бешено вращались, указывая на дверь.

— Га-а-а-а-ра-а-ггг-х-х-х…

Наконец до Розы дошло. Клер. Нонни хочет видеть Клер.

Роза поглядела на бабкино высохшее, обтянутое серовато-белой кожей тело, беспомощно трепыхающееся в грязной зловонной воде. И почувствовала, что ее как бы ударили под дых.

Нонни плевать, что Роза надрывается, таская ее по квартире, ежедневно занимается ее кормежкой и… таким вот мытьем, как сегодня.

А ей подай Клер!

Кстати, где этачертова Клер?

Обернувшись, Роза увидела, что сестра стоит на коленях на том самом месте, где упала Нонни. Губы Клер беззвучно шевелились.

Гнев, охвативший Розу, на этот раз был подобен порыву ветра: он промчался через ее мозг, огнем обжег сердце. Ей хотелось ударить сестру, чтобы она упала!

Но порыв гнева угас столь же быстро, как и возник.

— Она хочет тебя видеть, — устало произнесла она, не имея сил начинать спор с Клер и плюхаясь на диван: полиэтиленовый чехол печально вздохнул.

Заморгав, сестра улыбнулась — ну прямо очнувшийся ото сна безгрешный младенец.

— Да-да, конечно… — проговорила Клер, поднимаясь с колен и одергивая платье.

Она беззвучно вышла из комнаты в своих ботинках на толстой резиновой подошве.

„Думай о Брайане!" — приказала себе Роза, опуская голову на сцепленные руки, из последних сил пытаясь отодвинуть от себя и тошнотворные запахи, и дикий смех, раздававшийся с телевизионного экрана.

Казалось, Роза плывет над городом.

Где-то далеко внизу остались и Нонни, и вся их чертова квартира на К-авеню. Осталось все то, что причиняет ей боль и страдания.

На самом деле она лежит в кровати — в теплом углублении, образованном их сплетенными под одеялом телами. И словно колышется на сладких волнах, посылаемых ритмическими ударами сердца Брайана. Как ей покойно! Как безопасно!

Брайан! Прекрасный Брайан! Ее любовник. Как странно и непривычно было думать о нем так — тогда, в самом начале. Какая это была радость — первая встреча с ним! А какой стыд она испытала! Ее прямо мутило. На глазах сами собой выступили слезы. А Брайан? Боже, до чего он был опечален, как боялся, что сделал ей больно! Она успокаивала его, а он — ее. И вот, сами того не замечая, они снова занялись любовью.

Девять лет. С тех пор прошло целых девять лет! Матерь Божья, неужели так много?

С того дня Роза перестала исповедоваться в церкви. Что толку было ходить туда? Говорить Богу, что ты жалеешь о случившемся, когда в глубине души знаешь: все равно будешь делать то же. Да и как можно остановиться? Любовь к Брайану — это единственное, что помогает ей жить!

Оставалось лишь надеяться, что Господь с Его бесконечной милостью сумеет понять и простить ее.

Она слегка подвинулась, чтобы лучше видеть лицо Брайана. Приподнявшись на локте, она посмотрела в окно поверх его плеча. На улице горел фонарь, и его свет создавал волшебное кольцо из тумана, прорезаемого хлопьями снега, который островками покрывал зелень спортивного поля за их домом. А справа, как всегда, нависала темная тень Батлеровской библиотеки.

Сколько раз лежала она вот так в его комнате общежития „Хартли Холл", глядя в окно второго этажа. Лежала и думала: когда же наконец им не надо будет урывать минуты, чтобы быть вместе?

„Скоро, — пообещала она себе, — скоро мы будем вместе. В самом крайнем случае — через год. И тогда все изменится! Как мы и мечтали. И если уж столько времени пришлось ждать, то еще немного — это нетрудно".

…Взгляд ее вернулся в комнату. Собственно, это даже не комната, а каморка. Большой встроенный шкаф. Вдоль испещренных следами чертежных кнопок стен тянутся деревянные и металлические полки, доверху заставленные книгами. Сколько раз она мечтала, что когда-нибудь у нее будет время их все прочесть! Хемингуэй, Фолкнер, Фитцджеральд, Джойс, Бодлер… В углу, на изрезанном дубовом столе — старенький „ундервуд", рядом из коробки торчат отпечатанные страницы. Страницы романа, который Брайан начал писать еще до того, как погрузился в свой диплом.

Она прочла его, и ей понравилось. Даже очень. Гордость за Брайана так и распирала ее, согревала сердце. И какое значение имеет, что матрац продавлен, а у них с Брайаном нет за душой и цента. В один прекрасный день он станет знаменитым. В этом нет ни малейшего сомнения. И его книги будут наверняка стоять на таких же вот полках в студенческих общежитиях рядом с книгами Джойса и Фолкнера.

Она принялась внимательно изучать лицо Брайана: в тусклом свете, проникающем с улицы, оно, казалось, состояло из одних плоскостей и впадин. На лбу и переносице поблескивали капельки пота. Она слизнула одну с виска, ощутив на кончике языка солоноватый вкус.

— М-м-м! Так бы и съела тебя всего! — шепнула Роза, нежно потеревшись носом о шею Брайана. — Только вот что я потом стану делать, когда от тебя ничего не останется?

— Роза… — Брайан неожиданно сел, сбросив одеяло на пол, так что ей тут же стало холодно. — Я все время забываю тебе рассказать одну вещь… Хотя должен был бы сделать это до того, как… — Он отвел взгляд: его гордый профиль резко выделялся на фоне окна. — Господи Иисусе! До чего мне это ненавистно. Право, не знаю, как к этому приступить…

Задрожав, Роза обняла себя руками, прижав локти к животу. Что-то тут не то! Чутье ее не обманывает. Она почувствовала неладное еще раньше, когда он пришел к ней в последний раз. Его движения были непривычно яростными: похоже, он хотел причинить ей боль.

— Что случилось, Брай? — Она тоже села, завернувшись в пододеяльник, словно защищая себя от известия, которое наверняка будет плохим.

— Мне бы надо было рассказать тебе об этом еще до того, как… Но понимаешь, когда я тебя вижу, то забываю обо всем на свете. И единственное мое желание — обнять тебя покрепче и привести сюда.

Роза нервно рассмеялась:

— Знаю. Мечта каждого сопливого мальчишки, который, как ты, прислуживал у алтаря. Мечта о чистенькой девочке-католичке. Наверное, ею разбавляют святую воду, чтобы вызвать половое возбуждение. Ее, эту воду, надо было бы разливать по флакончикам — вместо духов. „О-де Ватикан". Как, по-твоему, Папа бы разрешил? — Она все говорила и говорила, чтобы не слышать того, что предстояло услышать. — Господи! Ты помнишь эти страшные муки совести, которые я испытывала? О, как хорошо я представляю себе состояние мучеников, надевших власяницу…

— Роза. Призывная лотерея. Выпал мой номер.

Его слова прозвучали, как удар чугунного шара, которым ломают каменную стену дома. Глухой шум в ушах никак не хотел стихать.

— Невозможно!

Но произнося это, она уже чувствовала, как сжались ее мышцы и холодные капли побежали по спине.

— Но так случилось.