Сад лжи. Книга первая - Гудж Эйлин. Страница 37

„Да ты что, с ума сошла? — обрушилась она на самое себя. — Конечно, ты переедешь отсюда к Дэвиду. А как же еще?"

— …да этот человек просто маньяк. Чертов маньяк! Какие там, ко всем матерям, обращения в суд из-за неправильного лечения! Его надо брать и арестовывать. Будь у меня влияние на правление, я бы…

Дэвид остановился посреди комнаты, подошел к незанавешенному окну, выходящему на Гров-стрит. Днем, стоя тут, можно было вдыхать волшебный аромат итальянской пекарни, видеть, как из антикварной лавки выносят старинные комоды, или наблюдать за парочками, забегавшими перекусить в бистро „У Пьера".

Сейчас, однако, за окном было темно. Единственное, что видела Рэйчел, это туманное отражение Дэвида в оконном стекле: высокий, отлично сложенный мужчина, темно-синие брюки со стрелкой и светло-голубой свитер, гладкая прическа… Ничего от входившей в моду небрежности в одежде и стиле жизни. Единственная уступка моде — туфли на босу ногу. Похоже, он только что сошел со страницы ежеквартальника для мужчин „Джентльмен Квортерли", где еще при желании можно прочесть подпись под фотографией: „ПРИНСТОН. ВЫПУСК 60 г.". Но видя сейчас, как контрастирует его гордый профиль с играющими на скулах желваками, следами напряженной внутренней борьбы с самим собой, Рэйчел не могла с растущей тревогой не подумать, что в Дэвиде с трудом уживаются два совершенно разных человека. Ей показалось: сейчас она узнает о нем что-то такое, о чем лучше никогда и не догадываться.

Она отвела взгляд от его лица, переведя глаза на маленькие мокрые круги на дубовом столике, где стояли их рюмки. Дэвид так и не прикоснулся к своей, как, впрочем, и она, и теперь весь лед растаял.

Рэйчел опустила ноги на пол и рывком встала.

— Пойду принесу еще льда, — произнесла она с наигранной веселостью. — Может, принести и какой-нибудь еды?

„Ничего, сейчас он успокоится — и я ему все скажу", — решила она.

— Ну, что там у нас в меню? — бросил ей вслед Дэвид, увидев, что Рэйчел замешкалась среди разбросанных перед стерео пластинок.

Она остановилась и с улыбкой взяла два альбома, подвернувшихся под руку: „Сюрреалистическая подушка" и „Беверли-Хиллз" в Ковент-Гардене". В этих альбомах в сущности заключается вся разница между ней и Кэй Кремпел.

Рэйчел тут же вспомнила свой выдержанный вполне в сюрреалистическом духе разговор, состоявшийся у нее утром с Кэй, перед тем как они разбежались. Она сидела в кресле, нахохлившись, с опухшими от слез глазами. Кэй стояла возле раковины, попивая большими глотками растворимый кофе, словно какой-нибудь гангстер в прокуренном салуне на Диком Западе, — в ореоле черных кудряшек, в белом брючном костюме, подчеркивающем ее пышную грудь, в сабо на толстой подошве.

— Я не берусь сказать, что именно тебе надо делать, — сказала ей Кэй. — Что бы ты ни решила, это должно быть твоерешение, исходящее из твоихинтересов, а не Дэвида, — она мрачно улыбнулась подруге, оторвав губы от большой кружки. — Знаешь, я всегда думала, что у нас, баб, есть в душе какой-то могильный камень, под которым мы хороним свои желания, уступая настояниям мужчин. Но они ведь, наверное, не могут там находиться вечно, правильно? Мы все же не забываем о том, что похоронено…

Вздрогнув при этом воспоминании, Рэйчел положила пластинки на место. Боже, Кэй, почему ты так уверена, что его и мои желания не совпадают?

Она внимательно посмотрела на приближающегося Дэвида: лицо улыбчивое, ни следа былого раздражения. В общем, подумала она, можно расслабиться.

Заглянув в холодильник, занимавший большую часть старомодно обставленной кухоньки, она пробежала глазами по полкам.

— Молоко. Яйца. Ореховое масло. Китайская лапша и остатки курицы. По крайней мере, вчера именно это я и ела, — пробормотала она, принюхиваясь к содержимому завернутого в фольгу блюда. — Пожалуй, лапшу лучше выкинуть. Похоже, у нее срок годности давно прошел.

Неслышно подойдя сзади, Дэвид обвил ее руками и, уткнувшись носом в шею, промурлыкал:

— Давай обойдемся без ужина. Я не очень-то и голоден. Лучше я потом сделаю омлет.

— „Потом"? — Выскользнув из его рук, она вопросительно уставилась на него.

Только сейчас она почувствовала, как колотится в груди сердце. Будь он проклят! Чтобы до такой степени его хотеть! Стоит ему только взглянуть на нее — и все, она уже готова. А если он прикоснется и поцелует, — сразу делается мокро между ногами. Совсем как у алкоголика, которому достаточно одного глотка спиртного, чтобы отключиться.

Дэвид не подозревал о глубине той страсти, которую он в ней вызывал. Она искусно делала вид, что ей все нипочем. И делала это с умыслом. Дэвид предпочитал не обсуждать будущее. Что ж, ее такое положение вполне устраивает. Ведь ни о какой свадьбе она тоже не думала. Другое дело жить вместе. Этот вариант ее устроил бы. Но опять же не сейчас, а когда оба они для этого созреют.

„Но это было до… — мысленно сказала себе Рэйчел. — До ребенка. Теперь Дэвиду придется поговорить о нашем будущем. И о планах, которые с ним связаны".

Снова посмотрев на него, она уже открыла рот, чтобы сообщить ему новость. Но передумала. Дэвид как раз посмотрел на нее одним из тех взглядов, от которых ее колени сразу же становились ватными. Глаза с поволокой, льдисто-зеленые, полуприкрытые золотом ресниц; уголки рта слегка приподняты — с намеком. Ничего от доктора Слоана, холодного, деловитого. Просто Дэвид. Ей было видно, как пульсирует кровь в венах на шее: толстая яремная вена справа казалась особенно нетерпеливой. Она сразу представила себе его член — твердый, с натянутыми жилами, с нежным розовым кончиком, влажным, как лепесток цветка.

„Господи Иисусе, — подумала она. — Я сейчас могла бы кончить. Просто глядя на него".

Рэйчел чувствовала и силу его желания: прижав ее к открытому холодильнику, — металлические решетки полок неприятно вдавливались в спину, — он медленно провел руками по ее животу и нежно сдавил груди.

— Какие прекрасные, какие спелые… — пробормотал он. — Зря я сказал, что не голоден.

Рэйчел пожалела, что не догадалась надеть что-нибудь более сексапильное, женственное. Нет бы надеть шелковый розовый халат вместо этой старой выцветшей рубахи Кэй.

И тут она поняла, что это глупо. Какое имеет значение, что на ней будет надето. Через минуту все равно все будет на полу.

Рэйчел теснее прижалась к Дэвиду, захлопнув дверцу холодильника. Он уже нетерпеливо, яростно расстегивал пуговицы на ее рубашке, не обращая внимания на одну, которая болталась на перекрученной нитке и сейчас, оторвавшись, покатилась по старому красному линолеуму.

— Не здесь, — нервно засмеялась она, дрожа от возбуждения. — Кэй может сегодня вернуться раньше. Пошли в спальню.

Дэвид в ответ рассмеялся:

— Я же сказал тебе, что голоден.

„Господи! Ему ведь все равно, увидит нас кто-нибудь или нет. Он что, собирается взять меня прямо здесь, на полу?"

Мысль об этом одновременно и тревожила и возбуждала. Она почувствовала странную слабость. Груди, более тяжелые и чувствительные, чем обычно, были налиты и пульсировали — твердый сосок упирался в мягкую ткань рубашки. Тепло струилось сквозь нее, подобно песчинкам в песочных часах, оседая между ногами. Казалось, чья-то горячая потная рука сжимала там ее плоть.

„О Боже! Боже милостивый! Стол!"

Он настойчиво подталкивает ее к маленькому круглому столу. Приподнимает над ним. В его движениях появилась даже некоторая грубость. Он нетерпеливо стягивает с нее трусики, которые никак не хотят слезать с бедер, потом сбрасывает их с ног, свешивающихся с края стола. Она чувствует, как лакированная сосновая поверхность холодит ей зад; шершавая соломенная салфетка больно впивается в кожу. Дэвид сам не раздевался — только расстегнул ширинку и слегка приспустил брюки на узких бедрах.

Рэйчел зажмурила глаза, вся замерев в ожидании. Готовая к первому вторжению. И еще как готовая! Неожиданно она почувствовала между ногами что-то твердое, непривычное для нее. Это слегка удивило ее. Ведь это был не его член, а пальцы! Которые он то вводил, то вынимал из влагалища равномерным ритмичным движением.