Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 118

Пока она размышляла, время ушло. Дитрих почувствовал чужой взгляд, оторвался от созерцания водной глади, посмотрел туда, где стояла девушка. На самом деле, вычислил без труда её местоположение или же случайно угадал, можно было лишь предположить. Теперь Аманда не видела смысла убегать. Гордо вскинула голову и направилась туда, где стоял Ланц. Он даже малейшей заинтересованности в её личности не проявил. Посмотрел и вновь отвернулся. Аманду это совсем не задело. Она не относила себя к тем девушкам, что готовы драться за мужское внимание. С некоторых пор она равнодушно относилась к вниманию со стороны, иногда оно её угнетало. Хотелось стать невидимкой. Жаль, что плаща, способного сделать её незаметной для окружающих, в природе не существовало.

Аманда засунула руки в карманы кожаной куртки, сделала музыку в наушниках потише на случай, если Ланц все же соизволит с ней заговорить, и ускорила шаг. Зачем идет туда, сама точно определить не могла. Вот и встретились два одиночества, которым есть о чем поговорить? Вполне могло оказаться, что основная причина именно в этом и кроется. Ведь других причин обращаться к Ланцу у нее просто не было.

Дитрих не ожидал увидеть девушку ещё раз. Да и тогда её появление стало для него не самым приятным сюрпризом. От всех людей он ожидал подвоха, вспоминал, сколько грязи вылилось на них с Люси со стороны её и его одноклассников, так что теперь эта притворная забота казалась издевательством.

Ланц не был точно уверен в том, что Аманда тоже входила в число сплетников, но и особого доверия к ней не было.

Подойдя ближе, она ухватилась ладонями за ограду моста. Почему

то в присутствии Ланца Аманда вновь почувствовала себя неуверенно, будто её вот

вот толкнут в пропасть, а она даже сопротивления на первых порах не окажет. Полетит, как милая, и это будет казаться само собой разумеющимся поступком. Странное чувство. Неуверенность, смешанная с малой толикой страха и сомнений в правильности совершаемых поступков. Ведь она могла сделать то, чего не сделала. Развернуться и пойти домой, а не навязывать свою кандидатуру в качестве собеседника.

Тем более, Ланц не давал повода думать, что ему необходим собеседник. Скорее, наоборот старался показать свою независимость от окружающих, стремление отгородиться от окружающего мира. В его собственном мире не было места для посторонних людей. Аманда считалась посторонней, автоматически переходила в категорию потенциальных врагов.

– Ты снова не позаботилась о плаще

невидимке? – спросил Дитрих небрежным тоном, размахиваясь и бросая в воду очередной камень.

Его это незамысловатое занятие успокаивало.

– Отправила в химчистку. Запылился. Долгое время я его активно эксплуатировала, – отозвалась Аманда.

– Что заставило сейчас отказаться от его ношения? При желании можно сделать множество копий. Носить их, когда оригинал в химчистке.

– Быть может, просто надоело бежать от общества? Пусть оно убегает от меня в ужасе, а я буду идти вперед, не обращая ни на кого внимания.

– Занятная мечта.

– Почему ты думаешь, что это просто мечта?

– Потому что люди редко меняются. Примерив на себя один образ, они редко от него отказываются. Чаще боятся экспериментов. Останавливаются на проверенном варианте.

– Для меня это не проблема.

– Да?

– Да.

– Откуда такая уверенность?

– Одно время играла в театре. Знаю, на что способна.

– Иногда творческие личности еще закоплексованнее, чем люди, не имеющие никакого отношения к искусству.

– С чего ты взял?

– Одно время занимался фигурным катанием. Тоже своего рода творчество. Насмотрелся на многое.

– Танцы на льду?

– Нет, просто фигурное катание. Почему спрашиваешь?

– Мне кажется, что в танцах на льду нужно больше актерского мастерства, чем в обычном катании.

– Возможно, – пожал плечами Ланц. – Никогда об этом не задумывался.

Аманда усмехнулась, чем вызвала недоуменный взгляд в свою сторону.

– Извини, – хмыкнула она. – Просто слабо представляю тебя на льду.

– Почему?

– Не знаю. Просто довольно странно думать о тебе, как о фигуристе.

– Довольно странно думать о тебе, как об актрисе.

– Охотно верю, – согласилась девушка.

Невольно потянулась за сигаретами, потом вспомнила, что не курит. Во всяком случае, последние несколько недель она не притрагивалась к сигаретам ни разу, решив, что пользы от них никакой, а вреда предостаточно.

– И даже спорить со мной не станешь?

– Какой в этом смысл? Тот, кто видел мои выступления, знает, какая из меня актриса. Те, кому не довелось наблюдать, редко верят.

– Вот оно что.

– А ты?

– Я?

– Не станешь переубеждать меня в том, что ты прекрасен на льду, и я просто ничего в этой жизни не понимаю?

– Нет. Не стану.

– Почему?

– Не люблю тратить время на глупости.

– К глупостям относится разговор со мной?

Дитрих удивленно посмотрел на собеседницу. Её глаза сегодня были скрыты темными очками, так что увидеть её реакцию на свои слова Ланц не мог.

– Учти, я этого не говорил.

– Но подумал.

– Подумал, – согласился он.

Аманда снова засмеялась. Она оказалась довольно прозорливой. Понимала, что к чему.

– Тогда почему до сих пор обида не отразилась на твоем лице?

– Она и не отразится.

– Правда?

– О, да.

– А почему?

– Я знала, на что шла, так что с тебя никакого спроса нет. Интересно другое.

– И что же?

– Почему ты продолжаешь со мной разговаривать? Ты же считаешь, что этот разговор – глупость. Так зачем тратить время?

– Мало ли мы в жизни совершаем глупостей? – философски заметил Ланц. – Великое множество. Этот разговор не самое страшное, что может произойти в моей жизни.

– Верно, – заметила Аманда, доставая плеер и проматывая плей

лист на пару композиций назад.

Музыка у нее всегда была под настроение. А поскольку настроение почти всегда было мрачным, то и музыка оказалась ему под стать. Временами Аманда подумывала о необходимости перемен в жизни. Когда не стало Эштона, она потеряла часть себя. Из цельной личности превратилась в осколочную, неполноценную, как ей самой казалось. В голову закрадывались мысли, что для избавления от призраков прошлого нужны кардинальные перемены. Например, в очередной раз сменить цвет волос, но не на привычные рыжий или светлый. На что

то радикальное вроде зеленого или красного. Перестать слушать готику и начать прививать себе любовь к поп

музыке, а потом и одежду начать носить ярких цветов, забросив вещи черного цвета в дальний угол. Такие мысли вызывали у Аманды только улыбку. Она понимала, что долго в том образе не продержится. Слишком утомительно играть роль, неподходящую к душевному состоянию, все равно, что раздвоение личности устроить. Сейчас ближе всего ей было именно такое состояние, – мрачное одиночество.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Дитрих.

Только сейчас он вспомнил, что не знает имени своей собеседницы. Она, скорее всего, его имя знала. Помнила ведь по школе. Не то, что он её.

– Аманда Грант, – ответила девушка. – Твое имя, впрочем, как и прозвище, мне знакомо.

– Прозвище? – хмыкнул Ланц.

– Доберман, – произнесла Аманда, отметив попутно отметив, как собеседник скрипнул зубами.

Ему эта кличка была не по душе.

Грант понимала почему. Она тоже не стала бы радоваться, назови её кто

нибудь из близких людей доберманом. О посторонних даже речи не шло, там бы она, не задумываясь, высказала в ответ все, что думает о них. Вряд ли эта речь стала бы образцом чистого, литературного языка.

– Тупое прозвище, – прошипел Дитрих, запуская в полет очередной камешек.

– Не хочу тебя обижать, но оно тебе подходит.

– Правда?

– Есть в тебе что

то такое, что невольно наводит на мысли о бойцовских собаках, – призналась Аманда. – Паркер очень наблюдателен, не могу этого отрицать. Ведь это Эшли дал тебе такое прозвище? Или я ошибаюсь.