Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 64

У Аманды уже изрядно болели ноги. Она жалела, что на репетицию надела туфли на высоком каблуке. Просто она купила их совсем недавно, они были потрясающе красивыми, на её взгляд, а выбраться в них она пока никуда не успела. Вот и решилась пойти на репетицию в них. Удобные, практичные и почти ставшие для её ног родными кеды остались дома. Сейчас у Аманды было совершенно иное настроение. Ей хотелось быть леди, а не девочкой с мальчишескими замашками.

Ради такого случая, она и оделась соответствующе.

Рубашка с галстуком, шорты, плащ, которым Аманда тоже никак налюбоваться не могла. Он, на самом деле, был для нее верхом дизайнерского искусства. Яркий, красный, привлекавший внимание. Не обыденный черный, серый или бежевый. Нет, на такие расцветки она и смотреть не стала бы, а вот на красный купилась незамедлительно.

В руках у неё был зонтик. Такой же ярко

красный, как и плащ.

Цвет крови, как неосторожно заметил тогда кто

то.

Если бы он только знал, что его слова окажутся пророческими.

Родители в тот вечер были заняты. Ужинали со своими деловыми партнерами. Эштон вновь искал приключения на свою голову, старательно обхаживая очередную «принцессу», которая на деле оказалась не так прекрасна, как виделась изначально. Она была самой обыкновенной, неинтересной, а временами откровенно глуповатой. Но в тот момент Эштон считал её королевой своей жизни, волочился за ней, трогательно ухаживал и пытался добиться взаимности. Надо сказать, именно в тот вечер у него получилось.

Пока Эштон очаровывал свою девушку, а потом пожинал плоды трудов своих, занимаясь с ней сексом, Аманда умирала в грязной подворотне, истекая кровью. Дождь смывал кровь. Смешавшись с водой, она текла по асфальту. Бледно

розовые струйки, стекавшие по коже на асфальт. Расширенные от боли зрачки и желание умереть поскорее, только бы больше не чувствовать того, что с ней происходит. Только бы больше не было боли. Только бы никогда не повторилось это всё.

Её сердце, верившее в людей, было разбито в тот вечер. Да так потом никто и не склеил.

На всю жизнь у нее остались воспоминания в виде уродливых тонких шрамов по всему телу. Пока они были ещё свежими. Их было много. Очень

очень много.

Аманда поняла, что теперь её удел – одежда с длинным рукавом и юбки в пол. Только так она сможет скрыть свои шрамы, только так она перестанет ужасаться, каждый раз ненароком ловя в зеркале свое отражение. Раньше у нее была молочная кожа, идеальная, без единого изъяна, а теперь от нее осталось лишь воспоминания.

Вообще

то Аманда легко могла избавиться от них. Средства позволяли, и родители обещали найти ей хорошего врача. Но Аманда неожиданно повела себя непредсказуемо. Она заявила, что не станет сводить шрамы до тех пор, пока виновник её страданий не будет наказан.

Он так и не получил по заслугам.

Он до сих пор гулял по свободе. Был счастлив и ни о чем не жалел.

Встречаясь с ним на переменах, Аманда всегда смотрела ему в глаза, стараясь найти там, хотя бы на самом дне, сожалению о произошедшем. Но он только презрительно хмыкал и бросал небрежно:

– Живучая, принцесса.

– Сдохни, тварь, – шипела она сквозь зубы.

Он смеялся и слал ей воздушные поцелуи.

Она отправляла его в дальние дали известным жестом.

Аманда никак не могла забыть тот день и тот дождь…

Помнила, как шла, не оборачиваясь по дороге. Как услышала, что кто

то идет за ней и попыталась оторваться от преследователя. Плутала по городу, стараясь затеряться среди улочек. Старалась контролировать свой страх, не давая ему вырваться наружу. Все время успокаивала себя, говоря, что мысли о преследователе – игры подсознания. Но правда оказалась жестокой.

Окончательно убедившись, что это её «ведут», Аманда побежала. Не раздумывая. Не снимая неудобную обувь. Раньше удача всегда улыбалась девушке. В этот раз она тоже надеялась на удачный исход, но сама же себя и загнала в ловушку.

На улице уже стемнело окончательно.

Аманда бежала, не разбирая дороги, мысленно костеря себя на все лады за то, что, отправляясь на репетицию, не позаботилась о своей безопасности. У нее не было при себе сумочки, а, следовательно, не было и ножа для бумаг, который она всегда носила с собой, в целях самообороны, разумеется. Она всегда опасалась чего

то подобного, а в тот день проявила небывалую беспечность.

Телефон сел и не подавал никаких признаков жизни. Всё и все играли против Аманды.

Каблук зацепился на выбоину в асфальте, и девушка, коротко вскрикнув, упала. Надежды оторваться и скрыться от преследователей не осталось. При падении Грант неслабо ударилась, разбив в кровь колени, из раны на подбородке сочилась противная, липкая жидкость. Аманда умудрилась распороть себе кожу валявшимся на дороге осколком. Он был мелким, но Аманда по закону подлости на него налетела.

Зонтик отлетел в сторону, и теперь она даже приблизительно не знала, где искать свою вещь. В мозгу лихорадочно билась одна и та же мысль: «Не спастись. Не спастись». Аманда пыталась избавиться от этой мысли, думая о зонтике, о разбитых коленках, о том, что завтра ей нужно идти в школу. О чем угодно, только бы не о приближении смерти, чьё зловонное дыхание уже опаляет её лицо. Так близко, словно вот

вот коснется своими устами её губ и заберет жизнь.

Аманда разревелась. Она чувствовала, как в груди образовался комок, как все сжимается в предчувствии беды, как отнимаются ноги, в теле появляется слабость. Она сама будто тряпичная кукла. Марионетка, которую дергают за ниточки. Ею легко можно управлять, сама она ничего не умеет.

Преследователи подошли совсем близко.

Аманда невольно попыталась отползти назад. Наткнулась ладонью на осколок стекла, но не закричала, только прикусила губу от боли.

Кричать не получалось. От страха она на время потеряла дар речи. Хотела бы позвать на помощь, но язык не слушался. Вместо слов с губ срывались только невнятные хрипы.

Она помнила, как холодное лезвие в первый раз коснулось её кожи, как острая боль прошла импульсом по телу, возвращая к жизни, пробуждая вновь временно уснувшую возможность говорить. Помнила, как закричала тогда во всю мощь своих легких, срывая голос. Это была не просьба о помощи, это был крик отчаяния.

Аманда хотела заорать во второй раз, но не смогла, рот ей зажали. Она укусила эту ладонь. Рот наполнился слюной с привкусом ржавого металла, от души укусила, до крови.

– Сука, – услышала она в свой адрес, получив пощечину.

В итоге в рот ей запихнули какую

то мерзко воняющую прогорклым маслом тряпку, и больше кричать девушка не могла. А лезвие все порхало и порхало по её телу. Кажется, она даже пару раз теряла сознание, и эти моменты беспамятства казались счастьем. Когда же она вновь приходила в себя, и на нее обрушивался поток отборной брани, физических страданий и равнодушия со стороны нападающих, Аманда жалела, что все это время была в обмороке, а не умерла.

Но самым отвратительным моментом её воспоминаний стал эпизод появления на сцене непосредственно виновника событий, организовавшего покушение.

В очередной раз теряя сознание от боли, находясь в пограничной зоне между явью и беспамятством, она услышала визг тормозов, а потом шаги по лужам. Осторожные, словно идущий боялся запачкать ботинки. Примерно так все и было, на самом деле.

Он, действительно, боялся грязи на своих идеально отполированных ботинках.

Он вообще боялся грязи, в любом проявлении. Кристально

чистая репутация без единого пятнышка, вот что можно было сказать о нем. В школе он вел себя высокомерно, держался особняком, позиционируя себя, как короля жизни.

Не ошибался, конечно.

Вокруг него всегда были толпы народа. Девчонки, вешавшиеся ему на шею.

Парни, заглядывавшие в рот, только бы он позволил им крутиться поблизости.

Он подошел близко, присел на корточки и заботливо провел пальцем по ране на её подбородке. У него были удивительно холодные пальцы, как успела отметить Аманда.