Фрейлина - Дрейк Шеннон. Страница 53
— Клянусь тебе своей честью: что бы ни случилось, я буду любить тебя до последнего дня моей жизни, каждой каплей крови, каждой частицей моей плоти и моей души…
— Рован! — беззвучно вскрикнула она, и ее губы снова слились с его губами.
Потом она стала ласкать его плечи, проводя по ним языком, даря утонченное наслаждение. А ее ладони, изящные и соблазняющие, в это время скользили вдоль всего его тела. Он чувствовал в своем сердце страсть и должен был поклясться в этом телесно, как только что поклялся в верности словами. И он с яростной силой схватил ее, повернул так, что она оказалась под ним. Подчиняясь вспышкам нарастающей страсти, он ласкал ее самыми откровенными ласками, соблазняя и маня влажными, обжигающими касаниями языка и нежными гладящими движениями. Никогда ни одну женщину он не ласкал так страстно, так настойчиво и так нежно. Как бы сильно ни пылало его тело, оно не могло передать все, что хотела сказать его душа. Он чувствовал, что никогда не устанет любить ее. Она возбуждала его снова и снова, когда приподнималась навстречу его желанию. Под конец оба они лежали, глотая ртом воздух и дрожа, сплетясь руками и ногами. Он не хотел уходить от нее, не хотел расставаться с ней.
— Мы уедем отсюда. Сегодня вечером, — тихо сказал он.
— Рован, мы не можем уехать. Нас послала сюда одна королева и пригласила в гости другая.
— У меня есть земли в Англии и благодаря им есть права, — заявил он.
Гвинет наконец отодвинулась от него и стала гладить его лицо. На ее губах играла улыбка.
— Рован! Мы тратим столько времени на молитвы о том, чтобы нашей королевой не управляли страсти. Мы не должны уехать отсюда в гневе и без разрешения. По-моему, Елизавета очень уважает тебя. Поговори с ней снова. Мы не можем стать ей врагами.
Лежавший неподвижно Рован подумал, что ему все это безразлично. Потом он наконец вздохнул:
— Я сейчас позову Энни, чтобы ты не оставалась одна.
— И попроси Елизавету, чтобы она разрешила тебе поговорить с ней наедине. Она хотела устроить переполох, по всей видимости, это так. Но хотя я и не знаю ее, чем больше я думаю над этим, тем меньше верю, что она желала именно того, что произошло. Я не верю, что отношения между двумя странами могут столь напряженными из-за такого… — Она прикусила губу, встряхнула головой и закончила: — Такого обычного случая: один мужчина пожелал любовницу другого.
Рован отодвинулся от нее и сурово нахмурился. Его лицо вытянулось.
— Разве ты ничего не слышала из того, что я тебе говорил?
Гвинет улыбнулась:
— Как раз наоборот. Я наслаждалась и вздрагивала от счастья при каждом твоем слове. Но для Дадли, если он и знал что-то, важно было только, что ты — великий лорд Лохревен, а я — леди, у которой гораздо меньше земли. В прошлом ты женился на богатейшей наследнице, а меня вряд ли назовешь такой. Я здесь защитница королевы Марии и потому не очень ценная добыча для мужчины.
— Нет добычи ценней, чем ты, — хрипло произнес Рован.
— Я боюсь: вдруг я сплю, потом проснусь, и окажется, что все это был только сон, — сказала Гвинет.
— Это не сон, — ответил он, прижимая ее к груди.
Вдруг он встал с постели.
— Оставайся здесь, пока не услышишь, что Энни в соседней комнате.
Говоря это, Рован стал быстро одеваться, не забыв и про горские знаки своего высокого звания.
Он ушел от Гвинет, но сначала убедился, что в зале никого нет. У выхода он увидел Томаса и приказал ему разыскать Энни, а также сказал о своем желании, чтобы они оба находились рядом с комнатами своих хозяев и оберегали леди Гвинет. Томас быстро и с серьезным видом выполнил приказ, и Рован отправился искать королеву.
Хотя Рован потребовал, чтобы она осталась в его комнате, Гвинет осмелилась вернуться в свою и начала одеваться. Нырнув в узкое льняное платье, она стала ждать Энни, чтобы та помогла ей надеть корсет, нижние юбки и прочие принадлежности роскошного наряда, в котором она собиралась предстать вечером. Она фрейлина королевы Марии и поэтому никогда не позволит себе выглядеть менее модной, чем придворные дамы Елизаветы. Гвинет сердилась на то, что ее так ужасно предали, и, несмотря на ту настойчивость, с которой несколько минут назад она убеждала Рована, девушка совершенно не была уверена, что понимает смысл произошедшего. Может быть, Елизавета отпустила Рована как раз вовремя, чтобы не допустить изнасилования и предупредить Дадли, показать ему, что всегда будет управлять им, как пожелает?
Этого Гвинет не знала. Она знала только, что с каждой минутой все больше тоскует по дому.
— Боже, сгнои всех потомков этой дряни, Генриха VII, — выругалась она вслух — и словно окаменела, вспомнив, что Рован — внук короля Шотландии Якова V, то есть тоже потомок Генриха VII Английского. — Нет, его негодных законных потомков, — уточнила она вполголоса. — И особенно королеву Елизавету, — добавила она, чувствуя, что этого пока достаточно.
Наконец пришла Энни.
— Силы небесные! Да вы сегодня не в духе, хозяйка! — ахнула она.
— Мне не по душе придворная жизнь, — ответила Гвинет.
— А по-моему, здесь чудесно, — возразила Энни.
Гвинет раздраженно посмотрела на свою горничную и громко приказала ей:
— Замолчи! Иди сюда и одень меня так, чтобы я была ослепительной на сегодняшнем приеме. Я не люблю, когда мной… кто-то вертит, как хочет, — добавила она вполголоса.
— Добро пожаловать в общие ряды! — воскликнула Энни.
Гвинет отодвинулась от нее и спросила:
— У меня трудный характер?
Энни помолчала, упершись руками в бедра, потом покачала головой:
— Вы леди Айлингтон, а я — служанка. Вы ниже королев, а я вообще пешка. Так устроен мир.
— Королева никогда не подставит пешку под удар без причины.
— Но если надо кем-то пожертвовать, то жертвуют, конечно, пешкой.
Вдруг Гвинет рассмеялась.
— А я не знала, что ты любишь шахматы, — сказала она.
— Все будет хорошо, миледи. Я в это верю, — заверила ее Энни.
Гвинет повернулась, чтобы Энни смогла закончить ее одевать. Когда горничная вставляла в волосы госпожи последнюю шпильку, раздался стук в дверь.
Гвинет вздрогнула.
— Это стук, а не смертный приговор, — заметила Энни и пошла к двери.
Вошел Рован. В клетчатом шотландском плаще он казался еще выше и шире в плечах, чем обычно. Он улыбался, и на его лице было то лукавое выражение — смесь печали и озорного любопытства, которое когда-то раздражало Гвинет, а теперь ласкало ее сердце.
— Нам нужно кое с кем встретиться, — сказал он.
— Встретиться? — переспросила Гвинет.
— Идем.
Рован подал ей руку.
Гвинет медленно и недоверчиво подошла к нему. Рован рассмеялся:
— Этот план тебе понравится. По крайней мере, я так думаю. Энни, вы пойдете с нами?
— Я? Такая, как я? — ошеломленно спросила Энни.
— Да, Энни. Идем!
Энни неуверенно последовала за ними. В зале их ждал Томас, который держался очень прямо и церемонно.
— Разрешите, дорогая, — попросил он служанку и подал ей руку.
— Силы небесные! Что это за нелепая выдумка? — спросила Энни.
— Ничего нелепого тут нет. Вы увидите, что это так, — серьезно заверил ее Рован. — Энни, мне нужно, чтобы вы оказали услугу леди Гвинет и мне.
— Услугу, милорд?
Он засмеялся и зашагал по залу. Гвинет услышала, что он мурлычет себе под нос какую-то мелодию. Каждый раз, когда взгляд Рована падал на нее, в его глазах вспыхивал яркий блеск. Глядя на него в эту минуту, Гвинет призналась себе, что в ее жизни никто и никогда не значил столько, сколько значит этот человек. И что она была по-настоящему счастлива только в его объятиях. Она не знала, как велика бывает любовь, пока не встретила его.
— Куда мы идем? — тихо спросила она.
— Скоро увидишь.
Ей казалось, что они уже целую вечность идут по анфиладе залов. Через несколько минут они наконец приблизились к часовне.
Рован открыл дверь и пропустил Гвинет внутрь. В часовне находился всего один человек — священник в черной одежде с белым воротником, ждавший у алтаря.