Фрейлина - Дрейк Шеннон. Страница 54

— Входите, миледи, — пригласил священник, подкрепляя свои слова движением руки. — И вы тоже входите, добрые люди, — обратился он к Томасу и Энни. — Разумеется, могло быть гораздо больше блеска и роскоши, но… А сейчас я немного волнуюсь: ее величество не дала свое благословение по-настоящему, только нетерпеливо кивнула, давая понять, что я могу это сделать. У меня всю ночь не было ни минуты покоя.

Гвинет посмотрела на Рована. Он улыбнулся:

— Моя дорогая леди Гвинет, вы сейчас немного похожи на рыбу, что странно для такой очаровательной особы. Закройте же свой рот. Преподобный Ормсби, можете начинать.

— Но что… — начала было Гвинет.

— Силы небесные! Разве это не понятно, любимая?

Рован опустился на одно колено и взял ее за руку.

— Дорогая леди Гвинет Маклауд с Айлингтона, окажете ли вы мне огромную честь стать моей женой?

Слезы щипали ей глаза.

— Но будет ли это законно? — шепотом спросила она.

— Перед Богом и независимо от того, одобрит это или нет кто-либо из земных государей, я отдаю вам свое сердце.

— Будущие супруги, не будете ли вы добры подойти ко мне? — позвал священник и стал откашливаться, чтобы прочистить горло.

— Это мы, — сказал Рован своей любимой.

— О господи! — ахнула она, чуть не задохнувшись от изумления, и нежно коснулась рукой его лица.

— Ну? Клянешься ли ты быть моей женой?

— Клянусь от всего сердца!

Он встал и вместе с ней подошел к алтарю. Священник начал говорить, но Гвинет почти не слышала его.

Посреди церемонии в задней части часовни раздался какой-то шум. Гвинет повернулась и увидела королеву Елизавету и Роберта Дадли. Лорд выглядел так, словно его привели в часовню насильно. Елизавета по-хозяйски положила свою ладонь ему на руку. Как ни странно, выражение лица английской королевы было очень добрым, и она улыбнулась невесте.

Несмотря на радость, Гвинет понимала, что королева Англии снова разыгрывала свои карты так, что оставляла место для уловок. Рован, несомненно, имел ее разрешение на поспешный и тайный брак, но королева не пожелала быть официальной свидетельницей церемонии — а все же присутствовала на ней, и теперь, если пожелает, сможет их защитить.

А может и отречься от них.

Вдруг Гвинет услышала голос Рована. Убедительно и уверенно Рован обещал любить ее, почитать… она плохо поняла остальные слова, потому что все еще чувствовала себя как во сне.

Ни один цветок не украшал часовню по случаю венчания. Не было и музыкантов, не звучала музыка. Но для Гвинет не было на земле более чудесного места, чем эта комната с белой штукатуркой на стенах и простым орнаментом. Она едва могла поверить в то, что происходило. Та, кого она ненавидела за неуважение к себе, стояла рядом. И эта женщина, самый могущественный человек в этой стране, соединила ее с Рованом.

Трудней всего ей было поверить в то, что Рован рядом и что он любит ее. Что он берет ее в жены.

Комната кружилась у нее перед глазами, но Гвинет старалась устоять на ногах.

Когда настала ее очередь произнести брачные обеты, ее голос задрожал, и она не могла с этим справиться. Ее чувства были твердыми и искренними, но в голосе чувствовалась такая дрожь…

Без сомнения, никогда еще не было такой красивой церемонии. И эту великую красоту ей придало одно лишь совершенство брачных клятв Рована.

А потом преподобный Ормсби объявил Рована и Гвинет мужем и женой и сказал:

— Поцелуйте свою невесту, лорд Рован.

Этот поцелуй был похож на множество других.

И был совсем иным.

Это было замечательно, невероятно, это было чудо: она теперь — его жена.

Глава 14

Потом наступило время, когда весь мир казался хорошим — таким хорошим, что иногда Гвинет невольно чувствовала себя виноватой: она жила в чужой стране, под властью чужой королевы, но никогда еще не была так счастлива.

Пришло Рождество. Это были сказочно, отчаянно счастливые дни. Гвинет и Рован продолжали жить в Лондоне.

Наступила Пасха. Еще один повод для радости, хотя Гвинет прекрасно знала, что при дворе Марии она провела бы этот праздник гораздо лучше. Здесь тоже были красивые зрелища, но далеко не такие пышные, как в Эдинбурге.

В Страстную пятницу они получили отпущение грехов. И Пасхальное воскресенье прошло на редкость торжественно.

Но Гвинет понимала: если такая женщина, как Елизавета, благословила их свадьбу, она желает получить от них что-то за это. Молодая жена лорда Рована иногда спрашивала себя: какую цену и когда им придется заплатить. Но обычно она гнала от себя эти страхи, и жизнь была одной чистой радостью. Днем и ночью она и Рован были полностью свободны. Они появлялись при дворе лишь тогда, когда хотели сами, и проводили бесконечные часы вдвоем. Иногда Гвинет пугало, что ее счастье так огромно. Она знала о судьбе Кэтрин Грей. Ее брак был объявлен королевским указом недействительным, и эта дама до сих пор находилась в заточении в Тауэре, а ее муж — под стражей где-то еще. Двое детей Кэтрин получали хорошее воспитание, но считались при этом незаконнорожденными. Однако была Елизавета по закону свидетельницей на их с Рованом свадьбе или нет, она в любом случае одобрила их брак. Гвинет оставалось лишь молить Бога, чтобы Мария так сильно желала получить расположение Елизаветы, что это отняло бы у нее все силы и у них с Рованом не возникло бы трудностей, когда они вернутся в Шотландию и сообщат ей о своем браке. Она была уверена в доброте Марии и постоянно говорила об этом Елизавете, никогда не забывая об обязанности, которая лежала на ней.

Гвинет любила Рована всем сердцем, как только может любить жена мужа. Были минуты, когда она чувствовала, что достигла такого счастья, которое мало кто знал на земле, и напоминала об этом своему сердцу каждый раз, когда чувствовала необъяснимый страх.

Из Шотландии приходило много писем — для Гвинет от Марии, она ободряла ее и призывала и дальше действовать так же. Английская королева написала шотландской о том, как много делает ее «добрая землячка из Шотландии», чтобы Елизавете стала дорога еще незнакомая ей Мария. Но Рован часто получал письма от лорда Джеймса Стюарта, графа Меррея, и тот был не очень доволен последними событиями.

Дело в том, что в Шотландию успел приехать Генри Стюарт, лорд Дарнли.

Сначала он был лишь одним из многих придворных, забавлявших Марию на праздниках. Он был чуть-чуть выше ее ростом и идеально подходил для роли кавалера. Он умел охотиться, знал принятые при дворе игры и удобные пути по извилистым дорожкам сада, он был большим мастером в любимом развлечении Марии — в танцах.

Потом Дарнли заболел.

И тогда у Марии, королевы Шотландии, заныло сердце: она влюбилась в этого молодого человека.

Гвинет и Рован провели в Лондоне много счастливых месяцев. Жили они в городском доме Рована: королева Елизавета дала им разрешение переехать туда. А потом Рован получил приказ возвратиться в Шотландию.

Гвинет находилась в обществе королевы Елизаветы и играла в крокет, причем среди участников игры был испанский посол. И в этот момент она узнала, что ее идиллическому счастью настал конец.

Добрый Мэйтленд, посол королевы Марии, подошел к ним и после всех положенных приветствий и комплиментов в адрес королевы Елизаветы и ее свиты сказал:

— Леди Гвинет, я только что расстался с вашим мужем. Он готовится к своему отъезду.

— К какому отъезду?

Сердце словно оборвалось у нее в груди: Мэйтленд сказал «к своемуотъезду», не к вашему.

— Наша королева срочно вызывает лорда Рована к себе. А вы, миледи, останетесь здесь.

Как ей хотелось крикнуть, что она не согласна! Елизавета ударила молотком по шару и твердо произнесла:

— Сейчас для вас лучше быть здесь.

В голосе Елизаветы чувствовалось раздражение. Видимо, что-то произошло, что ей совсем не нравилось. Гвинет могла лишь предположить, что неприятная новость касалась Генри Стюарта.