Руби - Эндрюс Вирджиния. Страница 72

Глава 16

Адаптация

Через несколько дней праздники закончились и возобновились школьные занятия. Несмотря на всеобщие успокаивающие заверения, включая торжественное обещание Бо по возможности не отходить от меня и еще один амулет на счастье, подаренный Ниной, я не могла не волноваться и страшно нервничала по поводу поступления в школу, городскую школу.

Бо заехал за Жизель, чтобы отвезти ее на занятия, но в это первое школьное утро в Новом Орлеане и Дафна, и отец собирались поехать со мной, чтобы записать меня в класс.

Я позволила Жизель выбрать для меня блузку и юбку, и опять она решила позаимствовать один из моих новых комплектов, пока Дафна не купит ей самой дюжину или около того новых нарядов.

– Я не смогу сидеть рядом с тобой ни на одном занятии, – заявила Жизель перед тем, как умчаться с Бо. – Я всегда в окружении молодых людей, любой из которых скорее умрет, чем подвинется. Но не волнуйся, мы займем тебе место рядом с нами в кафетерии во время ленча, – добавила она, запыхавшись. Она спешила, потому что Бо уже просигналил дважды, а из-за нее они уже три раза в этом месяце опоздали в школу и им грозило наказание в виде отсидки в классе после уроков в течение недели.

– О'кей, – крикнула я ей вслед, нервничая до онемения кончиков пальцев. Я взглянула на себя в зеркало еще раз и сошла вниз, чтобы подождать отца и Дафну. Именно в этот момент Нина и сунула мне амулет на счастье – гри-гри – еще один кусочек черной кошки. И уж конечно, эта кошка была умерщвлена в полночь. Я поблагодарила женщину и засунула амулет глубоко в сумочку вместе с кусочком кости, который дала мне Энни Грей. Что может со мной случиться при всех этих счастливых амулетах? – подумала я.

Через несколько минут Дафна и отец сошли вниз. Дафна выглядела очень элегантно с зачесанными назад и заплетенными волосами. В ушах у нее блестели золотые серьги в виде колец, она выбрала хлопчатобумажное платье цвета слоновой кости с длинными рукавами с манжетами в виде воланов, с высоким воротом и поясом под грудью. В туфлях на высоких каблуках и с маленьким зонтиком от солнца в тон платья, Дафна была больше похожа на даму, одевшуюся для приема в саду, чем на мать, отправляющуюся в среднюю школу, чтобы записать туда свою дочь.

Отец без конца улыбался, но Дафна серьезно отнеслась к началу моих занятий в школе в Новом Орлеане и добивалась от меня соответствующего настроения.

– Теперь уже все знают о тебе, – поучала она, когда мы сели в машину и тронулись по подъездной дороге. – Ты была главной темой разговоров на всех встречах в бридж, вечернем чае и обедах в Парковом районе, да и в других местах. Поэтому следует ожидать, что и дети этих людей тоже проявят любопытство в отношении тебя.

Не забывай, что теперь ты носишь фамилию Дюма. Что бы ни случилось, что бы ни сказали, держи это в голове впереди всех своих мыслей. Что бы ты ни сделала и что бы ни сказала, это отразится на всех нас. Ты понимаешь это, Руби?

– Да, мэм, я хочу сказать, мама, – быстро ответила я. Дафна было поморщилась, но моя поспешная поправка ей понравилась.

– Все будет хорошо, – сказал отец. – Ты ко всем привыкнешь и не успеешь оглянуться, как обрастешь новыми друзьями.

– Только непременно выбирай себе подходящих друзей, Руби, – предупреждала Дафна. – В последние годы кто только не понаехал в этот район, и далеко не все из них имеют такое происхождение и воспитание, как креолы из хороших семей.

Я в панике затрепетала. Как я смогу отличить креола из порядочной семьи? Дафна почувствовала мою тревогу.

– Если у тебя возникнут сомнения, справься вначале у Жизель, – добавила она.

Жизель посещала, а теперь предстояло посещать и мне, школу имени Борегара, названную так в честь генерала Конфедерации, о котором мало кто из учеников что-либо знал или хотел узнать. Его статуя в полный рост, с высоко поднятой шпагой наголо в течение многих лет подвергалась осквернению армией юных вандалов, местами она была страшно заляпана, камень кое-где выщербился и потрескался. Статуя стояла в центре площади перед главным входом.

Мы приехали сразу после того, как прозвенел первый звонок, объявляющий о начале занятий. Трехэтажная школа из красного кирпича выглядела огромной и строгой, ее массивное здание отбрасывало длинную темную тень на живую изгородь – цветы, яворы, дубы и магнолии. Припарковав машину, мы направились прямо к кабинету директора. Перед его кабинетом находился еще один, где сидела пожилая дама – видимо, секретарь. Казалось, она едва справлялась с кучей бумаг, телефонными звонками и вопросами школьников, которые подходили к ее столу с кучей проблем. Пальцы дамы были в синих пятнах, потому что она пропускала множество бумаг через ротатор. Синяя полоска у нее была заметна даже на правой стороне подбородка. Я уверена, еще утром, придя на работу, она выглядела строгой и чопорной, но сейчас пряди ее подсиненных седых волос сбились в сторону, как оборванные струны, а очки чуть не сваливались с переносицы.

Когда мы вошли, секретарь подняла глаза, увидела Дафну, отвернулась от учеников и попыталась поправить волосы, но вдруг увидела пятна на пальцах, села и поспешно спрятала руки под стол.

– Доброе утро, мадам Дюма, – сказала она. – Месье, – кивнула она отцу, и тот улыбнулся. Затем дама сверкнула улыбкой в мою сторону. – А это наша новая ученица?

– Да, – проговорила Дафна. – У нас назначена встреча с доктором Стормом на восемь часов, – добавила она, взглянув на стенные часы, только что пробившие восемь.

– Конечно, мадам. Я доложу ему, что вы прибыли, – сказала секретарша, вставая. Она постучала в дверь кабинета директора, слегка приоткрыла ее, чтобы только туда проскользнуть, и тихо прикрыла за собой.

Школьники, находившиеся в кабинете, вышли оттуда, их глаза были прикованы ко мне так неотрывно, что я почувствовала, будто у меня на носу была бородавка. Когда они вышли, я стала рассматривать полки с аккуратно расставленными брошюрами, афиши, объявляющие спортивные и театральные события, развешанные памятки и положения пожарной службы, инструкции по гражданской обороне и правила поведения в школе и за ее пределами. Я заметила, что курение подчеркнуто запрещалось и что вандализм, несмотря на состояние статуи Борегара, был проступком, за который выгоняли из школы.

Секретарша появилась вновь и, держа открытой дверь, объявила:

– Доктор Сторм готов принять вас.

Перед столом директора для нас были поставлены три стула. Я чувствовала себя так, будто проглотила дюжину живых бабочек, и завидовала Дафне за ее манеру держаться и за уверенность в себе, когда она проходила в кабинет. Директор встал, чтобы поздороваться с нами.

Доктор Лоренс Сторм, как это было указано на дверной табличке, оказался невысоким полным человеком с круглым лицом и отвислыми щеками, которые спускались ниже линии подбородка на полдюйма или около того. У него были толстые резиновые губы и выпученные мутно-коричневые глаза, которые напоминали мне глаза рыбы. Позже Дафна, знавшая, по-видимому, все о любом человеке, занимающем более или менее значительное положение, рассказывала, что директор школы страдал от болезни щитовидной железы. И еще она меня уверяла, что из всех директоров средних школ в городе он со своей степенью доктора философии производит наилучшее впечатление.

Доктор Сторм гладко причесывал свои бледно-желтые волосы с пробором посередине. Он протянул свою пухлую маленькую ручку, и отец быстро пожал ее.

– Месье Дюма и мадам Дюма, – произнес он, кланяясь Дафне. – Вы оба прекрасно выглядите.

– Благодарю вас, доктор Сторм, – сказал отец, но Дафна, чтобы покончить с чувством неловкости по поводу своей миссии, которую ей пришлось выполнять, прямо приступила к делу.

– Мы прибыли сюда, чтобы записать в школу нашу дочь. Я уверена, все обстоятельства вам уже известны, – добавила она.

Густые брови доктора Сторма взвились вверх, как две потревоженные гусеницы.

– Да, мадам. Садитесь, пожалуйста, – предложил он, и мы сели. Директор немедленно начал перебирать бумаги. – Я приказал к вашему приходу подготовить все необходимые документы. Как я понимаю, вас зовут Руби? – спросил он и впервые взглянул на меня.