Львица - Скоулс Кэтрин. Страница 7
— Вы к нам надолго? — спросил Дэниэл. — Здесь нет гостевой комнаты, но мы что-нибудь придумаем.
— Не беспокойтесь, — поторопилась ответить Эмма. — Я совсем не собиралась здесь оставаться. Я приехала с водителем из компании, которая устраивает сафари. Он должен отвезти меня туда, где начинается экскурсия к кратеру Нгоронгоро. К вечеру я планирую быть уже там.
— Вы, я вижу, очень спешите! — с улыбкой сказал Дэниэл и жестом пригласил ее пройти за ним. — Давайте я вам покажу станцию.
Эмма пошла было за ним, но тут увидела Мози, подошедшего к задней двери.
— Это мой водитель, — сообщила она Дэниэлу.
Оба мужчины пожали друг другу руки и завели разговор, как догадалась Эмма, на суахили. Через пару минут Дэниэл повернулся к ней и сказал:
— Вашему водителю нужна помощь с радиатором. Я провожу его в деревню. И заодно отнесу этого ягненка хозяину. — И тут же добавил, указывая рукой на дверь, находящуюся справа по коридору: — Лаборатория вон там. Можете зайти и посмотреть. К сожалению, моего помощника сейчас нет. Он уехал по делам в Арушу, так что некоторое время вам придется побыть одной. Но я скоро вернусь.
С этими словами он поднял ягненка и, придерживая животное за копыта, осторожно положил себе на плечи.
Когда они ушли, Эмма медленным, но твердым шагом направилась в лабораторию. Когда она открыла дверь, в коридор пролился яркий солнечный свет. В воздухе чувствовался знакомый запах химических реактивов.
Стоя в дверном проеме, Эмма дернула плечом, освобождаясь от сумки, которая медленно соскользнула на бетонный пол. Она окинула взглядом комнату. Свет проникал в помещение из двух окон — с передней стороны дома и с боковой. На рабочем столе возле двери стоял переносной изолятор — герметичный стеклянный контейнер с двумя отверстиями впереди, к которым была прикреплена пара желтых резиновых перчаток для мытья посуды. Тут же находилась большая керамическая раковина, над которой висело зеркало. Один из углов комнаты был полностью завален проволочными клетками разного размера. В другом углу стояла странная конструкция, закрытая спереди занавеской. Скорее всего, там были полки для хранения вещей. Рядом с боковым окном Эмма увидела еще один стол и старый деревянный стул.
Эмма подошла к столу, заваленному множеством коробочек, в которых хранился обычный лабораторный инвентарь: ватные тампоны, предметные стекла, пробирки для сбора анализов, одноразовые перчатки. Среди коробок стоял цветочный горшок, в котором рос необычный розовый цветок на толстом стебле без листьев.
Эмма опустила руки на спинку стула. Она видела фотографии матери с полевых исследований и знала, как она могла выглядеть и во что была одета. Эмма была рада тому, что осталась сейчас одна. Ничто не могло прервать ее размышления. Перед глазами вставали образы матери, сидящей здесь, за этим самым рабочим столом, много лет назад.
Эмма представила ее одетой в зеленый лабораторный халат и блестящий клеенчатый фартук. На ногах — белые резиновые сапоги. Длинные темные волосы зачесаны назад, так что лицо оставалось открытым — с темными кругами под глазами и нахмуренным от постоянного напряжения лбом. Вокруг нее на столе разложены предметные стекла и пробирки. Вечереет. Косые лучи солнца проникают в комнату через окно. В одной руке она держит наполненный темной кровью шприц, а в другой — колпачок для иглы.
Сьюзан осторожно поднесла колпачок к игле. Это привычное движение она повторяла десятки раз на протяжении дня, но только сейчас — то ли свет попал в глаза, то ли сказалась накопившаяся усталость — случилось что-то, из-за чего она потеряла концентрацию…
Почувствовав, как игла входит в ее большой палец, она ахнула. Сорвав с руки перчатку, она поднесла ее к свету и растянула резину в поисках дырочки от укола, надеясь, что игла на самом деле не вошла в нее. И тут же ее охватил ужас, когда она увидела, что игла все-таки проткнула перчатку. Затем она принялась судорожно отмывать руку, обильно поливая ее чистящим средством. Она пробовала выдавливать кровь из маленькой ранки, прекрасно осознавая бесполезность этих действий. Единственным верным путем к спасению была немедленная ампутация пальца. Но в то же время кровь в шприце еще не прошла анализы и, вполне возможно, она не была инфицирована. Ее коллега в тот момент собирал анализы в деревне, и ей не с кем было даже посоветоваться. Той же самой рукой, которую она собиралась искалечить, она потянулась за скальпелем.
Внезапно она передумала, решив подождать и надеясь на лучшее.
На протяжении четырех тягостных дней Сьюзан продолжала работать, в страхе ожидая появления первых признаков болезни. Вскоре она почувствовала слабое першение в горле и уже спустя несколько часов стало очевидно, что она заразилась смертельно опасной болезнью. От нее не было лекарства, и только двадцати процентам заболевших удавалось выжить. Сьюзан понимала, что через несколько дней ее, скорее всего, ждет такая же мучительная смерть, свидетелем которой она становилась много раз.
Ей никогда уже не вернуться домой к своему мужу и ребенку.
Эмма закрыла глаза. Она переживала эту историю бесчисленное множество раз. Несколько лет назад она специально изучила обстоятельства смерти матери, но здесь, в этой комнате, все чувствовалось гораздо острее. Эмму бросило в холодный пот, она едва удержалась на подкосившихся ногах. Подойдя к раковине, она повернула кран и, наклонившись, плеснула в лицо водой.
Подняв голову, Эмма посмотрела на себя в зеркало. С ее носа и бровей капала вода. Она сделала глубокий вдох. Вот уже двадцать пять лет, как умерла Сьюзан. Когда это случилось, Эмме было всего семь лет. Она немногое помнила из того, что произошло. Тем не менее она тщательно хранила в памяти образ матери, добавляя к реальным воспоминаниям свои собственные мечты и догадки. На протяжении всех этих долгих лет Эмма черпала спокойствие в размышлениях о том, что мама прошла весь этот путь до нее, — она знала, как это, когда тебе исполняется двенадцать, когда ты заканчиваешь школу, начинаешь встречаться со своим первым парнем, находишь первую в жизни работу. Незримое присутствие матери с ее мудростью и силой помогало ей чувствовать себя не столь одинокой.
Но этому скоро наступит конец. Как раз сегодня Эмме исполняется тридцать два года. Столько же лет было ее матери, когда она умерла. Следы, по которым она шла все эти годы, сегодня оборвались. Они дошли до края известной им карты, и сейчас Эмме предстоит самостоятельно прокладывать себе дорогу.
От этой мысли ей стало не по себе. Эмма просто не представляла, каким образом она будет жить дальше без постоянного ощущения, что Сьюзан где-то рядом. Но в то же время Эмма смутно надеялась на то, что, если ей удастся каким-то образом подвести черту под своим прошлым, она наконец сможет стать счастливой. Она понимала, что должна быть благодарна судьбе. Глядя на свое отражение в зеркале, она мысленно перечисляла все хорошие вещи в собственной жизни. Успешная карьера, любимая работа в главном институте медицинских исследований Австралии. Мужчина, который разделяет ее страсть к науке и поддерживает ее в работе. Их новая квартира со стильным шведским интерьером. Гардероб, полный дизайнерской одежды. Свежие цветы, которые ставит на стол домработница, приходящая к ним два раза в неделю. Ужины в самых престижных ресторанах Мельбурна, даже без какого бы то ни было особого повода. Такой жизни позавидовал бы всякий. Но при всем этом Эмма чувствовала, что ей чего-то не хватает — как будто с потерей матери она утратила некую важную часть самой себя.
Эмма вглядывалась в отражение своих глаз. Теперь, когда настал этот день и она приехала сюда, Эмма ожидала какого-то ощущения завершенности — понимания того, что закончился какой-то долгий цикл. Но вместо этого она чувствовала, что все еще находится в состоянии некой прострации. Точно такое же чувство она испытывала тогда, много лет назад, когда отец позвал ее в свой кабинет и сообщил ужасное известие. Долгое время она не могла поверить в смерть матери. Она представляла, что Сьюзан осталась тайно жить в Африке и когда-нибудь вернется домой. Ведь им не представили ни единого доказательства того, что она умерла. Они с отцом не видели даже гроба с ее останками. Так как Сьюзан заразилась неизлечимым вирусом, ее тело нельзя было перевозить в другую страну. Ее предали огню прямо здесь, на станции, вместе со всей одеждой и даже матрацем, на котором она лежала в последние дни своей жизни. Все было сожжено и обращено в прах.