Синеглазая принцесса - О'Бэньон Констанс. Страница 64

Некоторое время супруги ехали молча, затем Николас остановил лошадь и жестом приказал Алане последовать его примеру.

Спешившись, он достал из кармана конверт, на котором было написано ее имя.

– Я был сегодня в Арлингтоне, – сурово сообщил Николас, – и зашел на почту, а там мне дали вот это. Судя по почерку, письмо от моей матери. Хотя почему-то обратный адрес совпадает с джорджтаунским адресом Барнарда Сандерсона.

Письмо не было вскрыто.

– Но почему оно не пришло к нам домой? – удивилась Алана.

– Вот и у меня возник тот же самый вопрос, – ответил Николас, протягивая ей письмо. – Наверное, она не хотела, чтобы я его прочитал.

Алана сломала сургучную печать и быстро пробежала глазами листок, исписанный мелким аккуратным почерком.

«Дорогая Алана! – говорилось в письме. – Мы с Барнардом никогда не забудем того, что ты для нас сделала. Я каждый день молюсь за тебя и благодарю Бога за то, что он ниспослал нам такого ангела, потому что без тебя наша встреча не состоялась бы. Когда ты получишь мое письмо, я уже стану миссис Барнард Сандерсон. Дорогая, я чувствую себя счастливейшей из женщин!

Лишь одно обстоятельство омрачает мою безоблачную радость. На днях я получила письмо от Дотти Синглетон, в котором она поведала мне о твоей размолвке с Николасом. Зная своего сына, я живо представляю себе, насколько он страшен в гневе, и поэтому освобождаю тебя от обещания хранить тайну. Можешь смело рассказать Николасу все, чтобы отвести от себя подозрения. Пусть мой сын наконец поймет, что во время своего пребывания в Вашингтоне ты не совершила ничего дурного!

Я же в который раз проявляю постыдную трусость и прошу тебя известить Николаса о моем замужестве.

Люблю вас обоих и неустанно молю Бога, чтобы он даровал вам такое же счастье, какое обрели мы с моим дорогим Барнардом».

Дочитав письмо до конца, Алана снова положила его в конверт и поискала глазами Николаса. Он стоял на берегу реки. Она с тяжелым сердцем направилась к мужу. Ей страшно было даже представить себе, что он устроит, узнав про свадьбу Лилии. Но утаить от него правду было нельзя.

– Как поживает моя мать? – не глядя на Алану, спросил Николас.

– Хорошо. Она наконец-то счастлива, Николас.

– Вот как? Тогда пусть наслаждается этими краткими мгновениями. Счастье ведь недолговечно.

– Николас… Я не знаю, как тебе сказать, но твоя мать, она… стала женой Барнарда Сандерсона.

Николас вздрогнул и посмотрел на Алану, как на сумасшедшую.

– Ты что, хочешь сказать, она вышла замуж за человека, который виновен в гибели моего отца?

– Он не виноват, Николас! Ты просто не знаешь, как все было на самом деле.

– А ты знаешь? Да?

– Ты напрасно осуждаешь Лилию, – уклоняясь от прямого ответа, сказала Алана. – Она очень хорошая. Очень!.. Больше я тебе ничего не скажу. Ты должен сам решить, чему верить, а чему – нет.

Николас побледнел:

– Ты никогда не убедишь меня в том, что моя мать ни при чем, а во всем виноват отец.

– Я не собираюсь тебя убеждать. Ты должен сам порыться в памяти, поразмыслить и сделать выводы. Но знай, Лилия тебя любит, а ты принес ей много горя. Как и твой отец. Так что она заслужила свое запоздалое счастье!

– Выходит, ты разыскала Барнарда Сандерсона по просьбе моей матери?

– Нет. Твоя мать до недавнего времени не знала, что он жив.

– А мой отец был наказан за преступление, которого он не совершал!

– В каком-то смысле да, хотя он стрелял в Сандерсона. Он просто промахнулся, но мог бы и попасть в него.

– Жаль, что не попал!

Лицо Николаса исказилось от гнева.

– Зачем ты говоришь такие ужасные вещи? – мягко упрекнула его Алана. – Ты ведь так не думаешь, Николас!

Он отвернулся и долго смотрел на реку, а потом тихо заговорил:

– Я прошу прощения за свою сегодняшнюю грубость. Конечно, не нужно было насильно заставлять тебя ехать со мной, но тебе вредно сидеть целыми днями в четырех стенах. Ты выросла на природе, привыкла к вольной жизни…

Но Алана не стала поддерживать этот разговор. Сейчас ее гораздо больше волновало другое.

– Ты повидаешься с Лилией? – напрямик спросила она. – Хотя бы поговори с ней, выслушай ее объяснения.

– Нет, – отрезал Николас. – Мне не о чем говорить с матерью.

Он стоял, прислонившись спиной к тополю, и не сводил с жены глаз. Ее красота по-прежнему действовала на него завораживающе. Однако теперь, любуясь Аланой, Николас испытывал не только восторг, но и угрызения совести, – ведь в ее синих глазах он видел грусть, которую вызвал сам. Он сам, и никто иной!

Он хотел сделать Алану счастливой, женившись на ней, а в итоге принес ей одни огорчения!

Эта мысль была для него непереносимой.

– Как нам с тобой жить дальше, Алана? – вопрос вырвался у него непроизвольно, просто Николас не мог дольше таить в душе эту боль.

– Не знаю, – вздохнула она. – Ты, во всяком случае, похоже, нашел для себя выход, – выгнал меня из своей спальни.

Николас нерешительно шагнул к жене. Она не шелохнулась. Он протянул к ней руки. Алана стояла неподвижно.

– Я истосковался по тебе, – проникновенно сказал Николас. – Думаешь, мне было легко в одиночестве? Да для меня это адская мука!

Однако она не торопилась забыть обиду.

– Вот как? А по-моему, ты не особенно убивался. Тебя и дома-то почти не было.

Николас обнял жену и заглянул в ее грустные глаза:

– А если я скажу, что каждую ночь мечтал о тебе, но мне гордость не позволяла попросить прощения? Если я скажу, что ты мне нужна?

– Тебе никто не нужен, Николас, – тряхнула головой Алана. – Ты сам выбрал одиночество. У тебя просто такая натура.

– Разве человек может по собственной воле выбрать одиночество? – прошептал Николас.

Алана, как зачарованная, смотрела на его губы, понимала, что он сейчас ее поцелует, но даже не пыталась этого избежать.

Напротив, губы ее приоткрылись, и, когда Николас притянул ее к себе, она схватилась за его рубашку, чтобы не упасть, потому что ноги у нее подкашивались.

Николас обнял ее за талию и… замер. Во взгляде его появилось недоумение.

– Что это? – Он провел рукой по ее округлившемуся животу и ахнул: – Боже мой! Почему ты мне не сказала, что ждешь ребенка?

– Муж должен сам замечать такие вещи, – холодно ответила Алана.

– Какой же я идиот! Так вот, значит, почему ты прекратила кататься верхом!

– Да. Китти сказала, что в моем положении это опасно, – подтвердила Алана.

Николас нежно погладил ее по подбородку.

– Ты уже показалась доктору?

– Нет. Китти все уши мне про него прожужжала, но мне хотелось сперва известить тебя.

– Так почему же ты медлила? Почему ничего мне не говорила?

– Не знаю… у меня язык не поворачивался. Я не хочу твоего ребенка, Николас. – Алана прижалась щекой к шее Рыжей Бетти и не увидела, как лицо Николаса исказилось от боли.

– Да… В порыве страсти мы с тобой как-то не подумали про последствия, – пробормотал он.

– Совершенно верно. Ты, наверное, даже мысли не допускал, что у твоего сына или дочери будет течь в жилах шайенская кровь? Ведь для Беллинджеров это позор.

Николас не обратил внимания на вызов, прозвучавший в словах жены, и спокойно ответил:

– Я, кажется, тебе уже говорил, что хочу сына.

Он осторожно посадил Алану в седло.

– Поедем как можно медленней. Тебе и вправду следует до рождения ребенка позабыть про верховые прогулки. Я сегодня же пошлю за доктором Гудманом.

Алана вспомнила рассказ Лилии о том, что Симеон тоже очень заботился о ней, пока она вынашивала его ребенка. По-видимому, чадолюбие было фамильной чертой Беллинджеров. Как бы они ни относились к своим женам, дети были им очень дороги.

Алана всю дорогу подавленно молчала, а доехав до дому, тут же ушла к себе и заперлась в комнате.

«Прости меня! – прошептала она своему будущему ребенку. – Я сказала неправду, просто чтобы ему досадить. На самом деле я люблю тебя больше всех на свете… не считая твоего отца».