Дитя дьявола - Хейер Джорджетт. Страница 48

Мисс Чаллонер с досадой хлопнула рукой по сиденью.

— Как вы не понимаете, что маркиз немедля кинется в погоню? Ни в коем случае не следовало открывать ему наши планы!

— Мадемуазель, прошу вас, успокойтесь. Сколь бы ни были мне противны любые увертки, я посчитал разумным не сообщать его светлости, куда мы направляемся.

Это сообщение успокоило Мери лишь отчасти, и она попросила, чтобы мистер Комин велел форейторам ехать быстрее. Он заметил, что быстрая езда может привести к катастрофе, но, когда она стала настаивать, он послушно опустил окно и приказал прибавить ходу. Не сразу сообразив, чего от них хотят, форейторы придержали лошадей, и карета остановилась. Тогда мисс Чаллонер лично изложила возницам свое желание, и последние сомнения о причинах этой таинственной поездки у форейторов улетучились. Как только карета возобновила движение, мистер Комин поднял окно и с укором заметил: возницы, судя по всему, уверены, что способствуют побегу. Мисс Чаллонер согласилась, но сочла это обстоятельство несущественным. Мистер Комин с некоторой суровостью в голосе сообщил: надеясь избежать подозрений, он уведомил возничих, что дама — его родная сестра.

В мисс Чаллонер проснулось присущее ей чувство юмора, и она обескуражила озабоченного мистера Комина звонким смехом. В свое оправдание Мери сказала, что после бурных событий последних двух недель конспирация выглядит неуместной. Мистер Комин пожал девушке руку и проникновенно произнес:

— Думаю, вы немало пережили, сударыня. У благовоспитанной девушки манеры лорда Видала не могут не вызвать тревоги и отвращения.

Мисс Чаллонер с негодованием взглянула на своего спутника.

— Смею уверить вас, сударь, лорд Видал не позволял себе никаких вольностей. У меня нет желания делать вид, будто со мной дурно обращались. Вина за случившееся лежит на мне одной, его светлость был крайне предупредителен, хотя я этого и не заслуживала.

Мистер Комин выглядел сбитым с толку.

— В самом деле, сударыня? Признаться, я полагал, что вы страдали от неучтивого, если не сказать грубого обращения. Предупредительность вряд ли входит в число достоинств его светлости.

Мери загадочно улыбнулась.

— Не сомневаюсь, маркиз способен быть галантным, — сказала она. — Должна заметить, лорд Видал был очень заботлив. — Мери опять улыбнулась, но взгляд ее затуманился. — Сударь, вам трудно поверить, что такими благородными чертами обладает столь безжалостный человек, но его светлость, несмотря на свой гнев, был столь любезен, что собственноручно принес мне тазик, когда меня укачало на борту его яхты. Большей признательности я не испытывала за всю свою жизнь.

Мистер Комин был потрясен.

— Должно быть, вам тогда пришлось тяжко.

— Да, это было самое неприятное испытание за время нашего путешествия, — согласилась мисс Чаллонер. — Мне было настолько плохо, что я, наверное, умерла бы, если бы его светлость силой не влил в меня бренди.

— Бренди?!

Мисс Чаллонер поняла, что бренди несовместим с представлениями о добропорядочных особах, и погрузилась в унылое молчание. Она постепенно осознала, что мистер Комин, несмотря на свою чопорность, втайне жаждал великой романтической любви, в то время как у лорда Видала, этого воплощения романтизма, подобной жажды и в помине не наблюдалось.

Поездка длилась три дня, и ни один из них не принес радости. Мисс Чаллонер, вынужденная взять на себя бразды правления, постоянно сравнивала эту поездку со своим предыдущим путешествием до Парижа, когда во всех гостиницах ее ждали лучшие комнаты и ей приходилось лишь выполнять распоряжения его светлости. В свою очередь мистер Комин не мог не чувствовать, что его спутница ведет себя чересчур практично. Казалось, мисс Чаллонер больше волнуют заказанные блюда и свежесть простыней, чем необычайная дерзость всего предприятия. Естественное женское волнение позволило бы полнее проявиться рыцарскому началу Фредерика, но мисс Чаллонер хранила умопомрачительное спокойствие. Волнение ее проявлялось единственным образом — она то и дело поторапливала форейторов. Мистер Комин, не испытывавший никакого удовольствия от тряски по плохим дорогам, несколько раз попытался охладить пыл своей спутницы. Но его аргументы в пользу размеренного, а значит, безопасного путешествия, всякий раз вызывали у мисс Чаллонер приступы искреннего смеха. Однажды она сказала, что, если бы мистер Комин хоть раз прокатился с маркизом, ему бы казалось сейчас, что они еле плетутся.

Это замечание, равно как и многие другие, неизменно связанные с маркизом, в конце концов побудили мистера Комина ехидно подметить: по-видимому, мисс Чаллонер не столь уж огорчена похищением своей персоны, как он поначалу предполагал.

— Признаюсь, мадемуазель, я представлял себе, что вы находитесь во власти человека, чья жестокость и безжалостность, увы, слишком хорошо известны. Похоже, я ошибался, так как из ваших слов понял, что милорд Видал вел себя достойно, с сердечным расположением.

Глаза мисс Чаллонер весело блеснули.

— С сердечным расположением… — повторила она и улыбнулась. — Н-нет, сударь. Его светлость был властен, вспыльчив и высокомерен.

— И тем не менее, сударыня, он не вызвал у вас отвращения.

— Нет. Не вызвал.

— Прошу прощения, — смутился мистер Комин, — но, думаю, вы испытываете более сильные чувства к лорду Видалу, чем я наивно полагал.

Она серьезно посмотрела на него.

— Мне казалось, вы догадались, что я… небезразлична к его светлости.

— Я не знал, сударыня, что ваши чувства к милорду настолько серьезны. Если так, то я не вполне понимаю, почему вы столь настойчиво стремитесь убежать от него.

— Я ему безразлична, сударь, — просто ответила мисс Чаллонер. — И я не принадлежу к его кругу. Представьте, как были бы огорчены его родители, если бы он женился на мне. Отец мог бы лишить его наследства.

Мистер Комин был глубоко тронут откровенностью Мери.

— Мадемуазель, ваше благородство так велико, что я могу лишь сказать: вы оказываете мне честь.

— Чепуха! — резко ответила мисс Чаллонер.

Глава XIV

На следующий день мисс Марлинг проснулась после одиннадцати, но по ее усталому виду было незаметно, что долгий сон пошел ей на пользу. Горничная обратила внимание на печальное выражение осунувшегося лица и сделала свои собственные выводы. За утренним туалетом мисс Марлинг была страшно раздражительной, от завтрака отказалась, потребовав чашку шоколада. Когда же шоколад был подан, она капризно объявила, что он слишком сладок. После чего мисс Марлинг поинтересовалась, не передавали ли ей записку и не спрашивал ли кто ее. Горничная ответила, что не было ни записок, ни посетителей. Мисс Марлинг оттолкнула наполовину пустую чашку с шоколадом и заявила, что эту мерзость она пить не станет.

Она все еще пребывала в постели, раздумывая, написать мистеру Комину или все же не стоит, когда ей доложили, что пришел маркиз Видал и желает немедленно ее видеть.

Разочарование мисс Марлинг было столь велико, что она едва не разрыдалась.

— Я не могу его принять. Я не одета, и у меня болит голова.

Горничная исчезла за дверью, послышалась быстрая поступь лакея, и через минуту зазвучали чьи-то стремительные шаги. В дверь спальни мисс Марлинг настойчиво постучали.

— Позволь мне войти, Джу, мне нужно тебя видеть, — раздался голос Видала.

— Так и быть! — сердито сказала мисс Марлинг.

Маркиз распахнул дверь и велел горничной удалиться. Громко фыркнув, та повиновалась. Видал вплотную подошел к огромной кровати и сурово посмотрел на Джулиану.

— Слуги утверждают, что Мери Чаллонер вышла из дома рано утром и до сих пор не вернулась, — сказал он без всяких предисловий. — Где она?

— Боже милостивый, откуда мне знать? — разозлилась Джулиана. Она поудобнее устроилась на отделанных кружевами подушках. — Я так и знала, что она скорее убежит, чем выйдет за тебя замуж, и, надо сказать, я ее не виню, раз ты имеешь привычку самым наглым образом врываться к дамам, которые еще находятся в постели.