Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла. Страница 24

— Разве я еще не сказал тебе сегодня, как я люблю тебя? — Он ласково заглянул ей в глаза, и в его лице появилось что-то такое, о чем она мечтала, пытаясь отразить в картинах, но никогда не видела в жизни. Это напоминало своего рода страсть, любовь, освобожденную от условностей жизни. Это было то, чего она жаждала давным-давно и в существование чего она перестала верить. — Я люблю тебя, Дина… Я люблю тебя… — Его слова растаяли на ее губах, пока он покрывал их поцелуями первый раз за это утро, и его тело вновь потянулось к ней. Она слабо сопротивлялась, смеясь и извиваясь, когда он прижал ее к себе. — Ты возражаешь? — Он с удивленной насмешливостью посмотрел па нее, как бы давая понять, что не отступит ни перед какими словесными увещеваниями.

— Я еще не почистила зубы! Не причесала волосы… не… — Ее слова звучали все тише, заглушаемые смехом и его поцелуями, а руки невольно гладили его взлохмаченные волосы. — Бен… мне нужно…

— Нет, тебе не нужно. Ты мне нравишься именно такой. — Он был в этом уверен. — Тихо…

— Бен! — На сей раз она забыла о том, что ей надо привести в порядок волосы и почистить зубы. Она была так счастлива теперь, унесенная вдаль, плывущая по морю грез, в котором его тело слилось с ее душой.

— Все еще сонная, любимая? — Когда они заговорили, его голос звучал шепотом. Прошло почти два часа, а она счастливо свернулась комочком у него в руках, положив свою ногу на его.

— Мм… Бен?

— Да? — В это теплое, летнее утро его голос звучал так ласково.

— Я люблю тебя. — Ее голос напоминал голос ребенка.

— Я тоже люблю тебя. А теперь засыпай.

И она снова заснула, проспав около двух часов. Когда она открыла глаза, он стоял у подножия кровати, полностью одетый, держа в руках поднос. Она с удивлением взглянула на него. На нем был голубой в полоску костюм для деловых встреч.

— Что ты делаешь? — Смущенная, она села в кровати и провела рукой по своим нечесаным волосам. Внезапно с исчезновением сладких запахов любви она остро ощутила наготу своего тела и некоторую неряшливость. — Я долго спала?

— Не очень. Если бы у меня не было второго завтрака в галерее, я бы тоже еще понежился. Но я отменил одну встречу вчера, и если я отменю еще одну, Салли уйдет от меня. Но я вернусь очень скоро. — Он поставил поднос ей па колени, в то время как она удобно расположилась на большой двуспальной кровати, облокотившись на подушки. — Надеюсь, этого хватит. — На подносе были булочки, фрукты, кофе с молоком и одно сваренное в мешочек яйцо. — Я не очень хорошо знаю, что ты любишь на завтрак. — Улыбнувшись, он снова стал молодым.

Дина в изумлении взглянула на еду, а потом на него. Что она может сказать? Он появился в ее жизни после встречи на пляже в Кармел, а теперь он варил ей яйца в мешочек и готовил булочки к завтраку, извиняясь за то, что не знал ее вкусы. Всю ночь и большую часть утра они провели в объятиях друг друга; он сказал ей, что любит ее, а она — что любит его; ей даже не было совестно оттого, что она проснулась в его кровати, а не в своей — той самой, где она спала с Марком все восемнадцать лет. В это утро ее мало заботил Марк. Она чувствовала себя счастливой, молодой, влюбленной, и ей хотелось одного, чтобы рядом был Бен. Она одарила его восторженной улыбкой и вздохом, принимаясь за булочку.

— Я предупреждаю вас, сэр, если вы будете так баловать меня, я стану невыносимой менее чем через неделю.

— Нет, ты не станешь. — Он сказал это со всей определенностью, смеясь. Внезапно он сделался снова очень взрослым.

— Нет, стану. — Она в безмятежном упоении закрыла глаза, наслаждаясь булочкой. — Я теперь буду ожидать булочки, и яйца в мешочек, и кофе с молоком… — Она снова открыла глаза. Они были необыкновенно яркими и озорными, — Я даже полагаю, что ты будешь вместо работы находиться дома каждый день с тем, чтобы мы лежали в объятиях друг друга.

— И напрасно полагаешь.

— Неужели? А почему бы и нет?

— Потому что завтра уже твоя очередь готовить завтрак для меня. Это и есть демократия, Дина. Мы живем здесь вместе. Мы варим друг другу яйца в мешочек. — Он наклонился и поцеловал ее на прощанье. — К тому же я люблю яичницу.

— Я возьму себе на заметку. — Она улыбнулась ему. Он встал.

— Я тебе об этом напомню.

— Хорошо.

Она продолжала расправляться с завтраком, невероятно счастливая и свободная. У нее было такое состояние, как если бы они прожили вместе месяцы, а может, и годы. Ей не казалось странным, когда он счастливо улыбался, глядя на ее обнаженную грудь, в то время как она пила кофе с молоком из ярко-желтого кофейника. Их взаимоотношения были так легки, естественны и непринужденны, что ничем не напоминали привычки, сложившейся в ее собственном доме. И она поняла, что порядки в доме Бена ей нравились больше. Даже желтый кофейник в ее руке казался очень устойчивым. Ощущение его прочности контрастировало с хрупкостью голубого с цветочками чайника из Лиможа, подаренного матерью Марка.

— Что ты собираешься делать сегодня?

— Прежде всего я приму ванну. — Она сморщила носик, и они оба рассмеялись.

— Ты мне нравишься и такой.

— Ты просто свинка. — Она протянула к нему руки, и он снова поцеловал ее. Оторвавшись от нее, он с сожалением поднял глаза вверх.

— Господь Бог, может быть, мне стоило отменить и этот завтрак, в конце концов.

— Давай позже. Или… — Она хотела спросить его, увидятся ли они вечером, но в его глазах было легко прочесть ответ.

— Никаких «или», Дина. Я освобожусь после пяти. Мы можем где-нибудь поужинать в спокойной обстановке. Может быть, в Марин?

— Я с удовольствием. — Она снова облокотилась на подушку, широко улыбнувшись, но тут же заметила некоторую озабоченность в его взгляде.

— Что-то не так?

— Дело не во мне. Но… я хотел бы знать, как ты относишься к нашему появлению на людях. Я не хотел бы создавать тебе дополнительных трудностей. — Он вынужден был напомнить себе о том, что у нее есть другая жизнь. Что она никогда не будет полностью принадлежать ему. Что она отдана ему на время подобно художественному шедевру из иностранного музея, которым он не владел полностью и не мог держать у себя в галерее. А потому это делало ее бесконечно дорогой для него на то время, пока они будут вместе. — У тебя не возникнут проблемы, если мы пойдем куда-либо? — Он смотрел на нее открыто и с такой нежностью своими зелеными глазами.

— Не должны. Это будет зависеть от того, что мы делаем, где будем, как поведем себя. Я думаю, все будет хорошо.

Он кивнул, не сказав ничего, и она протянула ему руку. Он молча взял ее и снова сел на кровати.

— Я не хочу ничего делать такого, что может навредить тебе потом.

— Ты не сможешь. И перестань волноваться. Все будет нормально.

— Я действительно волнуюсь за тебя, Дина. Я не прощу себе, если ты потом будешь страдать из-за этого.

— Ты не считаешь, что мы оба будем?

Он посмотрел с удивлением.

— Что это значит?

— Это значит, что нынешнее лето — самое прекрасное время в моей жизни и, надеюсь, твоей. Когда оно закончится и мы вернемся к своему привычному образу жизни, ты не думаешь, что мы оба будем страдать?

Он кивнул и посмотрел на ее изящную руку, которую держал в своих ладонях.

— Ты сожалеешь о том, что мы решили?

Дина откинула голову и рассмеялась своим серебряным смехом, прежде чем нежно поцеловать его в щеку.

— Ни на мгновение. — А затем снова сделалась серьезной. — Я полагаю, мы были бы безумцами, если бы надеялись на то, что нам не придется страдать позднее. Если это хоть чего-либо стоит, если это прекрасно, если это нам важно… тогда мы будем страдать. И с этим надо смириться.

— Что касается меня, я согласен. Но…

— Что значит «но»? Ты не хочешь, чтобы и я страдала. Ты не хочешь, чтобы я это ощутила на себе через любовь к тебе. Рассуждай здраво. Наши чувства этого стоят.

— Я все понимаю и согласен. Но я хочу также проявить благоразумие. Я не хочу создавать тебе проблемы в отношениях с Марком. — При упоминании его имени она почти съежилась. Бен наклонился и, быстро ее поцеловав, выпрямился. — Я думаю, мы сказали достаточно для одного утра. — Ему была ненавистна сама мысль о том, что произойдет в конце лета; трудно было поверить и в то, что это время настанет. Ведь они только начали встречаться вместе. — Где ты будешь в пять часов вечера? — Он взглянул на нее, обернувшись уже у самой двери. — Здесь?