Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла. Страница 55

— Везде, где бы то ни было?

— Везде.

— Тогда поехали на Таити.

— Я предпочитаю поехать в Кармел.

— Серьезно? — Он провел пальцем от ее бедра по ноге. Она улыбнулась.

— Серьезно.

— О'кей, тогда поехали. Мы можем там на месте и поужинать.

— Разумеется. В Париже сейчас два часа утра. К тому времени, когда мы будем ужинать, я уже буду готова позавтракать.

— Иисус. Я как-то не подумал об этом. Ты ведь полумертвая от усталости? — Она действительно выглядела очень утомленной, но в то же время казалась сейчас не такой бледной.

— Нет, мне хорошо, я счастлива, и я люблю тебя.

— Ну уж, по крайней мере, не так сильно, как люблю тебя я. — Он взял ладонями ее лицо и приблизил к себе. Ему хотелось целовать ее, обнимать ее, касаться ее, чтобы она принадлежала только ему настолько, насколько это было в его власти за те несколько дней, которые им оставалось провести вместе. Тут что-то пришло ему в голову. — Как насчет твоей работы?

— А что моя работа?

— Мы еще будем работать вместе в галерее? Будем ли мы, то есть я, представлять твои работы? — Он хотел спровоцировать ее, чтобы она ответила — конечно, но в течение некоторого времени она не проронила ни слова. Тогда он все понял.

— Я не знаю. Там будет видно. — Но как они смогут продолжать встречаться? Как она сможет пойти к нему в галерею через несколько месяцев, когда она располнеет, вынашивая ребенка от Марка Эдуарда?

— Все в порядке, — сказал он. — Не бери в голову.

Но сейчас в его глазах отразилась такая боль, что для нее стало невыносимо выдерживать этот взгляд. Она разрыдалась. Казалось, что для нее это стало уже привычным.

— Что случилось, любимая?

— Ты начинаешь думать, что я похожа на нее — что я такая же обманщица, как и она, та молодая женщина, на которой ты был женат.

Он опустился на пол на колени рядом с ней.

— Ты никакая не обманщица, Дина. Ты никогда не вела себя подобным образом. Мы всего лишь попали в трудное положение, и сейчас мы должны найти достойный выход. Это нелегко, но это будет честно. Мы всегда поступали честно. Я люблю тебя сильнее, чем кого бы то ни было в своей жизни. Я хочу, чтобы ты помнила об этом всегда. Если ты когда-нибудь захочешь вернуться, я всегда буду ждать тебя тут. Всегда. Даже когда мне стукнет девяносто три года. — Он попытался вызвать у нее улыбку, но из этого ничего не вышло. — Давай договоримся сейчас кое о чем другом.

— Что? — Она все еще злилась, когда подняла на него глаза. Она ненавидела Марка Эдуарда, но более всего она ненавидела себя. Она должна сделать аборт. Сделать что-то, чтобы иметь возможность оставаться с Беном. Или, может быть, он смирился бы с существованием ребенка от Марка Эдуарда, если бы она рассказала ему всю правду с самого начала. Но она знала, что никогда не сможет рассказать ему об этом. Он никогда не понял бы ее.

— Ну хватит. Я хочу, чтобы мы договорились кое о чем. Я хочу, чтобы мы дали друг другу обещание не упоминать, что у нас имеется «всего лишь одна неделя». Давай просто жить каждый день, любить каждый день, наслаждаться каждым мгновением, и спокойно встретим час разлуки, когда он наступит. Если же мы будем говорить только об этом, мы испортим себе оставшееся у нас в запасе время. Ну как тебе такой уговор? — Он взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал в губы, и в этот момент волосы, схваченные узлом у нее на макушке, мягко упали сверху ей на лицо. — Уговор?

— Уговор.

— Отлично. — Он ласково посмотрел на нее, поцеловал ее еще раз и вышел из комнаты.

Через час они отбыли в Кармел, но трудно было не заметить происшедшую перемену. Все теперь казалось не таким, каким было прежде. Их время почти закончилось, и что бы там ни говорили, они оба это прекрасно понимали. Конец был уж очень близок. Лето катилось к своему горьковато-сладкому закату.

Глава 24

— Ты готова, моя дорогая? — Была полночь. В ночь с понедельника на вторник. День Труда. Он уже завершился. Пора отправляться домой. Она в последний раз окинула взглядом гостиную, потом молча взяла его руку. Свет был уже потушен, женщина на пляже на картине Уайета прятала свое лицо в лунном свете. Покидая этот дом, Дина в последний раз взглянула на нее. На улице было прохладно, а на небе полно звезд, и ярко светила луна.

— Я люблю тебя. — Они переговаривались шепотом, когда она тихо уселась в машину. Он коснулся ее лица и затем поцеловал ее.

— Я тоже тебя люблю. — Они оба улыбались, сейчас и впрямь им не о чем было печалиться. Все эти дни их связывали чувства радости, умиротворения и любви, которые вряд ли кому-либо из них удавалось испытать в жизни; и между ними было что-то такое, чего никому бы не удалось у них отнять. Это принадлежало только им. На всю оставшуюся жизнь. — Ты счастлива, так же, как и я, Дина? — спросил он. Она кивнула, продолжая улыбаться. — Я понятия не имею, почему я чувствую себя так чертовски здорово, за исключением того, что это ты делаешь меня таким счастливым, и ты всегда будешь приносить мне радость. Что бы ни произошло.

— Ты для меня значишь то же самое. — И тоже будешь приносить мне радость. Она всегда будет крепко держаться за эти воспоминания в течение всей такой долгой, холодной и беспросветной, как зимняя ночная мгла, совместной жизни с Марком. Она будет думать о нем, когда будет держать в руках своего ребенка, представляя себе, что это мог бы быть его ребенок. Как она хотела, чтобы это было так; ей вдруг захотелось этого больше всего на свете.

— О чем ты думаешь?

Они отправились в обратный путь в Сан-Франциско, рассчитывая добраться туда к двум часам дня. На следующее утро они встанут поздно, а затем после завтрака он отвезет ее домой. Марк должен был появиться во второй половине дня. Во вторник, в три часа. Это было все, что можно было узнать из отправленной им телеграммы. Маргарет прочитала ее содержание Дине по телефону, когда та позвонила к себе домой, чтобы удостовериться, что дома все в порядке. Во вторник, в три часа.

— Я спросил тебя, о чем ты думаешь?

— Минуту назад я раздумывала о том, что была бы очень не против заиметь от тебя сына. — Она улыбнулась куда-то в ночь.

— А моя дочь? Ты бы не хотела и ее? — Они оба улыбнулись.

— И сколько же ребятишек ты планируешь иметь?

— Какое-нибудь круглое число. Может быть, двенадцать. — В этот момент она засмеялась и прилегла на его плечо, пока он вел машину. Ей вспомнилось, как он произнес эти слова в первый раз в то утро после ее выставки. Интересно, будет ли еще когда-нибудь подобное утро в ее жизни?

— Я довольствовалась бы двумя.

Он не мог выносить эти временные формы, с помощью которых она выражала свои мысли. Это напоминало ему о том, о чем он не хотел знать. Даже вспоминать. Только не сегодня вечером.

— Так когда же ты решила, что ты все-таки не слишком стара?

— Я до сих пор думаю так же, но… так легко помечтать.

— Будучи беременной, ты выглядела бы очень привлекательной. — На этот раз она ничего не ответила. — Ты устала?

— Есть немного.

Она утомлялась достаточно часто в течение всей недели. Это, разумеется, было результатом перенапряжения, но ему все равно не нравились эти темные круги под глазами и эта бледность на лице, когда она вставала из постели по утрам. Но ему уже не придется переживать по этому поводу после того, как окончится сегодняшний день. Сегодня он мог позволить себе это в последний раз. Удивительное дело, но начиная с завтрашнего утра он должен был остановиться.

— А сейчас о чем ты думаешь? — Она с серьезным видом подняла на него глаза.

— О тебе.

— И это все? — Она пыталась подразнить его, но он не стал ей подыгрывать.

— И это все.

— О чем же именно?

— Я думал о том, насколько сильно я хочу, чтобы у нас был ребенок.

Она почувствовала, как комок застрял у нее в горле, и отвернулась.

— Бен, не надо.

— Извини. — Он притянул ее поближе к себе, и они продолжили путь.