На краю Принцесс-парка - Ли Маурин. Страница 34

Она отказывалась верить, что кто-либо, в том числе этот странный Адольф Гитлер, будет настолько глуп, чтобы начать войну, которую газетчики называли неминуемой. На все зловещие признаки девушка упорно не обращала внимания – хотя их было немало. В каждый дом пришла брошюра под названием «Защита вашего жилища от авианалетов», в которой описывалось, как следует заклеивать оконные стекла липкой лентой, чтобы те не разбились от ударной волны, и как надевать противогаз. Марта Квинлан поступила в Добровольческую женскую организацию и теперь училась оказывать первую медицинскую помощь, втайне надеясь, что у Фреда в душе достаточно патриотизма, чтобы в ее отсутствие вести дела в «Молт-Хаус».

Германия аннексировала Австрию, угрожала Чехословакии, провела мобилизацию своих вооруженных сил, а Бенито Муссолини ввел в Италии фашистский режим. Но Руби все равно надеялась, что войны удастся каким-то образом избежать.

В сентябре премьер-министр Британии Невилл Чемберлен встретился в Мюнхене с Адольфом Гитлером. На родину он вернулся, размахивая бумажкой, которая якобы гарантировала мир.

– Я же говорила, что войны не будет! – воскликнула Руби, услышав об этом по радио.

Но бумажка, которую привез Чемберлен, оказалась бесполезной: немцы продолжали одну за другой захватывать страны Европы.

Рождество, на которое они возлагали так много надежд, было безнадежно испорчено присланными за несколько дней до этого противогазами. К посылке прилагалось письмо, в котором говорилось, что три присланных противогаза предназначены для взрослых и что позднее им будут переданы противогазы для детей, в том числе специальное приспособление для пятимесячного Джейка. Наиболее сильно все это подействовало на Артура: он погрузился в депрессию, из которой так и не смог выйти. Он хорошо помнил, что мировую войну 1914-1918 годов называли последней крупной войной, но теперь выяснилось, что будут еще и другие. Старик без конца повторял, что он потерял веру в человечество, что в мире совсем не осталось добра – иначе как мог прийти к власти такой человек, как Адольф Гитлер? «Вы только посмотрите, что он делаете евреями!» – восклицал Артур. В церковь он больше не ходил, так как полностью утратил веру в Бога, и только и делал, что суетился вокруг троих маленьких детей, которых он приютил под своей крышей.

– Что же будет с этими крошками? – в отчаянии твердил старик.

С наступлением нового, 1939, года люди еще больше, чем обычно, задумывались, что он им принесет. Казалось, каждый месяц, каждая неделя лишь делают войну еще более неизбежной. Признаки этой неизбежности были заметны повсюду. На перекрестках возводились кирпичные укрытия, стены наиболее значимых зданий обкладывались валами из мешков с песком, повсюду открывались пункты первой помощи. Агнес-Фэй Квинлан рассказала, что среди работников муниципалитета теперь регулярно проводились учебные эвакуации на случай налетов. По словам Марты, с началом войны ливерпульских детей должны были эвакуировать в такие места, как Саутпорт или Уэльс.

– Только через мой труп, – ответила на это Руби. – Я никому не позволю забрать у меня моих детей.

– Это все не обязательно, – заверила ее Марта. – Кроме того, при желании матери могут ехать в безопасное место вместе с детьми.

– Ах, если бы они были повзрослее, как твои! – со вздохом сказала Руби. – Тогда я не так беспокоилась бы за них.

Марта положила ладонь ей на плечо:

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь. Матери всегда беспокоятся за своих детей, сколько бы лет им ни было. Наш Джим служит в торговом флоте, а ведь море сейчас – самое опасное место. Кстати, на этих выходных он приезжает домой – в первый раз за много месяцев. В субботу у нас будет маленький праздник, ты тоже приходи к нам. Раньше я не приглашала тебя только потому, что понимала, что тебе некогда из-за детей.

– А я могу привести Бет? – спросила Руби, подумав, что они могли бы надеть новые платья, купленные накануне Рождества в «Си-энд-Эй».

– Приводи кого хочешь. Как там твой Джейкоб? Есть какие-нибудь новости?

– Нет.

– Он все еще в Алдершоте?

– Наверное. Я написала ему туда, но он так и не ответил. Он никогда не любил писать письма.

Руби сказала Марте, что Джейкоб служит в королевских танковых войсках, в полку, который стоит в Алдершоте, но не стала упоминать, что он пошел служить только потому, что хотел бежать от семьи.

– Я уверена, что с началом войны их переведут куда-то в другое место.

– Я тоже в этом уверена, – сказала Руби.

«Интересно, в армии Джейкоб ведет себя более храбро, чем в гражданской жизни?» – спросила она себя.

До этого дня Руби ни разу не видела Джима Квинлана. Его внешность можно было назвать непримечательной, хотя иногда в его спокойном лице проявлялась какая-то внутренняя красота. Ей нравилось то, что молодой человек умел уделять внимание всем и каждому, заставляя людей верить в то, что они особенные.

Торговый флот был для Джима делом всей жизни. Он поступил на службу юнгой – это было целых шестнадцать лет назад. Недавно ему было присвоено звание капитан-лейтенанта, то есть он уже мог командовать судном – хотя до сих пор у него никогда не было своего корабля. На земле было немного стран, в которых Джим не бывал. Корабли, на которых он плавал, обычно перевозили грузы, реже – пассажиров.

– Так, значит, это и есть та самая знаменитая посыльная ломбардов, – произнес он, когда Марта в субботу вечером представила его Руби в «Молт-Хаус». – Мама часто упоминала тебя в своих письмах. Мне очень приятно наконец познакомиться с тобой по-настоящему. Ты еще красивее, чем она писала.

– Правда? – промямлила Руби, испытывая нехарактерное для нее смущение.

«Как хорошо, что я надела новое платье изумрудного цвета!» – промелькнуло у нее в голове. Эмили наверняка одобрила бы строгий фасон этого платья, но не цвет.

– Насколько я помню, твой муж служит в армии и у вас двое детей. Сколько им сейчас?

– Грете три, Хизер два. У них обеих был день рождения месяц назад.

– Ты сама еще совсем ребенок, – улыбнулся Джим, глядя ей прямо в глаза.

– Мой день рождения тоже в апреле. Мне исполнилось двадцать.

– Двадцать?! Я вдруг показался себе таким старым! Мне тридцать один.

– Ну разве это «старый»? – запротестовала Руби.

– Слишком старый, чтобы обращать внимание на симпатичных девчонок вроде тебя – но незамужних, конечно же.

Руби решила, что Джейкоба должны убить в первом же бою. Тогда она станет вдовой, и Джим Квинлан обязательно обратит на нее внимание.

В разговор вступила сидевшая по другую сторону стола Бет.

– Я уверена, у тебя есть девчонка в каждом порту, – произнесла она, затрепетав длинными ресницами и бросив на Джима притворно-скромный взгляд. Новое бледно-голубое платье ей очень шло.

– Не в каждом, а через один. Прошу прощения, меня зовет маман, – сказал Джим, заметив, что Марта подает ему знаки из-за стойки.

– Так вот как ты подцепила Джейкоба? – сердито проговорила Руби, когда Джим ушел. – С помощью этого взгляда умирающей телки?

– После двух лет жизни с тобой он наверняка успел привыкнуть к коровам, – парировала Бет.

– Терпеть не могу женщин, которые вечно флиртуют!

– Ты говоришь это только потому, что сама не умеешь флиртовать.

– Я бы ни за что не стала этого делать. Это унизительно для женщины. Мужчины либо принимают меня такой, какая я есть, либо не принимают вообще.

– Пока что они все как один тебя не принимают. У тебя был только Джейкоб, да и тот сбежал.

– В этом виновата не я, а ты, – сказала Руби и, чтобы положить конец вечному спору, встала из-за стола и пошла в туалет.

Выйдя оттуда, она прислонилась к стене и стала наблюдать за Джимом Квинланом, который разговаривал с пожилой четой, время от времени кивая и совсем не обращая внимания на происходящее вокруг. У него была коричневая от загара кожа, очень гладкая – хотя Руби казалось, что у человека, который проводит столько времени на открытом воздухе, кожа должна быть грубой. Вокруг его карих глаз можно было рассмотреть крошечные морщинки, ресницы были короткими, но очень густыми. Руби представила Джима на капитанском мостике, прикрывающим от солнца глаза изящной, также сильно загорелой ладонью.