Красная перчатка - Блэк Холли. Страница 44

— Даника, думаешь, она... ей уже лучше? Заклятие спало?

Пышно расцветает надежда, пугающая меня самого.

Быть может. Быть может, действие колдовства ослабнет, а Лила меня не возненавидит. Быть может, даже простит. Быть может.

Идем вместе с Сэмом в общежитие. Я улыбаюсь во весь рот, хотя не стоит радоваться раньше времени — знаю же, как мне обычно «везет». Но нет, предаюсь мечтам, воображаю, как, такой хитрый и предусмотрительный, сумею выпутаться изо всех передряг. Подобные глупые мечты обожают использовать мошенники, когда подлавливают простачков.

— Слушай. — Сэм переходит на шепот. — Ты так всегда? Ну, когда применяешь магию трансформации?

Все случилось вчера, а кажется, прошла целая вечность. Вспоминаю, как валялся на полу, а у соседа в глазах плескался ужас. Содрогаюсь при мысли об отдаче. Не хочу вспоминать. Тогда я чувствовал себя совершенно беззащитным, как будто без одежды остался, вывернулся наизнанку.

— Да, всегда.

В полумраке над тропинкой кружатся мотыльки. Светит тоненький ломтик месяца.

— Почти всегда. Вчера было хуже обычного, потому что я дважды за ночь превращался.

— А где ты был? Что произошло?

Не знаю, что ему ответить.

— Кассель, только скажи — все нормально или что-то плохое случилось.

— Я был в комнате у Лилы.

— Так это ты ей окно разбил?

Ну конечно, по школе уже наверняка ходят слухи, и все знают и про камень, и про записку с угрозой.

— Нет. Тот, кто это сделал, не знал, что я там буду.

Сосед внимательно на меня смотрит и хмурится, между бровями на переносице пролегла глубокая морщина.

— Значит, ты знаешь, кто разбил окно?

Молча киваю. Не надо упоминать Одри,

Сэм, конечно, не Норткатт, но все равно — я ведь обещал никому не говорить.

— Да уж, беда не приходит одна, — сокрушается Сэм.

Подходим к общежитию. В кармане звенит мобильник. Открываю его одной рукой и прикладываю к уху.

— Алло?

— Кассель? — тихо спрашивает Лила.

— Привет.

Сэм бросает понимающий взгляд и уходит, а я остаюсь сидеть на ступеньках, ведущих на второй этаж.

— Прости, что накричала на тебя.

— Простить? — повторяю я упавшим голосом.

— Да. Я поняла, почему ты принимал ставки. Не могу сказать, что мне все это нравится, но я понимаю. И больше не злюсь.

— Ясно.

— Наверное, просто нервы сдали. После прошлой ночи. Я не хочу, чтобы наши отношения были только для виду, — едва слышно говорит девушка.

— А они и не для виду. — Я выдавливаю слова через силу, такое впечатление, что они с мясом выдираются из груди. — Это всегда было всерьез.

Лила молчит, а потом снова называет меня по имени. Она улыбается — я точно знаю.

— Кассель, я рассчитываю на выигрыш. Сладкими речами ты меня не обведешь вокруг пальца.

— Как всегда — безжалостная и беспощадная. — Я тоже улыбаюсь.

К ступеньке прилипла жевательная резинка — кто-то на нее наступил, и получилась грязная розовая клякса.

Какой же я дурак!

— Я люблю тебя.

Решение принято. Теперь ничто не имеет значения, теперь я могу все ей сказать, вреда не будет. Лила не успевает ответить — сбрасываю вызов.

Прислоняюсь лбом к холодным железным перилам. Проклятие, может, и ослабнет со временем, но я никогда не буду знать наверняка. Пока я нравлюсь Лиле — невозможно определить, настоящее чувство или нет. Колдовство — хитрая штука. Конечно же, магическое воздействие не может длиться вечно, но как удостовериться? Мне нужно знать точно, а точно я не буду знать никогда.

Разные возможности, но всегда плохие.

Звоню агенту Джонсу. Визитки у меня нет, поэтому набираю основной номер отделения ФБР в Трентоне. Секретарь переводит меня на другую линию, и я надиктовываю сообщение на автоответчик. Говорю, что мне требуется еще немного времени, всего пара дней, в понедельник я назову им имя убийцы.

* * *

Когда принимаешь тяжелое решение, пусть и отвратительное, обычно чувствуешь нечто вроде облегчения. Ведь гораздо проще действовать, а не выжидать.

Чем больше вариантов я перебираю в голове, тем безнадежнее кажется ситуация.

Нужно принять все, как есть.

Я плохой человек.

Сотворил много плохого.

И сам не остановлюсь. А кто меня остановит? Лила не может. Захаров не хочет. Есть только один человек, который на это способен, очень ненадежный человек.

Сэм листает «Отелло». Из колонок, к которым подсоединен айпод, так громко вопит «Магия смерти», что стекла в окнах дребезжат.

— Ты как? — кричит сосед.

— Сэм, помнишь, ты в начале семестра рассказывал, как вы скупили половину магазина для спецэффектов? Что, мол, теперь ко всему готов?

— Ну да, — осторожно отвечает тот.

— Я хочу кое-кого подставить; нужно свалить на этого человека убийство брата.

— На кого свалить? — Сэм убавляет звук, совершенно не удивляется — наверное, привык уже к моим безумным просьбам. — И зачем?

Набираю в грудь побольше воздуха.

Существуют определенные правила.

Для грамотной подставы необходимо найти того, кто с легкостью сойдет за злодея. Лучше всего, если он уже сделал что-нибудь плохое, и совсем хорошо, если действительно виноват в случившемся.

Тогда и совесть не так будет мучить.

История должна получиться правдоподобной. В простую ложь все поверят. В простую ложь люди верят гораздо охотнее, чем в правду. Правда зачастую бывает запутанной, грубой, неприятной. Но разве я могу кого-то осуждать? Пускай верят в правдоподобную ложь.

Особенно если мне это на руку.

— Бетенни Томас.

— Погоди, кто это такая? — хмурится Сэм.

— Подружка убитого гангстера. С двумя большими пуделями. Бегунья в спортивном костюме. — Вспоминаю про тело Янссена в морозильнике (надеюсь, он бы порадовался). — Она заказала своего любовника, так что отчасти виновна.

— И откуда ты об этом узнал?

Я очень стараюсь быть честным, но не рассказывать же Сэму все. А если все не рассказывать, получается какая-то чушь.

— Она сама мне сказала. В парке.

— Ну да, — закатывает глаза сосед. — В доверительной дружеской беседе, то-то она от тебя припустила.

— Просто приняла за другого. — Голос у меня злобный и угрожающий, как у Филипа; жутко-то как, ведь я изо всех сил стараюсь не походить на брата.

— За кого? — и глазом не моргнув, интересуется Сэм.

Усилием воли заставляю себя успокоиться.

— За убийцу.

— Кассель, — стонет он. — Ладно, не волнуйся, вопросов больше не буду задавать. Знать ничего не хочу. Какой у тебя план?

Уф, слава богу. Усаживаюсь на кровать. Вряд ли я способен сейчас на очередное откровение, хотя Сэм и половины не знает.

В детстве мне случалось сидеть вместе с отцом в засаде — мы прятались возле дома, который он собирался ограбить, и наблюдали. Какое у обитателей расписание, когда они уходят на работу, когда возвращаются, в каких ресторанах ужинают, ложатся ли спать в одно и то же время. Если аккуратно все записать — ограбление пройдет легко и просто.

Очень хорошо помню, как мы подолгу сидели в машине и слушали радио. Окна нельзя было открывать, несмотря на духоту, только чуть-чуть. Из минералки выветривались пузырьки. Мне в конце концов приходилось писать в бутылку. Но было в таких засадах и кое-что хорошее: во-первых, папа разрешал выбрать в супермаркете любое лакомство; а во-вторых, учил меня играть в карты: покер, «выбери карту», слэп-джек, восьмерки.

У Сэма хорошо получается. Всю ночь с пятницы на субботу мы следим за квартирой Бетенни и играем в карты на сырные чипсы. Когда никого нет поблизости, консьерж, накачанный бугай, отлучается покурить. На наших глазах он прогоняет бродяжку, который клянчит у жильцов мелочь. Вечером Бетенни выходит на пробежку вместе с собаками, потом еще два раза их выгуливает и уходит куда-то на всю ночь. На рассвете консьерж сменяется, вместо него заступает какой-то тощий парень. Он съедает два пончика и успевает прочесть газету. Жильцы просыпаются и начинают выходить из дома. Утром в субботу мы сворачиваемся и уезжаем, Бетенни так и не вернулась.