Красная перчатка - Блэк Холли. Страница 46

Даника мне не верит; конечно — я и сам себе не верю. В ее глазах неприкрытое отвращение.

— Ты же знаешь, я ничего не могу сделать. Не могу снять с нее проклятие.

— Сделай так, чтобы она ничего ко мне не чувствовала. — Перед глазами все плывет, и я сердито смахиваю непрошеные слезы. — Пускай не чувствует ничего. Пожалуйста.

Теперь Даника смотрит на меня с изумлением.

— Я думала, заклятие ослабло. Может, оно вообще уже прошло.

— Нет, ведь я все еще ей нравлюсь.

— Кассель, может, ты ей действительно нравишься. Без магии.

— Нет.

Повисает длинная пауза.

— А как же ты? Что с тобой будет, когда она?..

— Неважно. Единственный для Лилы способ удостовериться, вообще единственный способ удостовериться — это если она перестанет меня любить.

— Но...

Если я такое переживу, мне больше ничего не будет страшно. Я все смогу.

— Даника, так надо. Иначе я буду выдавать желаемое за действительное — выдумывать оправдания, уговаривать себя, что она меня любит. Мне нельзя доверять.

— Я знаю, ты очень расстроен, но...

— Мне нельзя доверять. Понимаешь?

— Хорошо. — Девушка медленно кивает. — Хорошо, я все сделаю.

Облегченно вздыхаю, даже голова закружилась.

— Но только один раз и больше никогда, никогда ничего подобного делать не буду. Понял?

— Да.

— И я толком не знаю, как это сделать, так что ничего не обещаю. И из-за отдачи буду странно себя вести, стану излишне эмоциональной, так что тебе придется со мной нянчиться.

— Да.

— Ей станет на тебя наплевать. — Даника смотрит на меня очень внимательно, словно видит впервые в жизни. — Просто знакомый парень. Все ее чувства к тебе, настоящие и прошлые, исчезнут.

Закрываю глаза и молча киваю.

Добравшись до дома, перво-наперво иду в под вал и открываю морозильник. Янссен на месте — волосы покрылись инеем, лицо белое, пеки набрякли. Эдакая шизофреническая мраморная скульптура — портрет убитого убийцы. Кровь, наверное, прилила к спине, когда я его сюда сгрузил. Снизу Генри, должно быть, стал фиолетовым.

Стаскиваю перчатку и кладу правую руку на его холодную грудь, под заледеневшую майку.

Трансформирую сердце в стекло.

Мгновенное превращение, зато отдача, как всегда, болезненная. Очнувшись, тру ушибленный затылок — там, где бился головой об пол. Все тело ломит, но я уже привык.

Поднимаюсь на второй этаж в гостиную, достаю из пакета пистолет и, зажмурившись, два раза стреляю в потолок. Сыплется штукатурка (один кусок чуть череп мне не размозжил), повсюду оседает пыль.

Мошенничество — скучная, тяжелая работа. Надо вытащить из шкафа громоздкий старый пылесос, поменять в нем мусорный мешок, тщательно пропылесосить комнату. Надо спуститься в подвал и все убрать — чтоб никто не догадался, что ты недавно бился тут на полу, страдая от отдачи. Надо разобрать пистолет, следуя инструкциям из Интернета; аккуратно стереть промасленной тряпочкой отпечатки пальцев, собрать обратно и завернуть в бумажные полотенца. Надо отъехать на милю от дома, найти заброшенный участок шоссе, облить бензином плащ и перчатки и сжечь их. Надо подождать, пока все сгорит, и развеять пепел. Надо расплющить пуговицы и крючки молотком, отъехать подальше от дороги и выкинуть их и мешок от пылесоса, причем выкинуть в несколько разных мусорных контейнеров, на разных свалках. Суть хорошего мошенничества — в мелочах.

Дело сделано. Пора звонить Сэму и приступать к следующей части плана.

Мама — настоящий пурист, когда речь идет об аферах. У нее свои методы, и довольно эффективные, надо заметить. Красивый наряд, прикосновение — и жертва уже готова подчиняться. До встречи с Сэмом я и не думал, что может пригодиться фокус с переодеванием или какая-то бутафория.

На ноутбуке загружена страничка с сайта «Кипрские красоты» — планы квартир для потенциальных арендаторов. Чрезвычайно полезная информация. У Сэма наготове фальшивая рана из тонкого кусочка силикона.

— Слушай, Кассель, ты сказал, что тот охранник не прочь поиграть в героя.

Может, и сказал. Не помню. Когда мы сидели в засаде, я много чего говорил: в основном трепался по поводу жильцов и хвастал, как обыграю соседа в карты.

— Сэм, тогда нам понадобится помощник. Это уже схема на троих.

— Попроси Лилу.

— Да она уже наверняка в город уехала.

Слабый аргумент. Какое нестерпимое искушение — последний раз увидеть любимую девушку, ведь скоро я ее потеряю.

— Мы же с Даникой до сих пор... Не знаю. К тому же актриса из нее никудышная.

— На званом вечере у Захарова она здорово справилась.

Вспоминаю, как Даника тайком передала мне пакет с кровью, а потом как ни в чем не бывало улыбалась Баррону.

— Ну да, но я тогда ее всю дорогу накручивал. Хочешь, сам Лиле позвоню?

Молча протягиваю соседу телефон. Я хочу ее увидеть. Пожалуй, если сейчас начать с собой бороться — сил больше ни на что не хватит.

Приезжаем за Лилой на вокзал на Сэмовом катафалке. Сосед колдует, над ней на заднем сиденье, а я переключаю радиостанции и жую пиццу, взволнованно поглядывая на часы на приборной панели:

— Готово?

— Не мешай художнику работать, — отвечает Лила.

Ее голос словно острый, наточенный нож — вонзается в меня, как в масло; так легко, без усилия — мне не будет больно, даже если нож вытащить из раны.

— Да, прости, Сэм.

Наконец девушка перелезает на переднее сиденье. На щеке у нее мастерски нарисован синяк — от настоящего не отличить. Еще на Лиле светлый парик.

Не подумав, протягиваю руку, чтобы убрать у нее с лица длинную вьющуюся прядь, но тут же отдергиваю пальцы.

— Не испорти макияж, — криво улыбается она.

— Мы готовы?

— Минуточку, — отвечает Сэм. — Нужно налепить эту штуку на губу, а она не клеится.

Лила с решительным и в то же время взволнованным видом наклоняется и шепчет:

— То, что ты вчера сказал перед тем, как повесить трубку, правда?

Киваю.

— Но я думала, все это только для вида... — Она замолкает и прикусывает губу — словно боится спрашивать, боится услышать мой ответ.

— Я притворялся, что притворяюсь, — тихо говорю я. — Врал, что вру. Хотел заставить тебя поверить, что мы не можем быть вместе.

— Погоди, — хмурится Лила. — А почему сейчас решил сказать?

Вот черт.

— Потому что мне грозит страшная смерть от клыков двух свирепых пуделей, — кривляюсь я. — Любовь моя, помни обо мне.

Слава богу, тут с заднего сиденья выглядывает Сэм.

— Все, готово.

— Вот то, о чем ты просил. — Лила достает из рюкзака завернутую в футболку зеленую бутыль. — Ты это собираешься ей подкинуть?

Осторожно беру бутылку, стараясь не касаться стеклянного горлышка. Как странно — именно ее она выкрала из квартиры Филипа. И как страшно, если вдуматься, — ведь эта вещь когда-то была живым человеком.

— Нет. У меня еще более извращенный план.

Девушка закатывает глаза.

Надвигаю на самые глаза форменную кепку разносчика пиццы и завожу машину.

План прост: дожидаемся, пока Бетенни Томас уйдет, оставив своих собачек. Тут могут возникнуть сложности — например, Бетенни решит провести субботний вечер дома, на диване перед телевизором.

Но ровно в десять женщина выходит на улицу и садится в такси. Поехали.

Захожу в здание в обнимку с тремя коробками пиццы — на мне обычная одежда и фор-менная кепка (ее легко было стащить в кафе, где мы и заказали пиццу). Козырек надвинут на глаза, голова опущена — чтобы не светиться на камерах наблюдения. Консьержу говорю, что доставляю заказ для Голдблаттов. Когда мы обзванивали жильцов (спасибо большое Интернет-версии телефонного справочника), они не сняли трубку.

Накачанный бугай фыркает, потом берет телефон и нажимает кнопку. Изо всех сил стараюсь изобразить скуку, хотя адреналин просто зашкаливает.