Ангелы не плачут - Климова Анна. Страница 24

— «Собачье сердце»! — воскликнул Степан.

— Точно! Галя, неси свой фирменный пирог! Была не была! Пусть мне потом всю неделю будет плохо, но в такой компании грех не предаться веселому чревоугодию! Но сначала выпьем! — Зоя Даниловна подняла свой бокал. — За тебя, Степан. Ты прекрасный мальчик. Я это поняла с первого взгляда.

Гале оставалось только дивиться этому вечеру. Никогда Зоя Даниловна не была за столом такой веселой и естественной. В ее вкусе были солидные посиделки с чинными, приличными разговорами, многозначительными взглядами и умеренностью в каждом жесте.

После чая с пирогом Галя проводила гостя к большому книжному шкафу. Степан выбрал «Жди дурного гостя» Брэдбери и «Левую руку тьмы» Урсулы Ле Гуин.

После этого он попрощался с Зоей Даниловной и вместе с Галей вышел из квартиры.

В душе Гали витала легкость и игривая веселость, так редко посещавшая ее в последнее время.

Они шли рука об руку, ничего не говоря, вспоминая подробности вечера.

— Прости еще раз за тот дурацкий вопрос о родителях, — сказал он наконец. Видимо, та минутная неловкость все еще беспокоила его.

— Да, для бабушки он был как острый нож, — кивнула Галя.

— Она до сих пор переживает?

— Не так, как ты думаешь. Дело в том, что я родилась у очень молодых родителей. Моему отцу было семнадцать, а матери, по словам бабушки, еще меньше. И они не были женаты. Я вообще не знала об этом до последнего времени. Только когда приперла бабушку к стенке, она мне все и рассказала. Или почти все. Устроила из всего этого страшную тайну зачем-то… Ужасно глупо. Хотя я чувствую: что-то тогда произошло! Что-то нехорошее. Отец разбился на мотоцикле сразу после моего рождения. Мать, как говорит бабушка, бросила меня в роддоме. И теперь я ничего о ней не знаю.

— А хотела бы знать? — спросил тихо Степан.

— Наверное, да. Да, хотела бы, — порывисто согласилась Галя. — Ей сейчас около сорока. И мне кажется, все тогда было гораздо сложнее, чем рассказала бабушка. Во всяком случае, в той истории было не все так гладко. И я не знаю, с чего начать. Где искать тех, кто знал мою мать. Тут недавно один тип предлагал помочь. Делал грязные намеки относительно того, как я должна буду «отблагодарить» его за услугу. Это все бабушка! Один из ее приглашенных «женихов»!

— Кто, кто? — улыбнулся Степан.

— У бабули бзик на почве моего замужества. Вот она и рекрутировала всех своих подруг и знакомых, чтобы мне найти «достойную пару». Обычные «женихи» все понимали уже после первого чаепития и больше не показывались, а этот пристал как банный лист. Все твердил, что он знаток женщин, что я какая-то ужасно особенная, и он не хочет меня терять. Бред ненормального… Ой, даже не знаю, почему я тебе это рассказываю! — спохватилась она. — Трещу как сорока, загружаю тебя своими семейными проблемами.

— Ничего. Чувствую себя не таким чужим, — ответил он.

— Как ты сказал? — остановилась Галя и заглянула в его глаза.

— Чувствую себя не таким чужим, — повторил он тише.

— Секунду назад мне казалось, что я знаю, что ты ответишь. Что-нибудь притворно-банальное. Например: «Продолжай, мне интересно все, о чем ты говоришь», или как один из моих бывших «женихов»: «Все в порядке. Ты мне не мешаешь». Но твой ответ — лучшее, что я услышала за весь вечер. Спасибо тебе, Степа.

Она встала на цыпочки и легко поцеловала его. Потом подумала, вернее, прислушалась к себе на мгновение, и уже не смогла противостоять соблазну ощутить вкус его губ снова.

Он сильно прижал ее к себе одной рукой.

Они стояли посреди тротуара на полпути от входа в метро и ничего вокруг не замечали. Некоторые прохожие улыбались, некоторые делали вид, что ничего не происходит, некоторые грозно хмурились и бормотали что-то про распущенные нравы молодежи.

Но двум целующимся людям было глубоко безразлично их мнение о себе.

Никогда в своей жизни Степан не ощущал такого всепоглощающего тепла в душе. Ему казалось, что та гитарка с красавицами на боку поселилась в нем, и присутствие Гали заставило вибрировать на ней струны. Сначала тихонько, а потом все громче и громче. Этот звук переполнял его, рождал легкость, заставлял забывать о том, что кругом чужой, незнакомый город, и о ноющей боли в культях.

Они шли по городу, словно невменяемые, смеясь, перебивая друг друга, одним своим видом бросая вызов всем недовольным, всем мрачным завистникам, провожавшим их осуждающими взглядами. Разве мало в городе разочаровавшихся, обиженных судьбой или считающих себя обиженными ею? Разве мало воинствующих ханжей, готовых, если бы была на то их воля, побивать камнями ради выдуманных ими самими приличий любого, кто не вписывался в их рамки? Сами безумцы, они приписывали безумие самым нормальным из людей — влюбленным.

Вот и Степан чувствовал себя самым нормальным. Возможно, даже более нормальным, чем до Чечни. Рядом был человек, который ни жестом, ни словом не напоминал Степану о его ущербности. Галя не говорила глупостей, не кокетничала и не притворялась веселой. Она не подчеркивала, что старше и лучше знает жизнь, и оттого не снисходила к нему. Он ощущал ее интерес к себе, ее радость и ее притяжение. Сладостное, не сковывающее по рукам и ногам притяжение.

Они ехали по вечерней Москве на автобусах, переходя с одного маршрута на другой, словно старались отдалить миг расставания.

Выйдя у храма Христа Спасителя, они медленно побрели по Пречистенке, любуясь потоком машин.

В какой-то момент обоими овладело то тихое истомленное удовлетворение, которое приходит вслед за первым порывом.

— Интересно, какая она? — задумчиво произнесла Галя, держа Степана под руку.

— Кто?

— Моя мама. Теперь я хочу увидеть ее еще больше, чем когда-либо. Мне бы хотелось расспросить ее о том, что тогда произошло и как она жила все эти годы.

— А разве никто из ваших соседей ничего не помнит? — спросил Степан. — Должен же кто-то что-то помнить, если история и скандал были громкими.

Галя остановилась и посмотрела на него с надеждой.

— Степа, ты гений! Только… Мы раньше жили не на Ивантеевской, а в каком-то старом районе. Квартирки там были маленькие.

— И ты не помнишь адреса?

— Нет, конечно. Мы переехали, когда мне было лет шесть. Я тогда еще в школу не ходила. Да, как же я могла забыть! У бабушки есть старые письма с конвертами! Она же везде собирала вокруг себя целые кучи приятельниц. Всем же надо было что-то подшить, обрезать, перешить, вот они и шли к ней толпами. Она без приятельниц, как атаман без войска. Сколько себя помню, у нас в доме вечно женские посиделки, шушуканья, примерки. Точно! Я найду их по обратным адресам. Кто-то действительно что-то должен помнить. Бабушка же хоть и смеется над сплетницами, сама часами может другим косточки перемывать.

Она снова его поцеловала и подняла воротник его куртки.

— Ты мой талисман, дядя Степа. Большой, добрый талисман. Я буду тебя беречь.

— Всегда? — лукаво улыбнулся он.

— По возможности. Во всяком случае, я постараюсь. А вон и наш родной госпиталь.

— Я сам дойду, — сказал Степан. — Ты езжай домой.

— Ладно, завтра увидимся, — вздохнула она. — Пока, дядя Степа. Спасибо за вечер.

— Не за что. Станет скучно, зовите.

Отойдя немного, она оглянулась ему вслед.

Сожалений не было. Как и не было грусти. Человек, уходивший от нее чуть покачивающейся походкой, оставался с ней. Оставался в ее сердце.

12. Призраки прошлого

— Оксана! Погоди!

Она обернулась и увидела Юру. По всей видимости, он уже давно ее караулил у дома.

— А, это ты, Юрочка, — улыбнулась она. — Меня ждешь?

— Да, я хотел поговорить с тобой.

— Поговорить? — Оксана вздохнула. — Если ты по поводу Гали, то все наши с тобой разговоры ничем тебе не помогут.

— Ксана, я прошу! — умоляюще воскликнул он.

— Господи, тебя и впрямь допекло. Ну пошли. Поговорим. Не посреди же улицы ты мне собираешься голову морочить.