Команда (СИ) - Силоч Юрий Витальевич. Страница 15
С виду заурядный хостел оказался настоящим притоном, полным злых вооруженных негров. Сколько человек было на его совести, Салага уже не думал: просто сбился со счета. Да и считать времени не было - огневой контакт на расстоянии плевка оказался вещью очень злой, кровавой и не прощающей ошибок. В один из моментов Салага перезарядил магазин, но забыл передернуть затвор, за что чуть не поплатился пулей в упор. Слава богу, что Сыч почуял неладное и, прикрыв ведомого щитом, всадил в здоровенного негра, увешанного золотыми цепями, пол-магазина в автоматическом режиме.
- Не тупи!!! - проорал он ведомому, едва поборов желание отвесить ему хорошего пенделя.
Первый этаж был пройден примерно за две с половиной минуты, второй зачищался немногим дольше. Дубровский, хорошо выбрал позицию: ему были хорошо видны окна комнат второго этажа, и его карабин очень хорошо помогал друзьям двигаться вперед.
Единственный в хостеле номер "люкс" располагался в конце второго этажа, и логика подсказывала друзьям, что Фабрис Мбиа - таинственный начальник покойных Жоэля и Пьера, находился именно там. Выбив двери и ворвавшись внутрь, Сыч увидел в смотровую прорезь, как на него несется щуплый черный человечек с ножом. Он орал что-то нечленораздельное, и намеревался сбить с ног Сыча, весившего даже без щита вдвое больше.
Мбиа не доставил проблем, даже стрелять не пришлось. Сыч, издав столь же дикий вопль, понесся навстречу, и со всей дури врезался щитом в щуплого негра, отчего тот отлетел на пару метров назад, врезался в шкаф, пробив дверцы, и потух.
- Он? - спросил Салага, глядя за спину на тот случай, если они кого-то пропустили, и этот "кто-то" захочет пострелять.
Сыч поднял забрало и присмотрелся:
- Тощий, лысый, с золотым зубом, на роже татуха, как у Тайсона. Он, родимый. Тащи его. - Сыч вынул из кармана наручники и бросил Салаге, который завел руки Мбиа за спину и защелкнул браслеты, - Анька! Карету к парадному!
Раздалась очередная пробуксовка, и вскоре команда уже ехала обратно в штаб.
В тот момент, когда Салага сел на лавку и снял бронежилет, он понял, насколько замучился. После снятия бронежилета в теле появилась какая-то неприятная слабость, будто броник был частью скелета, и после его снятия стало неудобно двигаться и не на что опереться.
- Отдыхай! - крикнул Сыч, валяющийся на полу в полном блаженстве, и, похлопав ладонью по щиту, добавил - Ох и настое..ал же он мне, ты даже не представляешь...
17.
Из штаба слышались редкие вскрики пытаемого Мбиа, а Сыч, Анька и Салага стояли рядом с воротами и наслаждались теплой летней ночью.
- Чуешь, Салага, как жизнь хороша? -спросил Сыч, медленно вдыхая и выдыхая воздух.
- Чую. - он и сам пил теплый ночной воздух, отдыхая от пороховой гари, выстрелов и страха за свою бесценную жизнь.
- Никого не ранило? - деловито осведомилась Анька, - Может, в броник попали или синяк оставили?
- Не, все в порядке. - Сыч дышал, закрыв глаза и кайфовал, - Не считая того, что у меня руки - как отбивные. По щиту прилетает очень больно.
- Ну, смотрите сами. У меня аптечка с собой, если что.
- Так ты, оказывается, не только водитель, но еще и медик? - удивленно спросил Салага.
- Ага-а. Медик. - лениво отозвался вместо неё Сыч, продолжая с наслаждением дышать полной грудью - Хоть и не хирург, но раны штопает ого-го.
- А что, у вас ранили кого-то?
- Разумеется, причем, не один раз. - Сыч поглядел на Салагу, - Помню, как меня первый раз подстрелили. Кровищи, как с порося. Повезло, правда, что не задели ничего жизненно важного. Случай был - ну вообще, хоть картину пиши. Темная квартира, я сижу на табуретке в центре кухни, на пол газеток подстелил, чтоб линолеум не запачкать, Анька настольную лампу принесла, чтоб на спину мне светить... Зашивает меня, я типа кашляю, чтоб от боли не орать. Анька плачет, и ее слезы соленые мне прямо в рану капают... Да-да, Ань, не отворачивайся, всё так и было. Плачет, значит, зашивает и говорит сквозь слёзы: "Ну зачем ты это делаешь? Зачем под пули лезешь?". Ну чисто нуарное кино.
Анька обиженно отвернулась. Сыч, видимо, рассказал нечто, о чем ей не хотелось вспоминать.
- Любит она меня, дурака. - Сыч с лукавым прищуром глядел на Анькину спину, - Что нашла только?...
- Заткнулся бы ты, - прошипела Анька, поворачиваясь, - А не то я...
- Извини-извини! - Сыч примирительно поднял ладони, - Я не хотел ничего такого...
- Да пошел ты! Не хотел он! - Анька снова завелась с пол-оборота, - Вечно ты ничего не хотел! Даже когда открытым текстом предлагали, не хотел! Тоже мне... "Сыч наш тоже вертолёт - х..й большой, а не встает"!
- Оу... - Салага никак не рассчитывал узнать такие подробности из личной жизни боевых товарищей, - Я, наверное, пойду пройдусь.
- Стой. На. Месте. - процедила Анька с такой злостью, будто ядом плюнула, и, резко повернувшись на каблуках, пошла к машине, села в кабину, и включила радио, запевшее что-то нерусское.
- Что это с ней?
- Отойдёт. - пожал плечами Сыч, - Пошли-ка за пивом сходим...
Вернувшись с пакетами, издающими "звяк-звяк", Сыч и Салага заглотили мигом по бутылке - даже и не заметили ,как проскочила.
- А ведь еще вчера я не пил... - Салага отрывал кусочки от этикетки и бросал себе под ноги.
- Ага, и не трахался, наверное.
Салага покраснел и что-то промямлил, но Сыч его перебил:
- Да ладно тебе! Видел я, как ты ту деваху охомутал. Она и мявкнуть не успела. - Сыч заржал и, открыв еще одну бутылку, передал ее Салаге, - Подкатил, как настоящий мачо, танцы, угощение, все дела.
- Да?.. А я не помню. - Салага забрал пиво и присосался к горлышку с грустным видом.
- Ну дык... Виски с водкой - это вам не гондон надуть.
- Ты специально меня так напоил?
- Разумеется. Тебе до нервного срыва оставалось 5 минут. - Сыч усмехнулся, - Уж я-то в этом почти эксперт.
Молчали. Пили холодное пиво и теплый воздух, наполненный неповторимым ароматом ночных улиц. Свежего воздуха, пыли, и испаряющейся с асфальта воды, которой щедро орошали дорогу машины-поливалки.
- Слушай, Сыч... Я уже спрашивал об этом, но ты так и не ответил. Что с тобой такое стряслось, что тебя в психушку упекли?
- Э-эй. А как-нибудь тактичнее нельзя? - скривился Сыч.
- Прости. Я пьян. - Салага мгновенно осознал свою ошибку, и выглядел так, что, будь у него хвост - он бы его непременно поджал.
- В принципе, ладно. Не страшно... Хрен с тобой, расскажу. Тем более, что никакой это, в принципе, не секрет, и вся Команда давно всё знает... - Сыч надолго замолчал, собираясь с мыслями, и затем начал свой рассказ.
- Когда нас взяли и отвезли в тот загородный дом, то посадили в подвалы и принялись допрашивать. Ну, ты знаешь, тебе рассказывали. А вот то, чего тебе не рассказали - на меня допрос подействовал. Я ж всю жизнь был таким крутым перцем, что просто ах, а тут... - Сыч тяжело вздохнул, - Они ж меня не били даже. Серьезно. Взяли на раскаяние и на страх тюрьмы. Говорят, "Все, хлопчик, допрыгался. Сейчас мы тебя оформим, и пойдешь ты по этапу. За все твои прегрешения тебе светит пожизненное - это к бабке не ходи". Вот тут-то меня и проняло. Когда стрелял - не пронимало, когда убивал - не пронимало, а тут - до глубины души прям. В самую точку. Думал, что родителям скажу - позорище ведь для семьи. Старики мои такого бы не выдержали. А эти суки поняли, что слабину нашли, и давай давить, что есть силы... Додавились и сломали. Я ж перед ними плакал навзрыд. И на коленях ползал, представляешь?... Едва ли не руки целовал... Унижался, как только мог. - Сыч горько усмехнулся, - И сдал всех-всех-всех. С потрохами... Шкуру свою спасал, козёл. Ребята знают, и зла не держат, а вот я себе простить никак не могу. И не прощу. И низости этой моей, и предательства. Не смогу просто.
В глаза Сычу сейчас было страшно смотреть - такая в них была жестокость и холодная безжалостность. И от осознания, что все это направлено на самого себя, легче не становилось, скорее, наоборот.