Они выбрали ночь (СИ) - Кузнецов Константин Викторович. Страница 46

   Яркий свет факелов и сотни фонарей резко ударил в глаза, заставив Джинкса зажмуриться.

   Тишину сменило радостное улюлюканье толпы, а неприличный женский визг сменился довольным мужским гоготом. Здесь пели и танцевали, пили и прелюбодействовали, наслаждаясь бесконечной ночной прохладой. И казалось, что нет этому веселью конца, пока в дальней части улицы не раздалось несколько рассерженных возгласов, которые вскоре растворились в несмолкаемом гомоне.

   Джинкс морщился, воротя голову в сторону. Он и представить себе не мог, что мир за стенами одного города может быть таким разным.

   Несколько пьяных компаний распевая похабные песни, прошествовали рядом с инспектором, дыхнув не него мощным перегаром и вызвав приступы рвоты.

   - Смотри куда прешь, - рявкнул высокий, словно жердь моряк, не отрываясь от своих хмельных приятелей.

   - Извольте меня про... - Джинкс так и не договорил. Компания удалялась от него, совершенно не обращая на пришлого гостя никакого внимания.

   Впереди началась очередная драка. Толпа зевак, быстро облепившая пьяных буянов, присвистывала и выкрикивала призывы, жаждя крови. Один мрачный тип, только делая вид, что интересуется схваткой, умыкнул у пузатого сапожника увесистый кошель. Встретившись с ним глазами, констебль не выдержал острого, словно бритва взора.

   - Опасайся меня, браток...- не открывая рта, произнес вор.

   Уперев голову в подбородок, констебль старался теперь смотреть на окружающую его улицу исподлобья, избегая случайных взглядов.

   Здесь все было таким очевидным - что мурашки бежали по коже. Преступления происходили прямо на глазах простых обывателей - и никто несмел противостоять этому, смиренно мирясь с очевидным произволом. И вдруг в голову Джинксу пришла одна очень тривиальная мысль - тем, кто населял квартал Отрешенных, нравилась такая жизнь. Они не рвались покинуть здешние улицы, наслаждаясь подобным беззаконьем.

   - Эй, чего смотришь ежом? - внезапно раздался ворчливый резкий голос.

   В констебля уткнулся тяжелый взгляд бородатого здоровяка, который был практически на голову выше его.

  - Чего говорю, смотришь! - более требовательно повторил незнакомец.

  - Простите, мистер, - растерялся Джинкс. - Я вовсе не хотел.

   Где-то неподалеку возникли сполохи ярких фейерверков, ослепив восторженную толпу.

   Воспользовавшись заминкой, констебль легко скрылся среди орущих горожан, оставив здоровяка не удел.

   Нет, нет и еще раз нет. Как не настраивал себя Джинкс, а здешние улицы были ему чужды. Теперь он отчетливо понимал, почему полиция обходит квартал Отрешенных стороной, стараясь держаться подальше от здешней суеты.

   Миновав несколько мрачных забегаловок, с кричащими своей неучтивостью названиями, констебль оказался в дальней части пристани, где раньше швартовались иностранные суда, а теперь - мрачной горой высилось корабельное кладбище.

   Пестрящая мишура улицы вновь сменилась мраком бесконечной ночи. Здесь, практически за чертой города, царил лишь мрак и уныние, и только умиротворяющий плеск волн нарушал тишину.

   Джинкс огляделся. Пустынная улица, петляя между заброшенных складов, вела на холм, где среди ночной дымки угадывался свет огромного дома.

   Случайный ветер донес до инспектора несколько протяжных стонов, пробуждая мрачные краски ночи. В такие минуты, теряясь в догадках, делалось очень страшно. Пытаясь припомнить, кому может принадлежать дом на холме, мистер Форсберг сделал несколько осторожных шагов вперед.

   Источник света приближался к констеблю с невероятной скоростью. В какой-то момент, ему даже почудилось, что его тянет к нему магнитом.

   Уткнувшись в высокие резные ворота, Джинкс сперва оторопел, совершенно не понимая, как ему удалось проделать столь внушительный путь, всего за пару секунд.

   - Наваждение, - произнес он, внимательно изучая причудливый металлический узор.

   Преграда была старой и местами сильно проржавевшей - цепкие листья лозы, опутывали тела мифических чудовищ грифонов и химер.

   Внезапный скрип ворот, заставил констебля вздрогнуть.

   Покосившаяся табличка, едва держась на единственном креплении, сняла все вопросы. Перед служителем закона раскинув свои широкие объятия, стояла 'Безнадега'.

   Прикоснувшись к издававшим противный металлический стон воротам, инспектор осторожно проскользнул внутрь.

   Огромный сад, окружавший пристанище умалишенных был погружен в запустение. Когда-то ровные тропинки поросли травой, а ровные кустарники, лишившись своей формы, походили на ощетинившихся дикобразов.

   Подойдя к небольшой, увитой засохшим плющом беседке, Джинкс осторожно поднялся по скрипучим ступеням и оказался в окружении ровного ряда скамеек.

   - Доброй ночи, мистер.

   Обернувшись, констебль едва не столкнулся с огромной черной массой.

   Облаченный в свободную светлую пижаму, обитатель 'Безнадеги' выглядел настоящей горой.

   - Вы тоже любите гулять под луной? - монотонным голосом поинтересовался человек.

   Джинкс лишь сейчас заметил, что над ними действительно нависло ночное светило - но только молодой месяц, а не желтоватый блин луны.

   - По всей видимости, я заплутал, - не зная, что ответить, пролепетал констебль.

   - Все мы рано или поздно теряем нужное направление и начинаем метаться по лабиринту жизни.

   Слова пациента прозвучали во мраке и навсегда растворились в пустоте, не задержавшись и секунды.

   Только сейчас, Джинкс заметил его бессмысленный взгляд - и ему захотелось провалиться на месте, только бы избежать абсолютно бесполезного разговора.

   - Я видимо вас задерживаю, мистер, - хлопнув себя по лбу, внезапно выпалил пациент.

   В ответ констебль пожал плечами, окончательно упустив шанс, избавиться от ненавистного собеседника. Мысль о том, что ему все-таки придется потерять несколько минут и выслушать путаные мысли жителя 'Безнадеги', не давала покоя.

   - Нам здесь так одиноко. Толком и поговорить не с кем, - раздосадовано заметил пациент.

  - Вам? - удивился констебль.

  - Угу. Мне и мистеру Барбару, - немного смущено уточнил собеседник и, подняв правую руку вверх, продемонстрировал тряпичный кулек, с огромной картофельной головой, на которой ножом были вырезаны глаза и рот. Подобные страшилки из тыкв делали в Прентвиле на день Неуспокоенных.

  - Он скрашивает мое одиночество, - признался пациент.

  - Вот как, - не зная как реагировать на подобные высказывания, Джинкс отступил в сторону, выбирая путь быстрее покинуть беседку.

   Заметив это, здоровяк, безразлично отошел в сторону и присев на одну из скамеек повесил голову.

   - Я вижу, вы не желаете со мной разговаривать. Ах, как бы я хотел, чтобы поскорее наступил вчерашний день.

   Кукла в руке пациента затряслась, и словно утешая его, обхватила плечо.

   Оказавшись у выхода из беседки, мистер Форсберг внезапно остановился и, бросив на собеседника стремительный взгляд, поинтересовался:

   - Разве такое возможно.

   Шмыгнув носом и стерев с лица появившиеся слезы, здоровяк закивал.

  - То есть вы хотите сказать, что завтра может наступить вчерашний день...- понимая какую несусветную чушь он произносит, все-таки поинтересовался констебль.

   В ответ он в очередной раз получил немое подтверждение своих слов.

  - Вы давно здесь?

  - Сколько себя помню.

  - В чем же состоит ваша болезнь? - почти шепотом спросил Джинкс, посмотрев на пациента совсем другим, сочувственным взглядом.

   - Они не верят мне. А я не могу доказать им обратного.

   Подняв голову, здоровяк еще несколько раз всхлипнул, и доверчиво уставившись на инспектора, спросил:

   - Скажите, а вы мне верите?

   - У меня нет оснований... к тому же, - уклончиво пробурчал себе под нос служитель закона, не понимая смысла этого разговора.