Истории моей мамы - Трауб Маша. Страница 36

– Почему ты с ним больше не общалась?

– Он умер. Ему было всего тридцать четыре года. Наклонился над капотом машины и умер. Сердце.

Свадебный марш под осетинскую гармошку

– Мам, скажи, а у тебя было дело, которое далось тебе легко? И со счастливым концом?

– Не помню. Ты же знаешь, я не верю в счастливые финалы. Да и не обращались ко мне с простыми делами. Хотя нет, было одно. Я тогда приехала в отпуск к нашей бабушке в деревню. Хотела отдохнуть. И с тобой побыть.

– И что?

– Пришлось помочь одной милой девушке.

– Ты же знаешь, что мне пришлось уехать из села, да я и сама мечтала оттуда вырваться. Не могла там жить. А бабушка твоя, моя мама, ни в какую не хотела уезжать в Москву. Силком не затащишь. Она работала в редакции, ее все уважали – тогда редакционное удостоверение все двери открывало. Бабушка писала про колхозы – победители соревнований, репортажи об ударниках труда, о фронтовиках… И меня терпели. Приходилось терпеть. Да мне наплевать было, что говорят соседи. Я уже жила в Москве. Для сельских – как с другой планеты. Ну не здоровались со мной бывшие одноклассницы, на другую сторону улицы переходили, чтобы не сталкиваться. Женщины осуждающе смотрели. Но, понимаешь, я покрепче, посильнее многих была. И выбилась в люди так, как никому не снилось. У меня деньги были. А бабушка вся в работе – ей не до косых взглядов. Но не все же такие, как я.

По соседству с нами жила Валя. Она работала в магазине. Русская, вышла замуж за осетина, тот рано умер. У нее осталась дочка Мадина. Больше Валю никто замуж не брал. Правда, сватались вдовцы, чтобы Валя в роли прислуги в доме оставалась, но она отказывалась. А ей ведь не так много лет было. Пятьдесят всего, однако по местным меркам – древняя старуха.

Валя работала в магазине заведующей. И за прилавком сама стояла. Она нашей бабушке всегда то масло оставляла, то отрез на платье, то конфет тебе в кулек насыпала. Жили они с Мадиной бедно. Дом старенький, маленький и участок – один раз плюнуть от крыльца до калитки. Ни огорода, ни парника. А когда на участке огорода нет – это вообще не дом, а позор.

Мадина росла очень послушной девочкой. Школу окончила с серебряной медалью. Уехала учиться в город – поступила в пединститут. Окончила с красным дипломом. И вернулась в село – в школе преподавать. Ничего в ней особенного не было – не красавица. Ходила, как мышь, глаз не поднимала. Дети ее обожали. Она ведь даже кричать не могла – шепотом разговаривала. Валя все мечтала, что дочку замуж позовут, свататься придут. Мадина – просто идеальная невеста была. Послушная, покорная, что ей скажут, то и делает. Глаза в пол, кивнет и уходит неслышно. Хоть бы раз взбрыкнула, так нет же. И в городе, пока училась, себя блюла – ни с кем не встречалась. Ее даже с мужчиной ни разу не видели. Репутация – комар носу не подточит. Только женихи у ворот не толпились. Ей уже исполнилось двадцать два года, а все еще не замужем. Соседки жалели Мадину. Мол, страшненькая, ни волос, ни бровей, ни груди, вот никто замуж и не берет. Но Валя знала, в чем причина. Приданого у Мадины не было никакого. И мужчин, которые могли бы за нее заступиться, тоже. Ни уважаемого рода, ни красоты, ни денег. Если бы хоть одна из составляющих – Мадина бы в невестах не засиделась. Но Валя ничего не могла дочери дать. Только плакала, что не в силах предложить ей другую судьбу…

Мадина работала, проверяла тетрадки. Она смирилась со своей судьбой. И даже не ждала ничего. Так жили многие женщины. Терпели мужей, которые налево ходили, издевались. Но тем, кто был замужем, проще. Знали, что муж никогда не разведется, будет измываться, гулять, но никуда не денется. И содержать обязан. А на одиноких женщин пальцем показывали. А тех, кто в девках засиделся, вообще за людей не держали. Считали, или больная, или порченая.

Богатые девушки в невестах ходили недолго. Пусть кривая, косая, одноногая, но если богатая – сваты приезжали даже из города. Или родители договаривались, если беспокоились за дочку. На толстый кошелек женихи всегда находились. Красавицы тоже ценились. Их брали, чтобы потом хвастаться – такая красивая девушка нам досталась. Самая красивая в селе, любого могла выбрать, слухи до города доходили, а наша теперь! Нашему роду принадлежит! И детей родит красивых. А если девушка еще и танцевала, хоть в местном ансамбле, то тут женихи в очередь вставали. Очень почетно было взять красавицу, которая еще и танцует так, что все ахают. И пожилые мужчины с мест встают, чтобы провести ее хотя бы круг.

Пожилые? Тогда другое было исчисление времени. В сорок лет мужчина уже считался уважаемым человеком, прожившим долгую жизнь. В пятьдесят – стариком. У женщин был свой отсчет – женщина в сорок лет не могла ни на что претендовать. И счастье, если у нее были внуки. В сорок она становилась бабушкой, нянчилась, невестку шпыняла, доживала отпущенный срок. Муж на нее уже давно не смотрел, да она только рада была. Даже неприличным считалось мужем интересоваться и завлекать его. Подала ужин, убрала и ушла спать в другую комнату, чтобы не мешать… Когда гости приходили или родственники собирались, то она, конечно, рядом с мужем сидела, на почетном месте. И невестки молодые еду носили, угодить пытались, мухами летали. Вот это счастье. Жизнь не зря прожита.

Ну и третий вариант: если древний и уважаемый род, то тут, конечно, уже девушка могла выбирать, за кого ей замуж выходить. Она ведь после замужества уже принадлежала не своему роду, а роду жениха. Так что многие хотели породниться и присоседиться. Еще и выкуп за такую невесту давали солидный. Так что всем было выгодно. В этом случае и девушки были поумнее и построптивее – образование хорошее, музыка, книги. Избалованными считались такие невесты, капризными. В случае чего, могли домой вернуться. А там – братья, дядья да уважаемые друзья семьи. Так что в таких случаях женихи шелковыми ходили и мужьями заботливыми были. Боялись. Власти многие боятся, даже сильнее, чем денег больших. Власть больше дает.

Ну еще находились такие, как я, от которых не знаешь, чего ждать. Когда меня в первый раз украли и я сбежала, то надеялась, что все, оставят в покое. Больше никто свататься не придет, и я смогу спокойно доучиться. Так нет же. Оказалось, что моя ценность как невесты даже возросла. Отказалась от удачного жениха, сбежала, ничего не испугалась. Пошли слухи – строптивая, непокорная, гордая. И меня украли во второй раз.

Украл парень неплохой, завидный жених – и при деньгах, и из рода уважаемого. Любую мог невесту выбрать, только ему хотелось чего-то необычного. С жиру бесился. Когда все есть, хочется чего-то новенького. Вот он услышал, что в соседнем селе невеста сбежала, и решил меня добиться во что бы то ни стало. Сваты приходили к бабушке, но та, как всегда, была вся в работе. Сказала: «Как Ольга решит, так и будет».

Наверное, мне было все-таки проще – я знала, что всегда могу вернуться домой, что меня никто не выгонит за ворота, не проклянет. Поэтому сбежала во второй раз. После этого вообще смешно было – из других сел приезжали, чтобы на меня посмотреть. Как будто у меня рог во лбу рос или еще какая-нибудь диковинка. И бабушка тогда сдалась. Соседки ее замучили, на работе тоже выдохнуть не давали. Я уехала. Мама не хотела меня отпускать, но пришлось. Мы думали, что я только через год-два уеду в Москву, а пришлось уезжать срочно. Но я не убегала, не скрывалась. И всегда знала, что если и вернусь в село, то никто мне слова в спину не скажет, не посмеет.

Я смотрела на Мадину и поражалась. Ну как можно быть такой бессловесной? Как коза на веревочке – куда потянули, туда и пошла. И хоть бы заблеяла хоть раз! Так нет. И еще я очень злилась – Мадина блюла традиции, просто образец для подражания, а не девушка: юбка в пол, волосы зачесаны, платок. Никакой косметики. И все равно она считалась чуть ли не прокаженной. И только потому, что не могла выйти замуж, у нее не было мужской защиты.