Истории моей мамы - Трауб Маша. Страница 34

– За проявленную инициативу! Нашли кого спасать! Проститутку! Да вы знаете, что я могу с вами сделать? Да я вас квартир лишу! Забудете о своих кооперативах! Инициаторы!

– Не имеете права, – ввозразила я.

– Зато власть имею! Вон отсюда!

Светочку, которая продолжала плакать и не могла остановиться, пришлось увести к нам в комнату. Мы ее напоили чаем, дали пирожок, который принес кто-то из сотрудников. Она успокоилась, отогрелась.

– Свет, ты что-то знаешь? – спросила я.

Светочка замахала руками и опять зарыдала.

– Успокойся. Мы только хотим помочь семье Тамары, ее сыну. Если ты что-то знаешь, просто расскажи. Хотя бы для того, чтобы такие случаи… чтобы больше никто не умер.

Секретарши знают больше, чем все остальные. Светочка, хоть и молоденькая, наивная, не была исключением.

– Он и ко мне приставал. Говорил, что уволит, если я не соглашусь. Ну, вы понимаете… А до этого Тамара от него выходила. Чуть ли не каждый вечер… Со мной могло случиться то же самое! Не могу его видеть! Это он виноват! – Светочка опять зарыдала.

Тамара, как рассказала Светочка, звонила начальнику накануне своего дежурства и просила Евгения Павловича дать ей отгул на несколько дней по состоянию здоровья. Но он на нее наорал – секретарша своими ушами все слышала. И отправил Тамару на самый сложный участок. Как будто специально. Да нет, именно специально туда послал! Даже машину ей не дал. А ведь всем были положены машины. И горячий чай. Тамара умоляла его не отправлять ее в обход, но он сказал, что или она поедет, или может на работе больше не появляться. И квартиры ей не видать.

– Она так плакала. Обещала сделать все, что он захочет, только дать ей два дня, за свой счет, как угодно. Но он сказал, что она сама во всем виновата и пусть идет, работает. Мол, только прикидывается больной. И никого из сопровождающих не дал! А она так плакала, так просила…

– Ты можешь это официально подтвердить? В милиции? – спросила я.

– Нет! Я не могу! – опять заплакала Светочка. – Он же мне жизни не даст! А я сейчас работу не могу терять! У меня мама болеет. И в очереди я на кооператив стою. Как и Тамара. Если квартиру не получу, где я буду жить? Мне нужна прописка, чтобы маму сюда перевезти и в больницу устроить. Без прописки ее не возьмут. Я очень хочу помочь, очень, но не могу! Понимаете? Я его боюсь! Он же со мной, как и с Тамарой, может… – Светочка рыдала. Ей было страшно. Она не за квартиру боялась, за собственную жизнь.

– Тогда скажи, ты не слышала ничего про врача, который аборт делал? – спросила я.

Светочка кивнула:

– Я записала, на всякий случай. Не знаю зачем. Он просто кнопку не отключил, вот я все и слышала. Хотела к Тамаре съездить, проведать, как она там. Бедная. Мне ее так жаль. Это он специально ее убил, чтобы не мешала.

– Напиши телефон и адрес. Не волнуйся, никто не узнает, – попросила я. Светочка кивнула.

– Он туда всех своих отправляет, – всхлипнула она, – чуть ли не каждый месяц. Ненавижу его. Ненавижу. А еще женатый человек. И начальник.

– Всех своих? – переспросил Серега. – Что это значит? Тамара была не единственной? Ты можешь сказать кто? Мы с ними поговорим, убедим.

Светочка продолжала плакать.

– У вас ничего не получится. Вы даже помощь Тамаре не смогли у него выбить. И других он молчать заставлял. Все из-за этих квартир. Он всегда так говорил – выкину из очереди, останешься на улице. Поэтому они и соглашались…

Мы с Серегой поехали по адресу, который написала Светочка. Врач не стал отнекиваться. О том, что Тамара умерла, он узнал не от нас – ему звонил Евгений Павлович.

– Я устал. Двое суток на дежурстве, – сказал врач. – Что вы от меня хотите?

– Правду. Расскажите. Я хочу доказать, что Евгений Павлович виновен в ее смерти. У Тамары остался несовершеннолетний сын.

Врач сказал, что женщины от Евгения Павловича к нему приходили регулярно, без направления из женской консультации. Платили наличными.

– Я вас посажу, – пообещала я.

– Сажайте, мне уже все равно. Я чувствовал, что этим все закончится. Не могу больше. А вы что, отказались бы от денег? Они сюда добровольно приходили, их никто насильно не тащил.

Серега не сдержался и разбил ему нос. Но врач принял все как должное. Поднялся с пола, вытер кровь. Ему и вправду было все равно. Одна оболочка от человека осталась. Ничего внутри. Выхолощено или выморожено, не знаю.

– Почему вы это делали? – спросила я.

– Каждый живет как может. Вы же тоже выживаете. Вот и я хотел жить нормально. К деньгам быстро привыкаешь.

– Покажите журнал регистрации, – попросила я.

Врач принес нам журнал. Там были знакомые фамилии из нашего управления.

– Вы дадите показания? – спросила я. Серега был готов эти показания из него выбить.

– Дам, – ответил врач, – но они вам не помогут.

Он был прав. Нам нужны были показания женщин, подкрепленные словами врача. Но если они молчали до сих пор, то после смерти Тамары вообще рот не откроют. Достаточно было посмотреть на запуганную Светочку.

– Что будем делать? – спросила я Серегу. – У нас ничего нет. Мы ничего не сможем доказать.

– Почему бабы такие дуры? – Он все еще кипел, никак не мог успокоиться. – Зачем они под него ложились?

Балашов саданул кулаком в стену. Он тоже уже не выдерживал. Мы с ним глотнули из фляжки и добежали до машины.

– Ну, что, поехали в управление? – спросила я, но Серега сидел, уставившись на руль. – Серег, мы что-нибудь придумаем, обязательно. Я сейчас ничего не соображаю. Посплю немного и буду думать. Но так мы это не оставим. Я тебе обещаю. Серега, ты меня слышишь?

– Слушай, а как называется сестра жены? – спросил вдруг он.

– Золовка вроде бы, а что? О чем ты думаешь? – не поняла я. – Поехали, пожалуйста, я с ног валюсь.

– Не, не золовка, как-то по-другому, – задумчиво отозвался Серега. – А может, и золовка. У нас есть еще водка из запасов? Бутылки две?

– Есть одна и шоколадка, а что? Умоляю, поехали уже. Доедем и там напьемся. Я есть хочу, в конце концов!

– Оль, оставь мне водку и шоколадку, – попросил Серега.

– Да пожалуйста. Только в сугробе не замерзни. Зачем тебе?

Серега очнулся и завел машину. Даже улыбался.

– Я тебя сейчас по-быстрому до управления докину, но ты меня прикрой, ладно? Мне надо. По делу.

– Прикрою, на сколько скажешь. Только довези меня уже куда-нибудь и делай что хочешь. Куда ты собрался-то?

– Видела там медсестричку? Блондиночка такая. На посту сидела. Вот хочу у нее спросить, как сестра жены называется.

– Ты совсем от холода ума лишился?

Я тогда его чуть не убила – мужик в любой ситуации остается мужиком. У нас дел по горло, Тамара, а он об очередной юбке думает. Мало ему баб, которые на его широкой груди рыдают, так ему еще одну медсестру подавай.

– Делай что хочешь, – махнула я рукой.

Серега появился рано утром. Ночью нам пришлось выезжать на дежурство – в одном из аварийных домов нашли две квартиры с жильцами – и без Сереги было плохо.

– Привет, Ольгунчик! Кофе есть? Или что покрепче? – Серега заявился в управление радостный и довольный.

– Сам ищи и наливай. – Я была злая как собака. Почти не спала – Тамара не выходила у меня из головы, но я не могла ничего придумать. Чувствовала себя беспомощной. И совершенно без сил. Мне уже тоже ничего не хотелось – ни бороться, ни воевать, ни отстаивать. Я устала. Смертельно устала.

– Ольгуш, пирожки будешь? Ларисочка, как оказалось, печет пирожки. – Серега вывалил на стол целый пакет. – С капусточкой просто отличные!

– Какая Ларисочка?

– Так медсестра!

– Пока ты с Ларисочкой пирожками баловался, мы на дежурство ездили, – буркнула я, но пирожок взяла.

– Ольгуш, не сердись. Я ж по делу исчез, а не просто так.

– И какое у тебя было дело? Хорошо ночь провести?

– Да, но это не главное. Держи.

Серега выложил мне на стол копии журнала регистрации и карточки пациенток – тех самых женщин, которых Евгений Павлович отправлял к врачу.