Книга Холмов (СИ) - Карелин Антон. Страница 8

   Девушка говорила безмятежно, как собрату по детской игре. Темно-рыжие волосы поблескивали на солнце, веснушки смешливо сгрудились на наморщенном носу.

   Стальной воин, помедлив, осторожно снял пленного с плечей и опустил его на землю.

   В одной руке жрицы разгорелся бледный мирящий свет, впитался в спину герртруда; в другой сверкнул обоюдоострый цельнолитой ланцет. Алейна в одно движение взрезала рану, отбросила в гущу леса окровавленный обломок стрелы. Раненый глухо заревел, глаза его раскрылись, зрачки метались, взлетая наверх под веки. Он инстинктивно пытался перевернуться на бок, но жрица не дала, зажав ладонью кровоточащую рану.

   - Хальда, милосердная матерь мне и любому встречному, - тихо, напевно взмолилась девушка. - Если я дочь твоя, то каждый на свете мне сводный брат или сестра, отец или мать, любимый или дитя. Нельзя не спасти ближнего; дай мне пригоршню твоего света - сколько смогу унести.

   Руки Алейны засияли.

   - Я так хочу поделиться им, с другом или врагом.

   Поток светящейся жизни влился в рану канзорского снайпера, она за секунды заросла.

   Верная закончила молитву, а раненый уже спал. Вернее, он уже не был раненым. К счастью, канзорец не знал, что исцелен гнусным еретическим чудовством, а тем более, силой Богини.

   Быстро заживив неопасную и неглубокую рану в его ноге, Алейна удовлетворенно кивнула и утерла пот.

   - Тащи к остальным.

   Легкая рука вновь коснулась Стального, и тут же, прыткая, как древесная белка, девчонка умчалась вниз к броневагону. Дмитриус неподвижно смотрел ей вслед, затем накрыл могучей стальной ладонью место, где Алейна дотронулась до него. Отвернулся и уставился на открывающийся впереди вид.

   Зеленый покров густого леса с торчащими то тут, то там вершинами Холмов тянулся направо и налево сколько хватало взгляда. Семидесятый стоял на отшибе, на краю древней земли. Лес обнимал его с трех сторон, а спереди от Дмитриуса было просторно и свободно. Только цепочка старых, обветренных обелисков окружала подножие Холма. За ними темнело кольцо леса, а дальше светлел луг, расходился в гладкую и чистую, чуть цветастую равнину - ее пересекал росчерк сверкающей на солнце маленькой речки Повитухи, которая вилась между Холмов и вытекала на равнину, синяя, как сапфировая жила.

   Дмитриус не мог видеть всей расстилающейся перед ним красоты. Но знал, что она есть. Он не мог проронить слезу по утраченным глазам, не мог вдохнуть свежий ветер с равнины и почувствовать в теплом воздухе, как широко зевает утро, переходящее в солнечный полдень... Так было и с Алейной. Стальной не мог ощутить или даже увидеть ее. Но он знал, какая она. И этого было достаточно.

   Ворон на полной скорости врезался в мантию мага и растворился в ней без следа. Винсент, совсем не щурясь от солнца, смотрел на Дмитриуса через серый капюшон.

   - Чего он там встал?

   - Оставьте человека в покое, - Кел, умытый и просветлевший лицом, приподнял одну бровь. - Забыли слово "тактичность"?

   - Я и не знал никогда, - ответил немытый, уже слегка обросший космами рэйнджер.

   - У нас трое пленников, - Алейна была явно довольна тем, что не всех врагов поубивали, а одного она отвела от смертной черты. - Можно допрашивать.

   - Для дознания и одного достаточно, - сплюнул лучник. - Хотя, больше не меньше, всегда можно... Молчу.

   Перед пронзительным взглядом Алейны пасовали все, даже всегда уверенный в своей правоте Кел и жесткий, диковатый Ричард.

   - Ну так начинайте, - сказала она. - Я свое дело сделала.

   И уселась рядом со спящей Анной, легкими пальцами поглаживая волосы подруги.

   Дмитриус спустился к броневагону, снайпера он нес не по-человечески, а взяв подмышки, на вытянутых руках. Удобно, коли твои руки из стали и не ведают устали! Форменные сапоги канзорца, хорошо потертые о северные дороги, волочились по чужой земле, которую немало топтали как свою. Герртруд не проснулся, когда его повесили на кандалы, только волосы прилипли к покрытому испариной лбу, потому что Алейна исцелила его именно так - жарко и накрепко.

   Подойдя к девушкам, латный воин встал так, чтобы загородить их от взгляда пленников, и легонько стукнул пальцем себе по животу. Броня тут же вскрылась немалой дверцей, высотой почти во весь его торс, откуда высунулись четыре маленьких, сморщенных руки землистого цвета, и с большим трудом выдвинули тяжелый снайперский огнестрел. В его прикладе была полоска с гравировкой "Ганс Штайнер", а под ней больше двух десятков аккуратных маленьких зарубок.

   - Анне, - проронил Дмитриус. - Заслужила.

   И положил тяжелое оружие с удлиненным стволом у ног черноволосой.

   - Итак, трое. Хороши, как на подбор, - оценил Кел. - Жаль старшины нет, Винсент его тенью убил. Ну что, служивые, поговорим.

   Лица у церштурунгов были мрачные (если не считать того, что у первого лицо распухло и посинело от ударов), смотрели с неприязнью, закаленной в боях. Но за достоинством гордых сынов Канзора, за угрюмым презрением пряталось удивленное непонимание проигравших, казалось, выигранный бой: как же так? Как же так повернулось, что они сделали не так?

   - Гадаете, что вы сделали не так? - спросил Кел, который использовал шепот разума и, глядя на пленников, понимал, о чем они в целом думают, мог уловить отдельные их помыслы и даже поймать мысли, как если бы пленники шептали ему на ухо. - Ну, прежде всего, Канзор зря пошел войной на Богов. Но за это отвечать будет весь Канзор... А вы конкретно... зря связались с серебряной хантой. Неужто бирки слабо блестели? - он потрогал серебряную бирку, прикрепленную к кожаному наплечнику. - Или заметили, но все равно решили, что сил хватит? Вот здесь и ошиблись.

   - Не ошиблись. Был сильный план, - прошипел побитый Карл. Внезапно по-андарски и вообще без акцента. Оно и понятно, диверсионные жили в Мэннивее за годы до войны, чтобы, когда она начнется, знать Землю Холмов как свои пять пальцев.

   - Чем сильный? - удивился Кел. - Сами себя в ловушку загнали: наверху спрятаться негде, пришлось прятаться внизу и после взрыва по-козьи скакать. Половина подъема, прибежали в мыле. Плюс не все сразу, а в три порции. Глупо.

   - Вы должны были отрубиться. Первый добежавший вырезал бы вас, как свиней.

   - В жизни, - очень серьезно сказал жрец Странника, пальцы которого снова непроизвольно перебирали невидимую нить, - постоянно что-то идет не так. Потому что разум видит два возможных поворота, а на самом деле их десять. Если не рассчитывать на это, ничего нормально не сделаешь. Хороший план предвидит, что одного из шестерых не вырубит. Или двоих. А лучший план вообще не вступать в заранее проигранный бой, так учит мой бог, Странник.

   Побитый церштурунг презрительно засмеялся, хотя второй молчал.

   - Ваши убоги не предвидели ничего. Что великий Канзор войдет в Княжества. Что власть магов над честными людьми закончится синими кострами, на которых сгорят все, кто не очистился. Что Фирхстаг щелчком пальца разрушит вашу хваленую Охранную сеть, что твари из-под Холмов обрушатся на вас, и вы в полной мере познаете вкус ереси, в которой топили наш мир. Вы жили и не знали, что все это случится, Боги не предупредили вас. Они снова подвели тех, кто им поверил. И теперь скверна из-под Холмов пожрет скверну из Княжеств, а после мы вычистим всю мерзость огнем и сапогом. А ты, разрушитель мира, не предвидишь, что умрешь в корчах на костре.

   Карл сплюнул кровь и спокойно посмотрел на Кела. В его блеклых голубых глазах сверкала канзорская гордость.

   - Ты только что перечислил три акта величайшей мерзости, которые совершила твоя страна, - ледяным тоном ответил Кел. - Маги и жрецы тысячи лет спасали людей и запечатывали врагов рода человеческого под Холмами. Вы выпускаете их, и отвечаете за все зло, что они принесут. Поэтому...