Книга Холмов (СИ) - Карелин Антон. Страница 7

   - Я остаюсь чистым во имя Канзората... я остаюсь... ааа!

   - Да пожалуйста! - в сердцах выкрикнула Алейна, отдернув мирящий свет, видя, что тело солдата отторгает его. - Хочешь мучиться, мучайся.

   Девушка обхватила его посиневший локоть, нащупала неестественный выступ под опухшей плотью - теперь она почувствовала его не только опытными, чуткими пальцами, но и на собственной шкуре. И рывком вправила сломанную кость.

   Боль ослепила Алейну. Поджав скорченную словно огнем руку, она всхлипывала, отвернувшись от пленников, слезы градом катились по щекам. Канзорец тоже протяжно взвыл, но, глядя на плачущую девчонку, выдавил:

   - Кара... настигла тебя... мироубийца, - он дышал тяжело, а всхлипывал тоненько, с подвывом, как обиженный котенок. - Погоди... Мир покарает тебя... еще сильнее...

   - Высшая кара этого мира - тупоголовые мужики, которые не знают ничего, кроме войны и поисков врага, - развернувшись к нему, прошипела девушка.

   У нее не было сил объяснять панцеру, что адская боль в совершенно здоровой руке была не наказанием-откатом за совершенное действие (совершенно не магическое, к слову), а свойством постоянно действующего сострадания. Матерь дала своим жрецам возможность тонко чувствовать тело больного, но обратная сторона этой силы заключалась в том, что лекарь вынужден переживать мучения, исцеляя их.

   Целитель Хальды не спросит: "Так болит? А так?", тыкая больному в разные места - последствия каждого тычка он ощутит самолично. Как и все, что ощущает в данный момент тело пациента. Поэтому целители безумно благодарны Матери за возможность снизить эту боль. Но что делать, когда больной по той или иной причине не принимает обезболивающий, мирящий свет?.. Только терпеть. Со-страдание так называлось не зря.

   К счастью, Алейна никогда не полагалась на одни только дары Хальды, на силу исцеляющего света - но пользовала и травничество, и полевую медицину, и даже академическую хирургию.

   - Слушай внимательно, бронеголовый. Я не использую сил Матери на тебе. Буду лечить как травник, как ваш полковой фельдшер. Руками, мазями, благодатной канзорской алхимией. Могу оставить как есть, только руку зарею.

   - Даже благодатная помощь из рук подбожника причащает грязи, - вроде и твердо, но все равно жалобно ответил Карл. - Не надо мне твоего лечения.

   - Как знаешь, - кивнула она, приставляя рейку к его руке и туго заматывая от плеча и вниз под аккомпанемент его слабых всхлипов. - Ходи с распухшей мордой, рань язык и щеки осколками зубов.

   Тени, повинуясь кивку Алейны, отпустили его, и панцер обвис в кандалах, сжав губы бледной полосой. Хотя было видно, что после вправленной кости и шины ему стало легче. Девчонка повернулась ко второму пленнику и с удивлением заметила, что его взгляд не был полон неприязни, а скорее просто мрачный, но при этом какой-то... Сложно выразить одним словом.

   Как если ты предан идеалам своей страны, но ты веришь и собственным глазам, и собственному сердцу, они говорят тебе, что враг достоин уважения и что по большому счету он тебе вовсе не враг; но ты не ставишь под сомнение войну и задачу стереть жрецов и богов с лица земли - просто не хотел бы стирать эту жрицу, эту девочку, ты бы хотел, чтобы она прекратила быть подбожницей и беззаботно смешивала травы где-нибудь в столичном штрайнстьют; но сражаясь с подбожниками и детьми скверны, ты увидел и услышал достаточно, чтобы понимать: у нее тоже идеалы и она так же не отступится, а значит, ваше обоюдное благополучие возможно лишь в ином, лучше мире, в другой жизни - а здесь победит либо верное дело Канзора, либо греховное владычество разрушающих мир богов. И тебе жаль, что это так, и тебе почему-то изнутри захотелось, чтобы это не было так, чтобы невозможное стало возможным, и стало можно как-то совместить - и величие безукоризненной Родины, и пылкую искренность убеждений зеленоглазой девчонки...

   Вот это выражение осторожного сожаления, смешанного с затаенной, не осознанной даже самим канзорцем улыбкой, любующейся ее чистотой, Алейна и увидела на хмуром, мрачном лице пленника. Или ей показалось. Ведь как только он заметил, что жрица смотрит, недобро свел брови и словно закаменел. Словно привычно надвинутая броня, выражение неприступной твердости сковало его лицо. Ни капли доверия врагу.

   Алейна вздохнула.

   - Пей, - тихо сказала она, наклоняя горлышко баклаги к его губам.

   Конечно, им очень хотелось пить, после изнурительного бега на холм и боя прошло уже полчаса. В глазах у безымянного для нее солдата промелькнула тень благодарности. Девчонка не подала вида, что заметила это, и протянула баклагу Карлу.

   - Вода не из Храма, а из ручья, - не удержалась она. - Чистая от скверны.

   Хоть к питью сей убежденный сторонник Чистоты припал без разговоров про грязь...

   Сзади послышались шаги и кряхтение.

   - Уфф!.. Больше вокруг никого, - громко сообщил Кел, который вместе с Ричардом обошел Холм по кругу в поисках лагеря церштурунгов, и вернулся обратно, изрядно запыхавшись.

   - Сверху тоже не видно, - Винсент, оказывается, уже закончил с Книгой, слез с крыши броневагона и устроился в тени под густыми зарослями орешника. Надменный маг вылепил из серой материи комфортное кресло, в котором и восседал, откинувшись назад. Глаза его подернулись блеклой пеленой - как всегда бывало, когда он смотрел через одну из своих слуг-теней. В данном случае, Винсент скользящим полетом огибал Холм в теле ворона, сотканного из мглы, и внимательно разглядывал окрестности.

   - Зато мы нашли их ночевку! - гордо заявил Кел. - А там припасы и кое чего поинтереснее.

   - Мы нашли? - нахмурился Ричард, не любивший выскочек в общем, а этого выскочку в частности.

   - Я был с тобой, поэтому тоже нашел, учи семантику, - беспечно отозвался светловолосый, который уже пришел в себя и натянул поверх походной рубахи свою традиционную накидку самоуверенности. - Без исходящего от меня сияния ты вообще бы ничего не заметил, так что рот закрой, а то зубарь влетит.

   Ричард мог сколько угодно продавливать его взглядом, но так и не додавить до залежей совести, а только сломать гляделки.

   - Где Дмитриуса носит? - буркнул вместо этого рэйнджер. - Это по его части.

   Он держал в руках небольшой, но тяжелый механизм, явно созданный мехгардами. Только что канзорской печати на нем не было, но кто еще умеет создавать такие штуковины, как не механики-антимаги. Лисы уже сталкивались со сферами отрицания, так что печать здесь была и не нужна.

   - В их лагере сфера только одна. А должно быть четыре, чтобы закопать по сторонам Холма, - объяснил Ричард. - Три других значит уже закопали. Раз Стального нет, пойду сам выкапывать...

   - Да идет он, - сказал Винсент, ворон которого видел все сверху. - Вон, по склону спускается. И, хм, зачем-то несет канзорца. Которого ты подстрелил.

   Латный воин тяжело лязгал, медленно двигаясь к броневагону. На стальных плечах лежал измочаленный герртруд с обломком стрелы в спине. Внезапно он двинулся и застонал.

   - Гнилья кровь! - выругался от неожиданности Ричард. - Ты не добил панцера?!

   - Удивительное дело, - поднял брови Кел, говоря негромко, зная, что Дмитриус услышит его даже с сорока метров. - Что это с тобой?..

   Пленники исподлобья глядели на лисов. Они были развернуты к склону спиной, и своего собрата на руках у Стального видеть не могли.

   Алейна вскочила, отерла руки о замызганные накладки, идущие по ее штанам от бедер до колен, и вгляделась. Увидев, что пленник и правда жив, она улыбнулась и легко помчалась вверх, навстречу латному воину.

   - Ты не убил его, - ласково сказала девушка, касаясь стальной руки.

   - Принес... тебе. - гулко раздалось изнутри доспеха.

   - Спасибо. Опусти на траву.

   - Сейчас?..

   - Наконечник стрелы ходит внутри него, от движения твоих плечей. Если ты пронесешь раненого еще минут пять, он изрежет его внутренности, и я вряд ли смогу что-нибудь сделать. Ну и конечно, его упертые собратья опять заведут плач о скверне и чистоте.