Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик - Песков Василий Михайлович. Страница 31

Были тут праздники. В эти дни делали лишь то, что было необходимо, — печь истопить, воды принести, снег у двери почистить. Ранее мать, а после Наталья в праздничный день к монотонной картофельной пище добавляли что-нибудь из «лабазных припасов» — шматочек мяса или ржаную кашу. Досуг по праздникам заполнялся молитвами с возвращением к читаным-перечитаным книгам, воспоминаньями различных событий, реденьких в этой жизни, как чахлые сосенки на болоте. Развлечением было рассказать, что каждый видел во сне.

— Какой же самый интересный сон приснился тебе? — спросил я Агафью, полагая, что от вопроса она с улыбкою отмахнется. Но она серьезно подумала и сказала:

— Зимой раз что мне приснилось — чудо! Кедровая шишка с нашу храмину размером… — Агафья сделала паузу, ожидая моего запоздавшего удивленья. — Да, Митя из шишки той орехи топором выколупывал. И каждый — вот с чугунок…

Это была, как видно, классика сновидений, потому что и Карп в другом разговоре сказал: «Агафье однажды приснилась кедровая шишка, поверите ль, с нашу хибарку!»

Мир Лыковых был очень маленьким: хижина и пространство вокруг, измеряемое дневным переходом. Лишь Дмитрий однажды, догоняя марала, шел двое суток. «Ушел вельми далеко. Марал утомился, упал, а Дмитрий ничего».

В этот раз ради маральего мяса вся семья совершила путешествие с двумя ночевками у костра. И этот поход вошел в ряд событий, которые вспоминали, когда, находясь в хорошем расположении, разматывали клубочек прожитой жизни.

Узелками в этом клубочке были: эпопея борьбы с медведем; падение (без серьезных последствий) Карпа Осиповича с «кедры»; голод 61-го года; смерть матери; строительство хатки возле реки; год, когда обулись в кожаные сапоги, и день паники, когда вдруг потеряли счет времени… Вот и все, что вспомнили вместе отец и дочь.

Великим событием было появление тут людей. Для младших Лыковых оно было примерно тем же, чем стало бы для нас появленье пресловутых «летающих тарелок», реально приземлись они где-нибудь возле Загорска или тут вот, в местечке Планерная, где я сижу сейчас над бумагой. Агафья сказала: «Я помню тот день. То было 2 июня 7486 года (15 июня 1978-го)».

События, которые мир волновали, тут известными не были. Не знают Лыковы никаких знаменитых имен, не знают, что была большая опустошительная война. Когда с Карпом Осиповичем, помнившим Первую мировую, геологи завели разговор о недавней войне, он покачал головой: «Это что же такое, второй раз, и все немцы. Петру — проклятье. Он с ними шашни водил. Едак…»

Заметили Лыковы сразу, как только были запущены, первые спутники: «Звезды стали скоро по небу ходить». Часть открытия этого записана в хронике Лыковых за Агафьей. По мере того как «скорых» звезд становилось все больше и больше, Карп Осипович высказал гипотезу, смелость которой Савином была осмеяна сразу.

«Из ума выжил. Мыслимое ли говоришь?!» А гипотеза шестидесятилетнего тогда Карпа Осиповича состояла в том, что это «люди измыслили что-нибудь и пускают огни, на звезды вельми похожие».

Что «огни» не просто пускаются в небо людьми, а сами люди кружатся в них по небу, узнали Лыковы от геологов, но снисходительно засмеялись: «Это неправда…» Между тем самолеты, высоко и даже сравнительно низко над тайгой пролетавшие, они видели.

Но в «старых книгах» было сему объяснение. «Будут летать по небу железные птицы», — читал Савин.

Время текло тут медленно. Показывая часы, я спросил у Агафьи и Карпа Осиповича, как измеряют время они. «А что измерять? — сказал Карп. — Лето, осень, зима, весна — вот тебе год.

А месяц — по месяцу видно. Вон, погляди, уже ущербился. День же — просто совсем: утро, полдник и вечер. Летом, как тень от кедры упадет на лабаз — то полдник».

Счет времени по числам, неделям, месяцам и годам имел, однако, для Лыковых значенье наиважнейшее! Потеряться во времени — они отчетливо сознавали — значит разрушить строй жизни с праздниками, молитвами, постами, мясоедами, днями рожденья святых, со счетом своих тут прожитых лет. Счет времени самым тщательным образом берегли. Каждый день начинался с определения дня недели, числа, месяца, года (по допетровскому исчисленью).

Жрецом, следившим за временем, был Савин. И вел это дело он безупречно, не ошибаясь. Никаких зарубок, как это было у Робинзона, Савин не делал. Феноменальная память; какая-то старая книга; проверка счета по рожденью Луны и непременные коллективные определения утром, «в какой день живем», были частями этого житейского календаря. Не отстали, не забежали Лыковы в хронике жизни ни на один день! Это поразило геологов, когда они спросили при первой встрече: «А какое сегодня число?» Это поражает их и сейчас, когда встречаются они с Лыковыми.

«Лишь однажды, — рассказывает Агафья, — Савин испугался, что сбился». Это был день большой паники. Все вместе стали считать, сличать, вспоминать, проверять. Агафья, с ее молодой памятью, сумела схватить за хвостик чуть было не ускользнувшее время.

С нескрываемым удовольствием Агафья объяснила нам всю систему учета бегущих дней. Но люди, привыкшие к справочной службе, часам, отрывным и табельным календарям, ничего, разумеется, не поняли, чем доставили милой Агафье вполне законное удовольствие.

Сперва в разговорах с геологами Карп Осипович был серьезен и суров.

О людях младшие Лыковы знали по рассказам-воспоминаниям старших. Вся жизнь, в которой они не участвовали, именовалась «миром». «Мир этот полон соблазнов, греховен, богопротивен. Людей надо таиться и бояться». Так их учили.

Можно понять потрясение младших в семье, забитых и темных, но не лишенных способности размышлять, когда они увидели: «люди хоть и не молятся, а хорошие люди».

Надо отметить, геологи отнеслись к Лыковым не просто внимательно, но в высшей степени бережно. Никакого оскорбленья религиозного чувства, полное уважение человеческого достоинства, помощь, какая только возможна, участие в их заботах. Не стану перечислять всего, что было подарено Лыковым для отощавшего их хозяйства. Даже кошек и прялку из Абазы привезли сюда вертолетом.

У Лыковых появились искренние друзья.

Я попросил Агафью и старика их назвать. Назвали: «Единцев Евгений Семенович — золотой человек… Ломов Александр Иванович — помоги ему бог, тоже хорошее сердце имеет». Сердечным другом Лыковых был наш проводник Седов Ерофей Сазонтьевич. С ним старик и Агафья советовались, просили о чем-то, уговаривали взять орешков. В числе друзей значится тут повариха геологов Надежда Егоровна Мартасова, которой Агафья исповедовалась во всем после смерти сестры, геолог Волков Григорий.

«А помните ль тех четверых, что первыми к вам пришли?» «А как же: Галя, Виктор, Валерий, Григорий! — в один голос сказали отец и дочь. — Поклон им, коли увидите!»

Появленье людей вначале Лыковы приняли как печальную неизбежность. Но очень скоро из молодых кто-то робко предположил, что они «богом посланы». Савину и Карпу Осиповичу такое толкованье событий понравиться не могло. На приглашенье посетить лагерь не сказали ни да, ни нет. Однако скоро пришли.

Сначала, правда, вдвоем: отец и Савин — разведать. А позже и все заявились. И стали являться в два месяца раз.

С каждой встречей отношения все теплели.

Было обоюдное жгучее любопытство. Геологи показывали «найденным людям» все, что могло их интересовать. Савин долго стучал по фанере ногтем, разглядывал ее с торца, даже понюхал: «Что такое, доска не доска — вельми легка и прочна». Бензопила, понятное дело, повергла всех в изумление. Лодку с мотором оглядели, ощупали, проплыть не решились, но с интересом смотрели, как лихо летела лодка против течения Абакана. Хозяйственный Карп Осипович, все оглядев, оценив по достоинству, счел нужным дать начальнику экспедиции тайный совет: «Повара прогони. Нерадив. Картошку чистит, не сберегая добра. И много харчей собакам бросает».