Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 28

И в самом деле замахнулась Домниным ножом! И ткнула им в Маркела! Маркел увернулся, оттолкнул карлицу и кинулся прочь, в дверь. А она бежала за ним следом и кричала:

– Убили! Убили! Держите его!..

Как они бежали по двору, как лезли в подворотню, Маркел не помнил. И, также ничего не помня, они еще бежали до первого поворота, только тогда уже остановились, и Филька спросил:

– Что там такое было?

– Ничего хорошего, – запыханно ответил Маркел. – Ведьму зарезали. Насмерть!

– Кто зарезал?

– Я откуда знаю? Не было там никого…

– А кто тогда орал?

– Уродка какая-то. Лежала на лавке пьяная, спала, а после вдруг как вскочит и давай орать: «Ты ее убил! Ты ее убил!» – и за руки хватает!

– А ты?

– А я – дай Бог ноги! И он дал.

– И что теперь?

– Пойду, расскажу князю Семену.

– Ладно, – подумав, сказал Филька. – Пошли.

И они быстрым, конечно, шагом пошли дальше. Криков карлицы Маркел уже больше не слышал, но ему все равно было не по себе. Гадко ему было, противно, лицо все горело. Впереди показалась церковь Святого Николы, в одном из боковых окошек поблескивал слабый огонек. Маркел перекрестился и подумал, что только бы сторож к ним не выходил, не хватало еще сторожа!

И сторож не вышел, Никола удержал его. Дойдя до церкви, Филька не стал сворачивать налево, как ожидал того Маркел, а пошел прямо.

– Ты куда это? – тихо спросил Маркел.

– А что, – сердито отозвался Филька, – хочешь идти обратно на Варварку? Да они там нас сразу зарежут. Потому что где их доля? – И уже язвительно спросил: – Что ты от ведьмы так скоро выскакивал? Большую цену бабы заломили?

Маркел промолчал, и они пошли прямо. Филька, еще немного помолчав, сказал, что теперь дорога будет длинная, потому что надо будет обходить весь Китай-город и заходить еще дальше, в Занеглименье, и только уже после возвращаться в Кремль так, как вчера возвращался дядя Трофим.

– Но только живыми, конечно! – тут же прибавил Филька, наверное, вспомнив, чем закончился поход дяди Трофима.

И больше он уже ничего не прибавил. Они шли молча. Кругом было темно и тихо. Ни собак не было слышно, ни сторожей, то есть никто в колотушки не брякал, ни даже – вдруг сообразил Маркел – церковные колокола часов не отбивали! Ну да, наверное, какие могут быть теперь колокола, какой счет часов, когда государь преставился? А так они, думал Маркел, уже давно бы пробили, и даже, может, не раз. Дорога же теперь какая! Тьфу! Или снегом все засыпано и настом крепко схвачено, или раскатано так, что не пройти из-за грязи. И вдоль заборов тоже не пройти, потому что там почти сразу же кто-нибудь сверху покрикивал: «А ну отойди! А то сейчас живо мозги вышибу!» Вот и приходилось идти по грязи, ноги были мокрые, мерзли, а сапоги противно хлюпали.

Зато можно было сколько хочешь думать, ни на что не отвлекаясь. Только о чем тут теперь думать, сердито рассуждал Маркел, сколько он ноги бил, а что узнал? Да почти ничего. Ну, разве только то, что тот, кто загубил царя, или кто тогда стоял рядом с царем, или даже сам царь тогда был в деревянной шапке. Но не бывает деревянных шапок, не носят их люди! Но, тут же подумал Маркел, зато какая славная примета – деревянная шапка! Такую только увидишь – и сразу хватай. Если, конечно, карлица над ним не посмеялась. Нет, слишком она была пьяная, чтобы такое выдумывать, пьяный обычно правду говорит. Как это? А, да: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Да и если вспомнить, подумал Маркел, то ведь и дядя Трофим перед смертью тоже только про шапку говорил, и не про свою, это точно. Свою он велел снять и опять стал говорить про шапку. Неспроста это, ох, неспроста! Вот только почему вдруг шапка деревянная? Эх, очень жаль, что ведьму зарезали, а то бы она объяснила, что к чему. Ну да что теперь про нее вспоминать, теперь нужно только на себя надеяться и думать, думать очень крепко! Примерно вот с такими мыслями Маркел шел рядом с Филькой и даже не очень смотрел по сторонам. Да и рассматривать там было особенно нечего, пока вдруг не показалась сбоку каменная башня, и она была кремлевская, Маркел ее сразу узнал. А Филька еще прибавил, что эта башня называется Собачья и, значит, они уже почти пришли. И в самом деле, они вскоре прошли по мосткам через Неглинку, и Филька еще радостней сказал, что теперь совсем близко, и еще очень хорошо, что опять пошел дождь.

– Что в этом хорошего? – спросил Маркел.

– Потому что нам сейчас идти через стрельцов, у них здесь слобода, – ответил Филька. – А дождь и темень нам в помощь.

И, перекрестившись, свернул от Неглинки в улицу. Потому что дальше на Неглинке караул, объяснил Филька. А на улице, да еще в такой дождь и в темень, никого, конечно, не было. Так они прошли по слободе, ничего и никого не встретили, а только дождь еще больше усилился. После они опять свернули к Кремлю и, уже мокрые, как куры, вышли к Кутафьей башне – к той самой, сразу же вспомнил Маркел, возле которой всего два дня тому назад (а будто бы сто лет уже прошло!) его остановил стрелец и не пустил въезжать. Знак ему тогда был, вот что! А он, дурень, не понял и поехал объезжать – и въехал! – в сердцах подумал Маркел, глядя на Кутафью башню и дальше за ней на каменный мост. Башня была, конечно же, закрытая, время же какое было, полуночное, и ни проезду, ни проходу на мост не было. Но Филька все равно пошел вперед, а Маркел за Филькой. Так они подошли к самой башне, завернули вдоль нее направо, и там под навесом Филька постучал в небольшую железную дверь. В двери открылось окошко, и из него спросили, чего надо. Филька ответил что-то неразборчивое.

– Га! – сказали из окошка. – Ладно. А это кто с тобой?

– Дяди Трофима племянник, – ответил Филька.

– А, этот дурень… – сказали в окошке. – Проходите, если сможете. Сегодня они очень серьезные.

– Мы тоже не шуты, – ответил Филька.

И велел Маркелу идти следом, а сам уже полез на мост и дальше полез вдоль него, цепляясь сбоку за перила. Маркел полез за ним. Внизу под ними чернела Неглинка. А впереди на стене между зубьями виднелись (или, может, только мерещились) головы стрельцов. Стрельцы были (мерещились) с пищалями. «Стрельнет – и мозгов не соберешь, – думал Маркел, – Неглинка смоет».

Но Бог миловал, никто в них не стрелял, они перебрались вдоль моста и вышли на ту сторону Неглинки, рядом с закрытыми воротами Ризположенской башни. Теперь дождь шел вместе со снегом. Маркел думал, что они будут стучаться в ворота. Но они прошли мимо них, отошли еще шагов на десять, и там Филька начал рыть снег прямо под самой стеной. Маркел стал ему помогать. Они рыли недолго и дорылись до черной дыры, уходящей под стену.

– Что это? – спросил Маркел.

– Прыгай туда, – ответил Филька.

Маркел не прыгал. Тогда Филька подтолкнул его. Маркел начал падать. Можно было хвататься за стену, но он не стал этого делать и вначале немного скатился, а после упал вниз, сажени на две, на три. Там было совсем темно. Маркел лежал в сугробе. Сугроб был плотный, перемешанный с соломой. Но зато сверху не было дождя! Маркел довольно потянулся.

– Отползай! – приказал сверху Филька.

Маркел отполз. Рядом свалился Филька. Потом он встал, взял Маркела за руку и потащил за собой. Так они прошли шагов с десяток и подошли к какой-то стене. Там Филька отпустил Маркела и стал с чем-то возиться, шуршать. Потом велел дать кушак.

– А то, – сказал, – веревки не хватает.

Маркел дал свой кушак. Филька еще немного пошуршал, потом отошел, размахнулся, послышался шелест – Маркел понял, что это шелестит гирька, раскрученная на веревке.

А потом вверху послышался удар. Потом гирька упала обратно на снег. После Филька еще раз пять бросал гирьку, пока она вверху не зацепилась. Филька подергал за веревку и сказал, что можно лезть. Маркел полез, упирался сапогами в стену и залез. Там оказалась узкая площадка, а за ней дверь – закрытая, конечно.

За Маркелом на площадку залез Филька, отвязал гирьку, отдал Маркелу кушак и сказал: