Наука умирать - Рынкевич Владимир Петрович. Страница 9

   — Предлагаю ехать со мной в Петроград. У меня есть документ на денщика.

   — На денщика — это здорово, — Марков даже засмеялся. — Я как раз репетировал матерщину. А в Петрограде не будет так, как в Бердичеве?

   — Там я вас представлю как генерала, признающего советскую власть. Будете по-прежнему читать лекции в Военной академии — ведь образованные военные всегда будут нужны. Это, наверное, за вами?

Из темноты выступили фигуры генералов и сопровождающих их солдат.

   — Сергей Леонидович! — крикнул Деникин. — Мы думали, что вы заблудились.

   — Встретил старого знакомого. Ещё по Маньчжурии. Он мне принёс маскарадный костюм: форму солдата-денщика.

   — Прекрасно! — воскликнул Романовский. — Мы с Антоном Ивановичем как раз обсуждали такой вариант. Будете изображать денщика в дороге.

   — Вот и я то же предлагаю, — сказал поручик, снимая скатку шинели. — Переодевайтесь, Сергей Леонидович.

Шинель и саквояж передали солдатам. Деникин пригласил поручика на чай, тот вежливо отказался.

   — Мы с ним погуляем, — сказал Марков. — Вспомним старое.

И они остались вдвоём на тёмной улице засыпающего городка. Здесь можно говорить, думать, решать. Говорить о перевёрнутой России, думать о будущем, решать свою судьбу. Решать, может быть, самый главный вопрос жизни, возникший перед русскими людьми осенью 1917. Но Сергей Леонидович не собирался говорить о России с большевиком, не задумывался о далёком будущем и тем более не хотел ничего решать. Всё было решено: он знал, что должен делать, куда и с кем надо идти.

Линьков его не понимал:

   — Ведь эти генералы во главе с Корниловым затевают гражданскую войну, — говорил он. — Их планы известны: ехать на Дон и поднимать против советской власти казаков и офицеров. Начнут братоубийственную войну против своего народа. Ведь это так? Вы, наверное, здесь вместе с ними какие-нибудь стратегические планы уже строили?

   — Было, — и Марков засмеялся. — Между моими пасьянсами рассматривали различные планы разгрома германской армии на нашем фронте, но... Вы и ваши единомышленники убедили солдат, что России не нужна победа над немцами, не нужна военная слава. Ваш Ленин уже приказал Духонину начать мирные переговоры с немцами. Почему? Разве они нас победили? Или он действительно немецкий шпион?

   — Вы сами не верите в эту бессовестную клевету. Ваш бывший император заключил позорный мир с японцами, что ж, он тоже японский шпион? Вот я вспомнил наш длинный разговор в Маньчжурии. Помните? Падение Порт-Артура и в самом деле стало началом падения самодержавия. Вы там, под Сандепу, усмехались над моим вольнодумством, но я же был прав. Такое государство не может существовать. Оно было устроено так, чтобы у власти обязательно оказывались бездарнейшие люди. Десяти миллионам мужиков, которые их ненавидят, они раздали винтовки. Вот мужички ими и воспользовались. А вы или ваши начальники хотят всё повернуть обратно.

   — Михаил Георгиевич, я не начинаю войну, ноя не могу изменять своим боевым товарищам, своему долгу перед Россией — защищать её от врагов, а вы падаете на колени перед врагами государства.

   — Но в новой России, которую создаст Учредительное собрание, всё будет по-другому. И у нас с вами будут общие враги и общие друзья. Мы создадим сильную свободную страну.

   — А для этого я должен объединиться с вами и вашими соратниками, например с господином Иорданским, который и сейчас мечтает разорвать нас, генералов, на части за то, что честно воевали за Россию против немцев? Поздно уже и холодно. Спасибо за помощь.

   — Неужели нам нельзя мирно жить вместе в одной России?

   — Под руководством Ленина и Троцкого не удастся. Вы это знаете. Знаете и то, что таких, как я, много, и уверен, будет ещё больше. Может быть, даже больше, чем вас, хотя вы в большевики.

   — Каламбур у вас получился.

   — Что ж, посмеяться всегда полезно, только вот почему-то мне не до смеха.

   — Я на прощанье скажу вам тоже без шуток: я не хочу сражаться с вами, генерал Марков, и с вашими друзьями. Я вас уважаю и хочу видеть гражданином новой России. А вы хотите сражаться против меня и моих товарищей. Хотите нас уничтожить.

Так они разошлись в ночи, оба взволнованные предчувствиями грозного будущего. «Почему эти культурные благородные люди не хотят присоединиться к нашей народной правде?» — с искренней горечью думал один. «Почему этот интеллигентный образованный человек идёт вместе с чернью, одураченной хитрыми негодяями, и действительно не понимает, что эта чернь никогда не примет в свои ряды дворян-офицеров и уничтожит их, как уничтожит всех лучших людей России?» — недоумевал другой. И почему-то никто из них не подумал о том, что можно просто отойти в сторону и наблюдать за происходящим или, например, уехать за границу и ждать, чем всё кончится. Нет. История распорядилась так, что они оказались в числе главных действующих лиц. Впрочем, и уехавшие не остались зрителями — они тоже играли свои роли, дополняя великий спектакль необходимыми эпизодами.

Едва успели отужинать и сидели над застывшим чаем, обмениваясь тревожными замечаниями, как издали донеслись голоса часовых, хлопанье дверей, послышались шаги на лестнице, и в столовую вошёл знакомый всем полковник Кусонский из Ставки. Его усадили за стол и в напряжённом молчании ждали, что он скажет. Услышали странное:

   — Я знаю, господа, что вас обеспокоило отсутствие обещанного поезда, но это сделано по приказу Николая Николаевича. Мы узнали, что отряд Крыленко остановился в Орше, а в Могилёв прибудет только небольшая делегация во главе с генералом Одинцовым. Генерал и его люди, разумеется, никакой опасности ни для вас, ни для нас не представляют. Поэтому генерал Духонин отложил отправку поезда и просил меня передать вам, чтобы вы оставались на месте.

   — Это, знаете... — начал Корнилов и остановился, подбирая слова.

   — Это легкомыслие! — воскликнул Деникин. — Если не воспользоваться более резким словом. Крыленко к нам не поедет? Кто это так ловко одурманил вас? Его же Ленин назначил Верховным главнокомандующим! Он обязан прибыть в Ставку.

   — Антон Иванович совершенно прав, — сказал Корнилов. — Отменив поезд, Духонин значительно ухудшил наше положение. Он совершенно не понимает сложившуюся обстановку и губит себя и нас. Мы здесь ни в коем случае не останемся, благо пропуска вы нам заранее оформили, и прошу передать Николаю Николаевичу мой совет: немедленно покинуть Ставку.

   — Разумеется, — поддержал Романовский. — Духонин не выполнил приказ Ленина начать переговоры о мире с немцами. С точки зрения так называемой власти Советов, он — изменник.

   — Мы в Бердичеве видели с Сергеем Леонидовичем, как относятся солдаты к тем, кого большевики считают изменниками, — напомнил Деникин.

   — Нагляделись, — подтвердил Марков. — Уже прощались с Антоном Ивановичем.

Лукомский тоже возмущался и недоумевал.

А Кусонский в основном помалкивал, иногда коротко объясняя, что он всего лишь передаёт указания Духонина.

   — А сами-то вы что об этом думаете? — спросил его Романовский. — Кстати, как вы доехали из Могилёва?

   — Обыкновенным паровозом без всяких приключений. В дороге тишина и порядок.

   — Перед бурей, — уточнил угрюмо Марков.

   — И обратно поеду на паровозе — договорился с машинистом. Поездов сегодня больше нет. Разрешите с вами попрощаться, господа. Всё, что вы говорили, я в точности передам Николаю Николаевичу.

После его отъезда Корнилов вызвал коменданта подполковника Эргардта [13] и в присутствии всех генералов отдал распоряжение на подготовку к немедленному отъезду.

   — Завтра, 19 ноября, мы все покидаем Быхов. Кавалерийский полк текинцев должен быть готов выступить в поход завтра вечером. Поэтому немедленно посылайте людей в Могилёв, чтобы ещё затемно вывести оттуда оставшийся наш эскадрон. Немедленно. Чтобы они не ждали рассвета. Проверить, как подкованы лошади. Утром я проверю сам. Цель похода — Новочеркасск.