Письма крови - Агамальянц Александр. Страница 19

В любом случае, расслабляться было рано – позади оставалось еще два отродья Преисподней. Я услышал за спиной характерный рык, которым сопровождался прыжок первого демона, и сделал какой-то совершенно невероятный для себя кувырок вперед. Туда, где секунду назад стояла первая напавшая на меня тварь. Завершив маневр, я моментально вскочил на ноги лицом к врагу, что оказалось очень своевременным – промахнувшись, демон готовился ко второму прыжку. Мы одновременно бросились навстречу друг другу. Инстинктивно я сделал выпад и вонзил острие шпаги в место, где сходились две шеи существа, и начинался общий для них позвоночник. Вся моя сила, вложенная в удар, и инерция, толкавшая демона навстречу, сделали свое дело – клинок вошел в тело практически до рукояти, разворотив стык шей и позвоночника. Тварь протяжно завыла и мешком рухнула в траву. Видимо, я задел какой-то важный нервный узел и она издохла. Впрочем, гибель постигла и мою шпагу, звонко сломавшуюся в момент падения твари.

Я отбросил бесполезное уже оружие и развернулся к оставшемуся демону. Он наблюдал за тем, как я расправился с его собратьями и не спешил нападать, предпочитая кружить вокруг меня, то приближаясь, то отдаляясь. Суть этого маневра стала понятна, когда демон с отрубленной головой стал подавать признаки жизни. Третий просто оттягивал время и отвлекал внимание. Без оружия у меня почти не было шансов против двух тварей, даже с учетом увечности одной. Нужно было что-то делать и делать немедленно! Тут я зачем-то опустил правую руку и задел ею карман сюртука. Я совсем забыл, что там лежит распятие, подаренное пастором из полузаброшенной церкви. Как оно осталось целым, после всего произошедшего, я не знаю. Что ж, как оружие оно было не очень, но всяко лучше, чем ничего. Я достал крест и сжал его в кулаке на манер ножа. Теперь можно было и рискнуть.

Демон ожидал, что я брошусь в атаку и, приподнявшись на задних конечностях, попытался схватить меня, когда я поравнялся с ним. Если бы не уроки фехтования пана Мариуша, я бы попался в те цепкие объятия и погиб славной, но ужасной смертью, растерзанный тварями, коим нет места на земле. Я поднырнул под правую руку демона, оказавшись недосягаем для его зубов, схватил за холку и развернул к себе спиной. Пока тварь не опомнилась, я нанес ей несколько сокрушительных ударов распятием в ребра. Крест входил в плоть демона как раскаленный нож в масло. И эффект производил примерно такой же – вместо небольших ран на теле твари зияли дыры размером с кулак. Демон ревел от боли и вырывался изо всех сил. Кровь мощными фонтанами била из ран. Я вогнал крест в брюхо отродью и резко рванул вверх, разрывая его напополам. Через пару мгновений все было кончено. Мне под ноги упала бесформенная окровавленная туша с вывернутыми внутренностями. Оставшаяся искалеченная тварь была слишком слаба, чтобы оказать серьезное сопротивление. Я убил ее так же, как и вторую, вонзив крест в развилку позвоночника.

Я стоял в свете луны – залитый кровью адских тварей, исполненный ненависти.

Холодной, кристальной чистой ненависти. И неутолимой жажды отмщения.

История, которая должна была закончиться, только начиналась.

Глава седьмая

Мне пришлось сильно постараться, чтобы вернуться в гостиницу незамеченным – все же, вряд ли кто-то из горожан был бы рад встрече с залитым кровью здоровяком в предрассветный час. Добравшись до своей комнаты, я кое-как привел себя в порядок, сменил одежду и лег спать. Скажите, душа моя, а вы знали, что мы вполне могли бы вести и дневной образ жизни тоже? Один из моих венецианских знакомцев выяснил это опытным путем – он обратил несколько слабых рассудком людей и ставил на них эксперименты. Никто из несчастных не выжил (хотя, я предполагаю, что некоторым это удалось, и с ними покончил сам создатель), но их мучения оказались не напрасны. Оказывается, нашей плоти враждебен только прямой свет солнца, а не день, как время суток, в целом. Сквозь обычную одежду солнечные лучи уже проходят с трудом, но, все еще достаточно сильны, чтобы навредить нам, а пропитанный смолой лен и, тем более, толстая кожа, уже дают хорошую защиту от их гибельного воздействия. Фактически, единственным нашим уязвимым местом остаются глаза – пока что нет способов полностью оградить их от солнечных лучей и, вместе с тем, сохранить возможность видеть. И, в любом случае, подобное одеяние выглядело бы слишком громоздким и привлекающим внимание, чтобы можно было позволить себе свободно расхаживать по улицам.

А еще мне стали сниться сны. Редко, очень редко… но очень яркие и красочные. Возможно, я истосковался по свету дня. Возможно, мой разум играл со мной в какие-то игры, хитрым образом искажая мои воспоминания из смертной жизни. Если вы помните, душа моя, я уже говорил, что в этих снах я иногда пишу стихи. А, проснувшись, не могу вспомнить ни строчки. Сны мне не снились, наверное, с самого детства. А стихов я, вообще, никогда не писал… В день после встречи с духом Шарлотты, я спал крайне плохо и беспокойно, в голове творился настоящий хаос – воспоминания сплелись с переживаниями в тугой узел и рвались на волю из глубин разума. В итоге я распахнул глаза около четырех часов дня и до заката пролежал, безотрывно пялясь в потолок, пытаясь успокоить бурю, бушевавшую в моей голове. Мой мир в одночасье рухнул в очередной раз и возродился заново в еще более безумном и мрачном обличии. Демоны, ад, призраки друга и возлюбленной – все это будто сошло со страниц какой-то страшной сказки и почему-то никак не хотело возвращаться назад, несмотря на то, что я давно проснулся.

Спасло меня только то, что для нашего рода сон играет скорее ритуальную роль, нежели является одной из жизненно важных функций организма. С наступлением сумерек я снова отправился расспрашивать кабацких завсегдатаев. На этот раз меня интересовал жених Шарлотты – демон в человеческой личине. Почему-то я был совершенно не удивлен, когда никто не смог вспомнить ни этого человека, ни самого наличия у бедной Лотты жениха или объявления о помолвке и грядущей свадьбе. Я принялся копаться в собственных воспоминаниях и тоже ничего не нашел – когда Шарлотта говорила о своем нелегком выборе, она еще не знала, кому сосватает ее отец. Все же известные мне городские богачи были людьми, если не сильно верующими, то довольно суеверными, и я регулярно видел их в местной церкви. Хотя, конечно, нельзя было исключать, что мощь этого демона настолько велика, что он не страшится освященной земли и прочих символов Бога, как его слуги. Если это так, то сейчас я совершенно бессилен перед своим врагом и даже, если каким-то чудом удастся настичь его, шансов у меня никаких.

Я ничего не знал о демонах, об их силах и слабостях, не имел ни малейшего представления, как освободить душу Шарлотты из дьявольского плена, и даже не понимал, где и как искать прибежища адских существ. Холодная и безудержная furor teutonicus снова восстала из темных глубин моей проклятой души, из тех ее тайников, где, будто в казематах, томятся животные страхи и первобытные инстинкты, сохранившиеся и пронесенные через тысячелетия эволюции нашей кровью. С превеликой радостью, превратился бы я в подобие своего далекого предка, который устилал себе дорогу к победе изрубленными телами римских легионеров, щедро разбавляя воду Рейна их кровью. Но нет, друг мой, гнев, твое время еще впереди! Вероятно, мне придется устилать свою дорогу телами легионеров самого Ада, и возможно, что мне не удастся выиграть эту войну. Может быть, она затянется на целую вечность. Может быть, я погибну. Однако, я должен приложить все силы для того, чтобы моя война стала бездарным и бессмысленным способом самоубийства.