Мемуары сорокалетнего - Есин Сергей Николаевич. Страница 82

В конце письма была краткая деловая приписочка, что вот приближается Новый год и школьные каникулы. Если забывчивый племянник решится прикатить с сынишкой Ильюшей, то она, тетка, расстарается и совместит приятное с полезным: поводит Ильюшу по елкам и театральным утренникам — юное сердце к искусству очень восприимчиво. И во время этих походов немножко развеется сама, ведь что старый, что малый…

Неожиданно быстро пришел ответ: билеты на самолет они с сыном Ильюшей уже взяли и второго января будут, оставив маму, то есть Лешину жену, поливать цветы и кормить рыбок. Дальше шла, правда, несколько ехидноватая фраза, что встречать их не надо, он, Леша, очень хорошо помнит и их адрес, и двор, и подъезд, и даже этаж.

Гортензия Степановна ехидную фразу проглотила, а письму обрадовалась. Несколько дней она ходила под впечатлением этого письма, и на сердце у нее впервые за последние годы было спокойно и радостно. Она представляла Лешу уже сегодняшнего, солидного. В конце концов чего ему обижаться, он же сам убежал из их дома, ведь она почти решила дать ему приют. А за две недели она могла и привыкнуть к нему, и жил бы он поживал у них все пять лет учебы вместо сына. В мечтах Гортензии Степановны вставал и Ильюша. Веселый, добродушный мальчик, которому она читает сказки и ходит вместе с ним в зоопарк. Судя по упоминанию в письме о рыбках, он, наверно, любит животных. Эти рыбки почему-то запали ей в голову. Она долго об этом размышляла, вспомнила, что есть точка зрения о пользе воспитания ребенка в окружении природы. Плоды своих раздумий в качестве почти директивы она высказала Евгению Тарасовичу:

— Давай купим аквариум и заведем рыбок. Очень интересно их кормить, наблюдать за ними, особенно за живородящими.

Евгений Тарасович сразу понял, куда клонит его жена. Ему стало жалко ее надежд, которые могут не осуществиться и которые, как он предчувствовал, не осуществятся, и он попытался ее отговорить, чтобы потом душевная травма была меньше:

— С рыбками очень много возни.

И все-таки Гортензия Степановна настояла на своем. Они купили трехведерный дорогой аквариум, все приспособления к нему, какие им посоветовали купить специалисты, грот из ракушек и рыб всех самых изысканных сортов, которые оказались в магазине. Купили также и книжку «В помощь юному аквариумисту» — Гортензия Степановна все любила делать согласно науке.

В этих хлопотах прошли оставшиеся до Нового года недели. Им даже понравилось возиться с аквариумом. Евгений Тарасович ездил на Птичий рынок за живым кормом — тоже очень увлекательное дело. Гортензия Степановна отлаживала температуру, подачу в аквариум воздуха и создание для рыб научно обоснованных оптимальных условий. К приезду Леши аквариум был почти полностью запущен на всю свою живородящую мощность.

Леша оказался совсем непохожим на давнего паренька с детдомовским чемоданчиком. Это был вполне уверенный в себе молодой мужчина в кожаном пальто, финских башмаках и ондатровой шапке — во всех доспехах преуспевания. Он и виду не показал, что приехал сводить какие-то давние счеты — был обаятелен, искусно добродушен, широк, вальяжно, начальственно похохатывал, рассказывал анекдоты. С ним было легко и приятно. Гортензия Степановна суетилась, летала по квартире — снова были зрители и она руководила действием.

На следующий день по приезде Леша сдал на руки свое чадо и залился по старым дружкам-приятелям, по техническим библиотекам, в министерство, на какой-то завод — Леша тоже в духе времени совмещал приятное с полезным — свою командировку и общеобразовательную экскурсию для сына. Но Гортензия Степановна сразу почувствовала, что духовного контакта с этим новым Лешей у нее не возникнет. В ее мечтах он был другой, более податливый, менее самостоятельный и уверенный в себе. Такого не удастся приручить. Он знает цену всему и знает золотую цену взаимной любви. У него не вспыхнет этого чувства, которое Почти народилось у Гортензии Степановны. Он сложился, ушел в другие временные дали и стал непостижимым. Она, Гортензия Степановна, видела его глаза — равнодушные к ее цветному телевизору, мягким коврам на полу, хорошо собранной библиотеке, лежащим в прихожей на зеркале ключам от машины — и понимала: этими игрушками этого перспективного человека не заинтересуешь. Намеком, что он да Ильюшечка их единственные наследники, не купишь. Все, если ему будет надо, он добудет сам. У него сложилась иная система ценностей. Может быть, он разгадал ее план? Он неглуп, этот племянник. Он знает, чего не смогли нажить Гортензия Степановна и Евгений Тарасович. Знает, что они не смогли скопить в себе. Наверное, именно поэтому с такой неколебимой уверенностью в незыблемости своего авторитета для сына сдавал он его на руки своей московской тетке.

В этом был даже какой-то вызов. Уже одетый в свои кожаные доспехи, он, сидя в кресле и похохатывая, поставил между колен сынишку и сказал, глядя ему в лицо:

— Слушай, молодец. С этой минуты ты поступаешь в распоряжение, — Леша вопросительно и чуть лукаво посмотрел на Гортензию Степановну…

— В распоряжение тети Горы, — поторопилась она вставить своим шелковистым телевизионным контральто.

— В распоряжение тети Горы. Отныне она тебе бог, царь и господин. Не хныкать, не жаловаться, выполнять все указания и любить тетю Гору. Она человек демократичный и к твоим парламентским запросам отнесется со вниманием. Понятно?

— Понятно. А ты куда, папа?

— За кудыкину гору. По делам.

Не получилась любовь у Гортензии Степановны и с этим мальчиком, которого она уже в сердце полюбила, когда покупала аквариум. Он не укладывался в ее представлении о каноническом ребенке. Она вспомнила в этом возрасте себя и своих сверстников. Они были другими.

От сказок Ильюша отказался сразу и наотрез. Больше всего он любил телевизор, приключенческие картины и «Очевидное — невероятное».

Гортензия Степановна и Евгений Тарасович показали ему рыбок. К рыбкам Ильюша отнесся прохладно, поименовал всех латинскими названиями, назвал рыночную цену на каждую и объяснил тайны температурного режима среды их обитания.

На призыв сходить в зоопарк резонно заметил:

— Это мы уже проходили.

Мальчик, оказывается, уже побывал с папой в Московском, Киевском и Калининградском зоопарках. Это дитя времени отвергло тщательно разработанную теткой программу утренников и елок и потребовало экскурсию в музей техники и поход на телестудию.

— Сейчас я интересуюсь кибернетикой, и папа сказал, тетя Гора, что у вас большие связи на телестудии. На телестудии я, к сожалению, ни разу не был.

Свои просьбы Ильюша выражал в уклончивой манере.

В визитах по этим чрезвычайно интересным для Гортензии Степановны объектам прошла неделя. Гортензия Степановна даже унизилась до того, что попросила у своих бывших коллег разовый пропуск на телестудию, хотя когда-то поклялась, что нога ее не переступит порога этого вертепа. Правда, там, в присутствии бывших коллег, наступила минута ее небольшого торжества, когда маленький Ильюша задал несколько необычных вопросов по работе систем главному инженеру, на которые он, естественно, не смог ответить и попросил это сделать кого-то из молодых инженеров, чьи знания еще не померкли под грузом лет.

Гортензия Степановна думала, что она нашла подход к этому мальчику и вызвала в нем ответное чувство. Но каждый раз, когда они входили в квартиру и рассудительный эрудит Ильюша по-детски с взвизгами бросался к отцу, тыкался головой ему в живот, обхватывал отца руками, Гортензия Степановна понимала, что такой бури ласки и восторга при встрече не добьется от мальчика ни за какие интеллектуальные взятки. На этой затее тоже надо ставить крест. Любовь и признательность не вспыхивают в маленьком сердце мгновенно. Они рождаются медленно, и корешки их уходят в такие дали, где Гортензия Степановна не побывала. Они, наверное, рождаются при детских купаниях, при первом агуканье и первой осмысленной улыбке, которую на лице ребенка вызывают склонившиеся над ним родители.