Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Стопалов Сергей Григорьевич. Страница 16

– Идите!

На другой день нас отчислили из училища, каждому выдали аттестат на питание и отправили на формировку в Свердловск.

Сразу же по прибытии поезда мы направились за продпайком. На день одному человеку выдавали полбуханки хлеба, селедку, пачку концентрата перловой каши, несколько кусков сахара и небольшую пачку махорки.

В углу продпункта Юргин заметил здорового солдата, рукавом шинели утирающего слезы.

– Ты что сопли распустил? – негромко спросил он.

– Паек не дают, – тихо ответил солдат.

– А почему? – продолжил допрос Юргин.

– Да вот нет подписи нашего интенданта, – ответил солдат и снова засопел.

– А печать есть? Покажи.

Сверив аттестат с нашим и убедившись, что все в порядке и не хватает только подписи, Юргин тут же предложил за селедку и махорку все уладить. Солдат с радостью согласился. Я остался в очереди, а они вышли из помещения и зашли в привокзальную почту, где Юргин взял ручку, обмакнул перо в чернила и лихо расписался на документе. Когда они вернулись, очередь уже подходила. Протянув старшине аттестаты и получив продукты, мы вышли во двор и забрали «честно» заработанные селедку и курево. Прощаясь с довольным парнем, Юргин все-таки не удержался от нравоучения:

– Ну ты и дурак! Из-за какой-то подписи чуть не остался голодным. Сам бы давно расписался.

Вечером произошло еще одно забавное происшествие.

В воинской части, куда мы явились за назначением, нас внесли в список направляемых в Челябинск на главный формировочный пункт. Ехать должны были ночью в теплушке, прицепленной к товарному составу с лесом. Когда подошли к вагону, там уже сидело человек двадцать. Мы разместились на верхней полке и уже начали готовиться ко сну, когда вагон неожиданно опустел. Выйдя выяснить, в чем дело, Алик сразу же вернулся и позвал меня:

– Недалеко стоит вагон с сахаром-рафинадом. Двери открыты. Пошли.

Но я не послушался и переложил шмотки обоих в один вещмешок, прихватил пустой и только после этого побежал за остальными.

Набрав килограммов пятнадцать кускового сахара, мы сначала хотели отнести вещмешок в вагон, но потом передумали и затолкали его между бревен на соседней платформе. На свои места все вернулись возбужденными и очень довольными. Вскоре состав тронулся. Разговоры умолкли. После трудной работы все уснули.

Проснулись от скрипа открывающихся дверей и громкого лая собак. Было еще темно. Вокруг вагона стояли вооруженные автоматами и с фонариками солдаты внутренних войск. Начался обыск. У кого находили сахар, тут же уводили в станционное здание. Когда состав тронулся, уже светало, и было хорошо видно шестерых солдат, угрюмо сидящих на нарах.

А как же мешок с сахаром, спрятанный на платформе? Во время обыска вагон с солдатами отцепили, а состав с бревнами благополучно укатил. Так что, кому достался сахар, осталось неразгаданной тайной. Зато мы благополучно прибыли в Челябинск и были направлены для прохождения дальнейшей службы в небезызвестный Чебаркуль.

Уже на второй год войны в дивизионной артиллерии возник острый дефицит командиров взводов управления. Для исправления ситуации командование приняло решение срочно подготовить младших офицеров на пятимесячных курсах. Отбор проводили в два этапа: сначала на пункте формирования по документам, потом путем собеседования.

Начальником курсов оказался башкир по национальности, полковник Валеев – замечательный человек, заботливый отец курсантов и хороший организатор учебы и быта. Но это все стало известно потом. А сначала мы, уже побывавшие в чебаркульских лагерях и хорошо помнившие, как люди умирают от голода, ничего хорошего здесь не ждали и твердо решили проситься на фронт.

Первое знакомство с Валеевым произошло в его малюсеньком кабинете. Собеседование с вновь прибывшими он считал важнейшим делом и никому не доверял. После нескольких общих вопросов – откуда родом, кто родители, где учился и что окончил – следовал основной вопрос:

– Учиться хочешь?

На что я твердо ответил:

– Нет. Хочу на фронт.

Такой ответ, казалось, не удивил полковника. Он еще раз посмотрел на меня и, обращаясь к писарю, сказал:

– Пиши: курсант Стопалов – пять суток ареста.

Этим все было сказано. Меня зачислили в курсанты. А «пять суток ареста» – была любимая присказка полковника. На курсах не было гауптвахты, а максимальное наказание за провинность редко превышало наряд вне очереди.

Почти сразу же началась новая жизнь. Хорошее обмундирование, приличное питание и интересная учеба по пяти основным предметам: артиллерия, тактика, топография, разведка и матчасть оружия. Строевая подготовка и политзанятия не были главными, и их часто заменяли работой в поле по выращиванию картошки и других овощей. На это, разумеется, курсанты не жаловались.

Полковник очень серьезно относился к подбору преподавателей. В большинстве это были фронтовики, вернувшиеся с войны по ранению. Например, у преподавателя тактики капитана Федорчука не было правой руки. Для того чтобы писать на доске, он левой забрасывал протез вверх, предварительно прикрепив к нему кусок мела. Каждую букву или знак капитан аккуратно выводил, работая плечом и всем телом, как бы пританцовывая возле доски. Причем все это делалось так, что ни у кого не возникало сомнения в естественности процесса. Да и вообще капитана любили за веселый нрав и бесчисленные, иногда неприличные, шуточки.

По инициативе преподавателей и при поддержке полковника на курсах было сооружено несколько вполне приличных стендов-макетов для имитации артиллерийской стрельбы, изучения тактики и топографии.

Подготовка офицеров шла полным ходом, и до конца обучения уже оставалось меньше двух месяцев, когда пришел приказ Сталина о ликвидации краткосрочных курсов. Это, видимо, было связано с подготовкой наступления на Курско-Орловской дуге и возросшей потребностью фронта в людях.

На прощание расстроенный полковник устроил курсантам роскошный ужин, всем выдал новое обмундирование и в сопроводительных документах дал хорошие характеристики. А на следующий день чуть ли не со слезами на глазах проводил бывших подопечных до дверей вагонов. Курсанты (около ста человек) уезжали в трех теплушках, а вместо сухого пайка в четвертой ехала полевая кухня с запасом провизии.

По прибытии в Коломенский учебный полк – учебку, как ее называли, – бывшие курсанты, почти младшие лейтенанты, долго не могли понять, зачем нужно учиться еще шесть месяцев, чтобы получить сержантские погоны.

Порядок в полку существенно отличался от того, к которому мы успели привыкнуть. За каждую мелочь серьезно наказывали. Так, за складку на одеяле можно было получить два наряда вне очереди, а за большую провинность схлопотать и гауптвахту, которая никогда не пустовала. Примерно за месяц до прибытия пополнения с Урала перед строем частей, расположенных близ Коломны, расстреляли парня за то, что он украл у командира полка сумку с продуктами, отвез ее в родную деревню и вернулся назад, пробыв в самовольной отлучке шесть дней. Об этом новым курсантам рассказал политрук батареи на политзанятиях.

Странной была и программа обучения. Главным предметом в учебке считали строевую подготовку, которой ежедневно уделяли несколько часов. На втором месте стояли политзанятия и изучение устройства оружия. Артиллерийской подготовке и прочим военным дисциплинам отводилось по два – четыре часа в неделю. Никаких стендов и макетов в полку не было. За первый месяц занятий на местность взводы выводили только один раз. Перебивать преподавателя вопросом строго запрещалось, да и вообще задавать вопросы считалось плохим тоном.

Очень много времени занимала караульная служба. Часто курсантов ставили на пост возле объектов, не представляющих никакой ценности, например у пустого склада без дверей, где когда-то хранили бочки с машинным маслом.

Раз в два-три дня солдаты чистили старые орудия. А еще постоянно занимались разными строительными работами.

Единственную радость доставляла борьба со вшами. Их, в общем-то, не было, но осмотры проводили дважды в неделю. И если у кого-нибудь обнаруживали вошь, его немедленно отправляли на берег Москвы-реки топить баню, мыться, а потом выдавали чистое белье. Худо ли! В нашей батарее было несколько насекомых. (Доставали их в карантине у новичков.) И поверьте, их владельцы всегда были сыты, даже при довольно скудном тыловом пайке.