Свидание на Аламуте - Резун Игорь. Страница 54

– Аллах накормит тебя леденцами на том свете! – зловеще проговорила она.

Но в этот момент коробочка вылетела из рук приподнимающегося человека. На лету она молниеносно раскрылась, и из ее боков выскочили изогнутые, как птичьи перья, невероятно острые клинки. Вертясь вокруг своей оси, коробочка достигла Мириам и воткнулась в пробковую плоть жилета, обтянутую оранжевым. Словно смертоносная мельница, она мгновенно перемолола пробку и вонзилась под левую грудь женщины, довольно глубоко. Из-под ее жилета фонтанчиком брызнула кровь.

Мириам осела. Дудочку она явно едва удерживала слабеющими руками. Глаза женщины стали матовыми.

Вуаве поднялся. Глухо рыча и шатаясь, он пошел на нее. Но в этот момент самолет бросило в воздушную яму, которую образовал какой-то безымянный средиземноморский циклон, и Вуаве пошатнулся. А Мириам, выдохнув и выплюнув красивым ртом сгусток крови, который потек на ее нежный подбородок, приставила к губам дудочку. Из костяного кончика тут же вылетел сверкающий пучок тонких, как змейка, молний; он опутал Вуаве паутиной. В ароматном воздухе салона всего лишь на пару секунд дохнуло озоном, а затем тяжело запахло – паленым мясом.

В отделенной от них бронированной дверью кабине два темноволосых, смуглолицых пилота переглянулись.

– Что происходит? Электромагнитное возбуждение, отказывает навигация, – произнес один из них на фарси.

Опутанный молниями, с узившимися и искривившимися губами, которые быстро покрывались черной коркой, – на них от чудовищного разряда сгорала кожа! – Вуаве двигался к Мириам. Их разделало три шага. Внезапно из дудочки Мириам вылетел светящийся шарик величиной с грецкий орех. Сверкая, он попрыгал между Мириам и Вуаве, а затем, словно решившись, метнулся к всесильному магистру. Удар шарика пришелся ему в лоб. Лицо Вуаве, объятого смертоносным электричеством, лопнуло, кожа распалась на лоскуты, и тело, ставшее уже действительно мертвым, с насквозь прожженной костяной коробкой черепа, опрокинулось. А шарик шлепнулся в пластиковую стену позади него.

В кабине раздался треск, что-то полыхнуло. Второй пилот со снесенной частью головы, заливая кровью приборы, свалился набок; первый закричал, цепляясь за штурвал. Из панели летели искры, левый двигатель вдруг замолк, а правый гулко взорвался, и крыло машины окуталось пламенем. Помпаж, случившийся из-за мгновенной встряски всех электросистем, в том числе и регулирующих подачу топлива, погубил оба мотора.

Ревя, самолет заваливался набок и уходил в пике.

Мириам со странной улыбкой на окровавленных губах смотрела на массивный запорный механизм аварийного люка…

На вокзале Ватерлоо – обычная британская слякотная мерзость. Это вам не солнечный, праздничный Париж! По перрону бродят толстобрюхие увальни-голуби. Желто-синяя стрела «Юропиан Экспресс», проскакивающая по тоннелю под Ла-Маншем до Парижа всего за час с небольшим, стоит у перрона; тонированные стекла отражают своды вокзала, призраки пассажиров. Полковник, в плаще-реглане с поднятым воротником, жадно курит, глотая дым; Майбах, в коричневом шерстяном костюме и пуховом белом жилете, зажав такой же плащ под локтем, меланхолично ковыряет носком кожаного мокасина какое-то пятно на асфальте.

– Зря вы расстраиваетесь, батенька мой, – говорит Заратустров примирительным тоном. – Ну и что с того, что они все поехали по горячим следам?! У вас-то задание особое, и я так скажу – архиважное. Не менее важное! Вы мне ЕЕ доставите в самый решающий момент. И бабушку вашу возьмите, кстати, – боевая у вас водительница!

– Угу, – мрачно кивает Майбах.

Он уже знает, что трое привезенных из России ребят, бойцов полковника, вчера вылетели в Египет. Что парень по прозвищу Медный, знакомый ему по парижским приключениям, роскошная длинноногая блондинка и ее кавалер отправились в Иран. А ему возвращаться во Францию на этом экспрессе. И с полковником не поспоришь.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Майбах настороженно спрашивает:

– Я одного не понимаю – как вы заварили всю эту кашу. Вы ведь задумали ее еще во Франции, так?

– Совершенно верно, – Заратустров довольно улыбается, – когда зарылся в хроники крестовых походов. Все очень просто. Орден иоаннитов, к которому принадлежал де Шапей, связался с мамлюками еще в тысяча двести тридцатом году. К тому времени крестоносцы захватили мамлюкскую крепость Дамисту, но осада была долгой, обескровившей европейских рыцарей, а султан Бейбарс понял, что и его завоевательным планам угрожает опасность. Мамлюки представляли собой для крестоносцев куда меньшее зло, чем персы, угрожавшие иерусалимской кампании. Поэтому, когда в тысяча двести сорок третьем Бейбарс Первый взял Аламут, иоанниты решили использовать его для борьбы с орденом Старца Горы, который пугал их больше всего, со времен публичного убийства в тысяча сто девяносто втором Конрада Монферратского. К тысяча двести пятьдесят шестому году Хулагу-хан покончил с низаритами-исмаилитами, сиречь ассасинами, в Иране, а в тысяча двести семьдесят третьем разгромил Ширд-Кух. Кстати, прежде крестоносцы пытались договориться и с самими ассасинами; иерусалимский король Генрих Шампанский в тысяча сто девяносто четвертом году удостоился торжественного приема в свою честь в горной крепости Майсаф, центре сирийских ассасинов…

– Мы не опоздаем?

– Бог с вами, Дмитрий Дмитриевич! Еще времени – даже не вагон, а поезд. Так вот, когда в тысяча двести семьдесят третьем захватили Ширд-Кух, дела крестоносцев оказались совсем плохи. Восьмой крестовый поход во главе с Людовиком IX высадился в Тунисе, где король умер от лихорадки, и вся музыка закончилась… Но разведка иоаннитов работала в войске Бейбарса, по договоренности с мамлюками. Насколько можно предположить по тем сведениям, которые я нашел в сочинении того самого хрониста в Национальной библиотеке, граф де Шапей, выпущенный из сирийской крепости Крак де Шевалье, оказался в Ширд-Кухе. И наблюдал за казнью последнего коменданта Ширд-Куха Рашида ад-Дин ас-Синана. Старца решили повесить, чтобы он не смог попасть в рай к Аллаху. Фидаины, зная об этом, зарыли под деревянным настилом виселицы… между прочим, думаю, построить тут эшафот помогли добрые иоанниты!.. Так вот, зная об этом, ассасины закопали под ним бронзовую плошку, чтобы семя повешенного стекло туда. Однако и рыцари оказались тоже не дураками – они просто проделали в той плошке дырку и подложили под нее еще одну. Свою. В итоге иоанниты получили ту самую емкость с высохшим семенем последнего Старца Горы, а ассасины расплавили в Багдаде простую бронзовую посудину. Плавильщиков и их охрану заживо замуровали в мастерской, надежно укрыв тайну. Так вот, сначала я раскопал сведения об этом господине де Шапей, потом обратился к документам, связанным с его захоронением в соборе Сазорк… Помните нашу катавасию в церкви?

Майбах криво усмехнулся – еще бы! Ведь там была сама Сара Фергюссон.

Полковник бросил ленивый взгляд на часы.

– Да, герцогиня Йоркская в силу своих природных качеств – очень чуткое существо. Она смогла не только уловить энергетику чаши, спрятанной в могиле де Шапея, но и увидеть картину повешения Рашида ад-Дин ас-Синана, последнего Старца. Собственно, это была просто картинка, но очень информативная.

– Ну, а Вуаве? – Майбах тоже нетерпеливо поглядывал на часы.

– А Вуаве? Ну, это совсем просто. Он об этом тоже очень хорошо знал! Его мать была племянницей Генри Бриджуотера, одного из представителей английской ветви рода де Шапей – французская-то угасла. Генетическая память – сильная штука. Так вот, Робер-Антуан де Вуаве стал магистром европейской ложи ассасинов…

– Ложи? Они что, масоны?

Полковник махнул рукой – столбик пепла сорвался и полетел прямо под сверкающие колеса экспресса.

– Еще в начале века ассасины благополучно переняли у масонов многие понятия и формы построения организации. У них был орден Биз-а-Джетаар. Истребители магов. Так вот, Вуаве стал его руководителем довольно рано, ему в восемьдесят втором было всего двадцать лет. Мириам, кстати, из этого ордена, по крови… боевая подруга! Предшественники оставили ему мощную, грозную организацию, которая тогда входила в состав группировки «Джамият эль-Ихван муслимун», то есть «Братья-мусульмане». Хлопот они доставляли англичанам и французам предостаточно. Особенно во время гражданской войны в Ливане.