Чужие миры (авторский сборник) - Васильев Владимир Николаевич. Страница 18
Охотники добыли оленя. Дементий и Пристень принесли его на короткой жерди. Пока разделывали да хлопотали у костра, Тарус и Боромир отвели в сторону Яра.
Мальчишка не знал, что заставило его ударить в смертельную точку на теле сколопендры. Все произошло само собой: удар, и гадина мертва. Меч слушался охотно, броню пробивал, словно наст на снегу. Перстень? А что перстень? Сидит себе на пальце, врос, притаился… Но не мешает, нет. Да и не замечаешь его вовсе. А хотя… Нет, нет, ерунда это, кажется, небось, только. Что? Сказывать? Ну, лады… Когда меч в правой руке держишь, он будто бы легче, рука почти не устает. И слушается вроде тогда охотнее. Что замечу? Странное? Ну, да, скажу, конечно, если замечу…
Купава и Соломея набрали пропасть грибов-сморчков, пошедших с олениной куда как в охотку!
В путь пустились за час до полудня, как следует отдохнув.
Березняк скоро кончился, и дорогу им перечеркнула река. Миновали ее быстро, по камням на близком перекате, едва замочив ноги. За рекой лес уже не рос, раскинулись привольные зеленеющие луга. Зайцы так и шмыгали у ног, а в резко-прозрачном воздухе мелькали быстрые тени ястребов-охотников.
Вишена дождался идущего особняком Таруса. Чародей вопросительно глянул в лицо.
— Помнишь ли знак, что в Черном мне подбросили?
Тарус кивнул утвердительно:.
— Как не помнить! Потому и сказал намедни: сколопендра — это раз.
— А два?.
— Два? — Тарус пошарил взглядом в траве. — Вон тебе и два, Вишена!
Зеленовато-серое существо неуклюже, но проворно удирало у них с дороги.
— Жаба?
Тарус пожал плечами:
— А почему нет? Была же жаба в знаке… Козодои да летучие мыши в лесах вроде бы не водятся…
— А гадюки?
На этот раз чародей промолчал.
Трава вокруг них становилась все выше и выше, скоро пришлось раздвигать сочные зеленые, стебли, чтобы идти. Горизонт, еще совсем недавно ясно видимый, заслонился зеленью. Почва под ногами начала вдруг бугриться неровностями и чем дальше, тем больше. Небо постепенно заволоклось странной белесой дымкой, похожей на туман; вскоре она опустилась ниже, поглотив все вокруг. Странная это была дымка, не несла она в себе ни капли влаги и оттого казалась удушливой и колючей. Дышать стало труднее, но ненамного.
Все это заняло минут десять — пятнадцать, никто толком не успел сообразить что к чему.
Лишь когда Вишена столкнулся с крупным, по пояс, пауком и не без труда заставил его отступить, путники заволновались.
В этом месте трава больше напоминала дремучий лес — толстые длинные листья, жестче самой грубой дерюги, стебли, более походившие на стволы…
Туман вскоре исчез, и снова Ярило-солнце радостно засверкал в высоком небе. Путники сбились в тесный круг; в центре оказались Тарус и Боромир.
— Что за чудеса, чародей? — спросил Тикша. — Отродясь такой здоровущей травы не видывал!
Тарус не очень-то желал разговаривать:
— Я тоже не видывал…
— Очередная напасть? — предположил Боромир.
Чародей пожал плечами:
— Похоже… Однако чего стали? Идти надобно.
Он зашагал первым, разомкнув людское кольцо. Солнце висело вверху и чуть впереди, яркое и слепящее; казалось, оно источает искристую золотую пелену, волшебное покрывало, растянутое меж землей и небом.
Они углубились в чудной лес, неотличимый от гигантской травы. Вишена озирался и часто переглядывался со Славутой. Здесь же вертелся и Яр, не зная, к кому пристать — к Омуту или же к Славуте. Купава как-то незаметно оказалась рядом с Боромиром, а Соломея — с Тикшей. Пристень, Дементий и Акила с Бояном сгрудились вокруг своего ватажка Роксалана, а венеды — вокруг Бограда. Один лишь Тарус долго шагал впереди прочих, пока его не нагнал Вишена.
— Там что-то есть, Тарус-чародей?
Тарус остановился. Среди зеленых стволов-стеблей и мешанины огромных листьев угадывалось что-то жарко блестящее.
Ветер тихонько пел где-то вверху, в пушистых головках, венчавших стебли-исполины, шуршал невдалеке кто-то живой, монотонно и безостановочно.
Вишена с Тарусом долго вглядывались, пытаясь понять, кто издавал эти звуки. За несколько минут ходьбы они успели встретить поджарого лесного муравья, ростом с добрую свинью, и несколько букашек никак не меньше собаки. Букашки — исчезли, будто по волшебству, а муравей некоторое время с сомнением шевелил рыжими щетинистыми усами, после с достоинством развернулся к путникам задом, то бишь полупрозрачным полосатым брюхом, и, быстро перебирая шестью мощными лапами, умчался прочь. Вряд ли бы его догнал добрый конь…
Тарус, Вишена и Боромир, с опаской ступая, двинулись вперед, прямо в желтое сияние. Остальные замерли в ожидании.
Вишена обнажил меч и мельком взглянул на изумруды, но те успокаивающе молчали. Взялись за свои клинки и Тарус с Боромиром; и тут с шелестом и треском сверху на них свалилось что-то круглое, красно-пестрое, дурно пахнущее. Мечи пустить в ход не успели, все трое мигом оказались сбитыми с ног; их расшвыряло в разные стороны. Вишена сильно ударился спиной о стебель-ствол и рухнул на широкий мохнатый лист. Боромира отбросило под другой, точно такой же. Тарус упал на свободное место и поэтому вскочил первым.
Рядом на длинных черных ножках стоял красный, в черных же круглых пятнах, купол, высотой не ниже Таруса. Спереди к нему примыкал еще один, поменьше, весь черный. Два белых пятна очень походили на глаза, а над ними торчала пара отростков с треугольными пластинами на концах.
Боромир изумленно разглядывал это чудище, Вишена украдкой обходил его слева. Вдруг купол разложился надвое и что-то полупрозрачное с гудением затрепетало, обдав людей тугими порывами ветра. Чудище взмыло ввысь, задевая стебли и листья, некоторое время металось у них на виду, после чего с шуршанием рухнуло где-то в стороне.
Троица немного расслабилась и переглянулась. Боромир вдруг захохотал от души, весело и беззаботно; Тарус тоже криво усмехнулся; Вишена недоуменно глядел на них.
— Знаете, что это было? — спросил Боромир, не переставая смеяться.
— Что? — Вишена по-прежнему ничего не понимал.
Тарус хмыкнул и покачал головой:
— Коровка луговая! Жучок! Дети его солнышком-небушком кличут!
Купол и впрямь очень походил на солнышко-небушко, только чересчур уж огромное.
«Что за фокусы? — подумал Вишена с тревогой, — сначала многоножки, теперь — пауки-громадины, муравьи, жучки… А как же знак, как же жаба?»
Они пошли дальше. Справа долго тянулось что-то светлое, уходящее ввысь до самых небес, окрасившихся почему-то в зеленоватые тона. Желтое сияние впереди постепенно меркло. Вскоре наткнулись на высоченную стену, слегка закруглявшуюся, которая преградила им путь. Стена в землю не уходила, казалось, неведомый великан принес ее, уже готовую, и опустил прямо на грунт. Нижний край стены, ровный и гладкий, прилегал неплотно, кое-где под него можно было подлезть.
Вишена приблизился и с опаской потрогал поблескивающую поверхность. Боромир легонько постучал по ней рукоятью меча — звук получился звенящий, металлический.
— Золото! — сказал Боромир. — Батюшки-светы, целая стена!
Вишена нырнул в яму и выбрался наружу за стеной — такой же травяной «лес» и светлые громады, кое-где уходящие к зеленым небесам.
И ему вдруг все стало ясно — и жучки-паучки великанские, и лес этот чудной, и стена золотая…
Трава самая что ни на есть обычная, и букашки в ней копошатся самые обычные, да вот только они все, люди, крохотными стали, затерялись в травах! Стена — не стена вовсе, а корона, корона исполинская с головы сколопендры, какую они в лесу оставили. Ну а светлые громады, уходящие к небесам, не что иное, как березовые стволы.
Так что же это получается? Кто-то сотворил из них коротышек и забрасывает куда попало — то в пустыню, кишащую сколопендрами, то сюда?
Немного поразмыслив, Вишена решил, что в пустыне они оставались все же самими собой. Во-первых, песчинки не казались огромными, с гусиное яйцо размером, как теперь. Во-вторых, корона главной многоножки и в обычном лесу выглядела как исполин, а сейчас и вовсе необъятной стала…