Приключения Майкрофта Холмса (Братство Майкрофта Холмса) - Фосетт Куинн. Страница 26

Поспешно покидая вокзал, я увидел, как дама, одетая в черное, возможно мисс Хелспай, садится в фиакр. Я находился далеко и не мог помочь ей, но все же был озадачен. Подозвав извозчика, я велел везти себя в гостиницу, которая значилась в инструкциях, полученных от Викерса.

Пребывание в Париже оказалось, к счастью, не столь насыщенным, как прошлая ночь в «Красном льве». По пути в гостиницу я купил новую бритву и пластырь на случай, если порежусь, пользуясь незнакомым лезвием. В гостинице меня поселили в первую попавшуюся, как мне показалось, комнату, куда совершенно не попадал дневной свет. Официант, проявивший ко мне меньше интереса, чем пастух к овце из огромного стада, принес безвкусную еду. Я проспал всю ночь и проснулся поутру, как только горничная постучала в дверь. Пока я складывал вещи, собираясь отправиться на вокзал, часть тревожных предчувствий успела рассеяться.

Но, спустившись вниз, я с изумлением узнал, что меня ожидает депеша от Викерса. «На сегодня впечатление удовлетворительное. Продолжайте действовать согласно инструкции. Как и условлено, Дортмундер встретит вас». Внизу стояла зловещая подпись: «Викерс, от имени Братства».

Завтрак входил в стоимость номера. Вчерашний безразличный официант подал мне несвежий бисквит и чашку крепчайшего, но остывшего кофе. Хозяин удостоверился, что я забрал багаж, назвал сумму и с язвительной усмешкой отказался от предложенных чаевых. И через несколько минут, сев в фиакр, запряженный клячей, потерявшей правую заднюю подкову, я двинулся к следующему этапу своего путешествия.

На сей раз мой покой никто не потревожил, и я безмятежно рассматривал в окно пробегавшие мимо французские ландшафты: небольшие деревушки на пологих холмах, промелькнувший церковный шпиль… Всего этого было достаточно для того, чтобы меня окутало убаюкивающее ощущение безопасности, которое, я знал, могло исчезнуть в любой момент.

К закату мы прибыли в Люксембург. На почте мне сказали, что для меня ничего нет. Отправляя телеграмму Джеймсу, я испытывал беспокойство, но почему-то был уверен, что телеграфист не входит в шайку.

Разочарованный и слегка обеспокоенный, я покинул вокзал и направился в очередную гостиницу, указанную Викерсом, раздумывая по дороге, как связаться с Майкрофтом Холмсом и сообщить ему, что его послание не дошло до меня. Гостиница возвышалась над знаменитым ущельем, благодаря которому во времена, когда воюющие армии передвигались пешком и на спинах измученных лошадей, не пользовались недавно появившимися поездами и не знали сверхмощных пушек, которые за последние двадцать лет смогли так резко изменить соотношение сил воюющих государств, маленькая страна была важнейшим в Европе стратегическим пунктом. Это место так заинтересовало меня, что я решил прогуляться пешком вдоль ущелья и полюбоваться несокрушимой нерукотворной баррикадой.

Я успел довольно далеко пройти над обрывом, рассматривая узкие дорожки, которые внизу разбегались к одинаковым, столь же узким домам, лепившимся по обеим сторонам пропасти, и не уставал восхищаться изобретательностью людей, сумевших обжить такое неуютное место. И когда я уже собрался повернуть обратно, из придорожной тени выскочили двое мужчин и бросились ко мне. От одного я, конечно же, попытался бы убежать, но двое, несомненно, не позволили бы мне скрыться. Подумав, что это обычные грабители, решившие обчистить неосторожного иностранца, я приготовился обороняться.

Оба нападавших были одеты в неприметные темно-серые пальто без капюшонов или иных деталей, за которые мог бы ухватиться проворный соперник. Один из них был худощавый, но широкоплечий высокий блондин. Второй же был невысок, коренаст, со светло-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами. Оба двигались упругими шагами, выдававшими силу и ловкость.

Быстро оглянувшись, я заметил, что мы одни. Никто не мог поднять тревогу или прийти мне на помощь.

Я не считал себя хорошим бойцом. Но я вырос с четырьмя братьями и в детстве и юности овладел кое-какими приемами самообороны.

Высокий метнулся ко мне, и я заметил в его руке нож. Шагнув назад, я чуть не оступился на краю пропасти, замахав руками, с трудом удержал равновесие и с запоздалым ужасом понял, что был на краю гибели. Это неприятное ощущение, конечно, не могло придать сил в борьбе. Поспешив занять более устойчивую позицию, я приготовился отбиваться от негодяев.

Как я жалел в этот момент об украденном у меня в Кале оружии! Будь у меня пистолет, даже нож, я без страха сражался бы с этими громилами. Но и то и другое у меня похитили; из всех средств защиты я теперь обладал лишь оставшимися с детства навыками да умом и совершенно не был уверен, что этого достаточно, чтобы сохранить свою жизнь.

Быстрые и точные движения выдавали в нападавших опытных бойцов. У них была выгодная позиция, и они были готовы воспользоваться своим преимуществом. Пока один угрожал мне ножом, другой пытался зайти сбоку. Так вороны, налетая с двух сторон, дразнят больших, опасных собак. Мне пока что удавалось сохранить руки свободными, но противник уже успел поранить мне щеку и запястье. Почувствовав, как кровь течет по лицу, я проклял бутафорскую повязку: она ограничивала поле зрения, не позволяя видеть одновременно обоих врагов, и липла к лицу, мешая мне. Между тем противники продолжали теснить меня, и я уже начал уставать, так как приходилось непрерывно увертываться и делать угрожающие выпады, не забывая при этом удерживать равновесие на краю пропасти. Нападавшие явно пытались утомить меня и при этом прижимали к обрыву, лишая возможности маневра и заставляя все время помнить о том, что за спиной у меня пустота. Один из них снова бросился на меня, я потерял опору под правой ногой, замахал руками и с трудом, стоя на одной ноге, удержался на краю.

В этот момент ближний из нападавших, тот, что меньше ростом, сделал выпад и задел ножом мне бок. Я не упал, даже не почувствовал боли; лишь в месте удара стало горячо. Но я понимал, что меня поддерживает лишь азарт борьбы, по мере утомления боль появится, она будет становиться все сильнее, пока не лишит меня способности к сопротивлению.

Тем не менее полученная рана не столько напугала, сколько разозлила меня. Изо всех сил я выбросил руку вперед и с удовольствием почувствовал, что удар достиг цели. Малорослый отшатнулся, а его компаньон, в свою очередь, бросился на меня. Я подумал, что он, скорее всего, рассчитывает сбить меня с ног и сбросить в пропасть. Я был готов к этому и, отскочив на шаг в сторону, толкнул противника в плечо.

Как ни странно, хитрость удалась. От толчка стремительно мчавшийся на меня человек пролетел дальше, чем рассчитывал, и с воплем рухнул с обрыва.

Я сам был ошеломлен тем, что сделал.

Оставшийся в одиночестве противник на мгновение замер и, вытянув шею, попытался заглянуть в пропасть. Затем, пробормотав на незнакомом мне языке, видимо славянском, неразборчивую фразу, судя по всему ругательство, ринулся на меня с ножом. Теперь он стремился отомстить за гибель своего напарника и был полон решимости убить меня. Выражение его лица красноречиво говорило об этом. Негромко прорычав что-то (я уловил слова: «Этот дьявол фон Метц» и «Братство»), он принялся широко размахивать рукой. Нож со свистом рассекал воздух.

Я попятился, на этот раз прочь от обрыва. Мой враг, похоже, не заметил, что мне больше не угрожает опасность разделить участь его друга. Я дышал с хрипом: боль от раны дала о себе знать; меня начало подташнивать и знобить. Если бы я не так боялся этого невысокого крепыша, то бросился бы бежать от него, но мысль о том, что этот человек с ножом останется у меня за спиной, страшила больше, чем возможность получить еще одну рану или упасть в пропасть. Я стиснул зубы, чтобы они не стучали, и изготовился к схватке с врагом.

Смогу ли я одолеть этого готового на все человека, спросил я себя. Мои силы убывали слишком быстро, вряд ли их хватило бы надолго. В глазах начало двоиться. Отчаянно взмахнув рукой, я ткнул врага кулаком в лицо и сам с трудом удержался на ногах. Но тот яростно выкрикнул ругательство, схватился свободной рукой за шею сзади, сделал, спотыкаясь, три неуверенных шага и упал ничком.