Приключения Майкрофта Холмса (Братство Майкрофта Холмса) - Фосетт Куинн. Страница 24

– Я… – Она густо покраснела, тонкие руки задрожали так, что ей не удалось поправить вуаль. От этого девушка еще больше расстроилась; в ее манерах заметно убавилось высокомерия.

– Расскажите, что вам нужно, вдруг я, чем черт не шутит, смогу чем-то помочь. – Я сам был обескуражен собственной горячностью и был вынужден напомнить себе, что связан помолвкой и не имею возможности развлекаться флиртом. Но это касалось Гатри. Джеффрис же, хотя и был женат, не придерживался подобных тонкостей этикета и должен был попытаться навязать молодой леди свое внимание даже против ее воли. И я решил воспользоваться для этого случая всеми его недостатками, а также немногочисленными достоинствами. Поэтому я не стал просить прощения за свое поведение, а, напротив, принялся, криво улыбаясь, наращивать предполагаемое преимущество.

– Мне… мне… ничего не нужно, – пробормотала моя попутчица, изо всех сил пытаясь сохранить твердость. Ее лицо вновь приняло неодобрительное выражение, правда не в той мере, как во время нашего первого разговора: неловкость положения не могла не сказаться на поведении девушки. – Я надеялась, что у вас есть карта, по которой можно было бы проследить наш маршрут.

Я был абсолютно уверен, что это ложь, но счел нужным хотя бы на время притвориться, что поверил в эти слова.

– Если бы вы потрудились разбудить меня и задать вопрос, то я ответил бы, что карты у меня нет. И знайте, что поезда всегда идут по одному и тому же пути. Тот, в котором мы сидим, скоро будет в Париже. Если, конечно, не закусит удила и не помчится напрямик в поля.

Ее щеки вновь вспыхнули.

– Я не хотела… Я хотела избежать сцен.

– И потому устраиваете ее теперь, не так ли? – торопливо огрызнулся я. Было важно, чтобы она не успела приготовиться к обороне и не решила, что сможет переиграть меня, если, конечно, у нее было такое намерение. – А может быть, у вас на уме было что-нибудь еще? Кроме карты?

– Что… что вы хотите сказать? – Девушка пыталась принять оскорбленный вид, но выглядела не столько сердитой, сколько испуганной. Она напоминала напроказившего котенка. Мне показалось, что это выражение было для нее не внове, и подозрения немедленно усилились. Она, конечно, вполне могла быть путешествующей сестрой английского дипломата, но разве не мог Викерс послать ее шпионить за мной? А может быть, ее приставил ко мне вчерашний немец, чтобы узнать то, что не смог выпытать накануне, угрожая утопить меня в ванне?

– Почему вы так смотрите на меня? – спросила девушка, прервав мои неприятные размышления.

– А потому, что вы, похоже, тянули руки к моему бумажнику, – заявил я. Именно так, подчеркнуто оскорбительно, следовало разговаривать Джеффрису. – Но вы полезли не туда. Я храню деньги так, что никто до них не дотянется. Вот так-то.

– Вы думаете, что я хотела взять ваши деньги? – срывающимся голосом проговорила девушка. – Только потому, что я попыталась дотронуться до ваших вещей?

– Конечно. Зачем еще, скажите на милость, люди шарят в чемоданах соседей?

– Да, вы правы. – Мы оба, казалось, были в равной степени удивлены неожиданным признанием. Девушка смотрела в сторону, ее лицо и шея стали ярко-алыми. – Я… меня… мои деньги украли вчера вечером. У меня остались считаные гроши. Я подумала, что мне, возможно, удастся найти фунтов пять. Тогда я смогла бы прокормиться, пока не доберусь до брата. Того, что у меня осталось, наверняка не хватит.

Казалось совершенно невероятным, что такую благовоспитанную молодую леди может постигнуть подобная неприятность. Последние слова показались мне столь же смехотворными, как и предшествовавшие им нелепые объяснения. Но мне не хотелось демонстрировать свои сомнения, ибо я знал, что, несмотря на всю нелепость, история вполне могла оказаться правдивой, а сама девушка еще более наивной, чем пыталась показать.

– Вы завтракали? – спросил я, смерив ее тяжелым взглядом.

Девушка резко тряхнула головой.

– Я очень голодна, – созналась она, пристально разглядывая черный кружевной платочек, который старательно наматывала на палец одетой в перчатку руки. – Я совершенно не желаю злоупотреблять вашей добротой, но…

– Ладно, – перебил я, пытаясь не растрогаться, – на следующей станции я дам вам несколько сантимов, и вы сможете выйти и купить себе чашку кофе и какого-нибудь печенья. – Вместо улыбки я скорчил гримасу, исполненную развязного вызова, чтобы сохранить стиль Джеффриса.

– О, неужели? – откликнулась она, одарив меня нежным взглядом, от которого, наверно, ее отец, пока был жив, просто таял.

– Если, конечно, вы не станете впредь устраивать мне каких-нибудь штучек. Может показаться странным, но я не выношу вида голодных людей рядом с собой, – заявил я таким тоном, словно свершал акт неслыханного великодушия.

– Я больше не буду, – заверила меня спутница. Эти слова сопровождал искренний взгляд, который, несомненно, в недавнем прошлом ввел в заблуждение не одну гувернантку. – Я вам так благодарна…

– Не сомневаюсь в этом, – сухо ответил я. – А вот, не будь я джентльмен, то потребовал бы от вас доказательств благодарности. – И я нагло подмигнул девушке.

Та отшатнулась, будто перед ней внезапно возникла куча мерзкой падали.

– Если вы скажете еще что-нибудь подобное, то мне придется перейти в другое купе.

– Но только после того, как вы получите свой завтрак, – подхватил я. Разве можно бросать торговлю на самых первых шагах?

– Но ведь не захотите же вы, чтобы я заплатила честью за завтрак? – спросила девушка, взявшись рукой за горло.

– Женщины расставались с честью ради меньшего, – ответил я, удивляясь собственному цинизму и безрассудству. Нет, решительно не следовало так грубить, хотя, конечно, следовало и дальше быть настороже. – Но вам не стоит так волноваться, мисс, – добавил я, заметив, что она потрясена моими словами. – Если вы собираетесь так же резко обрывать меня, то я больше ни слова не скажу об этом.

Девушка надменно посмотрела на меня и расправила наконец свою вуаль.

– Я думаю, сэр, что вам следовало бы принести мне извинения.

– За что? За то, что я сказал правду? Правда не нуждается в извинениях! – возразил я, глядя ей прямо в глаза, сквозь вуаль. – Такой девушке, как вы, полезно забыть о радужных грезах и узнать, что ваши сестры, Евины дочки, делают каждый день. Ну а я-то, в отличие от вас, повидал кое-что в жизни и знаю, как дешево можно купить честь, стоит лишь немного углубиться в лондонские закоулки. А уж в Африке, Индии или Китае…

– Вы грязный человек, – резко проговорила моя попутчица. – Я не желаю больше слушать вас.

– Но ведь вы рассчитываете, что я куплю вам еды, не правда ли? Так что держите свои светские привычки при себе, по крайней мере до тех пор, пока не поедите. Ведь вы не хотите, чтобы я передумал? – предупредил я, откинулся на спинку дивана и сделал вид, что собираюсь снова заснуть.

Полузакрытым глазом я видел, что девушка в напряженной позе сидела напротив. Стало ясно, что мои речи не столько оскорбили, сколько напугали ее. Моя голова продолжала болеть, но мне больше не казалось, что череп вот-вот разлетится на куски, как граната. Я попытался осмыслить то немногое, что успел узнать о своей соседке по купе. Она утверждала, что носит траур по усопшей матери. Это могло соответствовать действительности: на ней было простое черное платье и никаких украшений, кроме простеньких жемчужных серег. Эта одежда вполне подходила для траура. Она ни разу не упомянула об отце, зато сказала, что едет к своему брату. Из этого я заключил, что ее отец тоже мертв. А если нет? Могла ли у этой девушки быть какая-нибудь причина умалчивать о своем отце? Если да, то какая? Могла ли она быть достаточной для того, чтобы заставить молодую благовоспитанную девушку в одиночку пуститься в заграничное странствие? Или же все, что я услышал, было вымыслом… Тогда и мои рассуждения о попутчице с самого начала окажутся неверными. Если бы моя голова уже не раскалывалась после вчерашних событий, то от сегодняшних раздумий она должна была бы начать раскалываться. Мне не терпелось сделать заметки или, еще лучше, написать доклад для Майкрофта Холмса. Но где уж! Веко, закрытое повязкой, страшно зудело, и я с трудом удерживался от того, чтобы почесать его.