Женщина с глазами кошки - Полянская Алла. Страница 40

— Готовят тебе завтрак. Или обед. Прислуга вернется только завтра.

— Очень хорошо. Слезай с моей кровати, Бартон, надоела ты мне — сил нет.

— А иначе что?

— А иначе снова навешаю тебе, как давеча, и лечить не буду.

Рука у нее такая медленная, а мне хочется выпустить пар, и пальцы ее легко сминаются. Керстин невольно вскрикивает, а мне хочется разорвать ей горло и…

— Еще немного, и у тебя вырастет хвост. С такими-то глазами как раз кстати окажется. Подумай об этом, Величко.

Все, настроение пропало. Я отпускаю ее — перехотелось убивать. Надеюсь, временно.

— Проваливай.

Она молча встает и уходит, а я достаю свою сумку.

Вот и шкатулка. Сделана из какого-то блестящего металла, имеет форму куба, украшена замысловатым узором, выложенным сотнями крохотных камешков с прекрасной огранкой. Наглядеться невозможно! Но она заперта, и щели нет. Как же спецагент открыла ее? И что же там внутри?

У меня в комнате есть тайник, я его себе еще со времен старухи Левин организовала. Вот, под мраморной плиткой пола ванной, а сверху стоит корзина для белья. Так что шкатулка и камешки, а также зеркало пусть пока полежат там.

Столовую я переделала сразу, как только мы с тетей Розой перебрались сюда из Бруклина. Выбросила всю тяжелую темную мебель, ободрала дубовые панели и разбила витражи. Теперь у нас здесь большие венецианские окна, стены, обитые светлой материей, и легкая светлая мебель. И цветы, множество цветов. Никаких семейных реликвий, все самое лучшее.

— Луис приготовил нам национальные блюда. — Эд ласкает меня взглядом, и мне отчего-то радостно. — Тори, ты отлично выглядишь. А вы, мэм, как себя чувствуете?

— Прекрасно. — Тетя Роза отчего-то выглядит счастливой. — Так много молодых лиц! Старики должны жить рядом с молодыми.

— Вы рано причислили себя к старикам.

— Милый мальчик, кто тебя научил льстить женщинам?

Тетя Роза смеется, а я готова расцеловать Эда. Наверное, что-то есть в так называемом хорошем воспитании, вон как ловко он ведет светский разговор!

— Сейчас все будет на столе. Пойду помогу Луису.

Тетя Роза с улыбкой смотрит ему вслед.

— Какой милый. Правда же, Гарольд?

— Да. Приятный молодой человек.

Я иду к окну. Пусть они там как хотят, а мне нужно подумать. Да еще Бартон сидит тут, как статуя фараона… Я же велела ей убираться!

— Тори…

Боже, как Гарольд изменился! Неужели я так же постарела?

— Ну, чего тебе?

— Ответ леди. Плохая, плохая девочка!

— Ты всегда это знал.

— Да. И всегда любил тебя.

— Что не помешало тебе жениться на кривляке Дженне.

— Точно, свалял дурака. И пожалел об этом еще у алтаря.

— Мне уже все равно.

— Вижу. Ты не оглядываешься назад, даже если там, позади, было что-то хорошее.

— Потому что оно уже было, Гарольд. Надо идти дальше. Что тебе нужно теперь от меня?

— А ты как думаешь? Сколько лет прошло, но я ничего не забыл. Не было дня, чтобы не вспоминал все: твои полные отчаяния глаза — в тот день, когда мы встречали вас с Розой в аэропорту, твою упрямую хмурость, злорадный взгляд, когда ты делала очередную пакость Саре, и вкус твоих губ, и нашу первую ночь, и твой ядовитый язычок, и беззаботный смех… Ты — единственное, что было в моей жизни стоящего, единственное, о чем стоит помнить, потому что ты настоящая, живая. И ты наказала меня, как когда-то наказала тетку Левин — знала наши слабые места и била без промаха! Я только потом все понял. Ты знала, что я возненавижу Дженну, да?

— Это ты сказал.

— Конечно. Потому что такова правда. Тори, ты простишь меня хоть когда-нибудь?

— Я об этом даже не думала, Гарольд. Просто со временем боль притупилась настолько, что я смогла дышать. Ведь я, черт подери, любила тебя.

— Знаю. Но недостаточно, чтобы остаться со мной.

— Вот чтоб на любых условиях? Нет. Такое не по мне. А ты слишком плохо меня знал, если мог подумать, что я стану делить тебя с Дженной. А потому я решила, что ты меня недостоин. Ты должен был переступить через семейные предрассудки.

— Должен, но не смог — тогда. А теперь поздно. Все прошедшие годы я думал: какая ты сейчас? Может, я и не узнаю тебя или разочаруюсь, увидев вместо тебя совсем другую женщину? Когда Роза заболела, я помог ей — она не хотела тебя беспокоить. И вдруг ты влетела в спальню — такая же, как когда-то, только старше, крепче. Но живая, настоящая. Каждой клеткой своего тела настоящая. Моя плохая девочка Тори…

— Прекрати.

— Я знаю, знаю. Уже поздно. Рядом Эд — о, уж он-то стоит тебя. Как и тот, второй. Кого бы ты ни выбрала — не прогадаешь. Потому мне и больно. Но винить некого, сам виноват.

— Хватит, Гарольд.

Он смотрит на меня с таким отчаянием, что мне становится его жаль. Когда-то я любила этого человека, но он умер для меня. Я так решила. Тот Гарольд был пронзительный, стремительный, красивый… и предал меня. А этот — усталый пожилой человек. Хотя именно сейчас в нем есть то, чего не было в том Гарольде — если я ему скажу, он сделает для меня все. Но теперь мне от него ничего уже не нужно.

— Я люблю тебя, Тори. Даже такую, как сейчас — с глазами хищной кошки. Позволь мне помочь.

— Я и сама справлюсь.

— Неужели? Ты не понимаешь, о чем речь, солнышко мое. Ты убила Педро Монтою.

— Ну убила, и что? И даже надругалась над трупом, если тебе интересно. А знаешь, что сделал этот сукин сын? Он бил моих парней! Его ублюдки едва не убили моих Синчи!

— Синчи?

— Неважно. И что, я должна была простить ему это? Ну уж нет! И он мне заплатил за все.

— Боже мой, Тори, что же ты наделала…

— Ничего особенного. Не стоит нервничать, без Педро мир немного меньше воняет дерьмом.

— Подожди, ты не поняла. На тебя открыли контракт. Сын Педро дает за твою голову триста тысяч долларов.

— Маловато, конечно, я стою больше. И что?

— А то. На тебя станут охотиться все ублюдки на этом континенте. Пока жив Курт Монтоя, контракт открыт.

— Значит, мне придется вернуться и убить его. Нет, это ж надо уметь такое придумать — Курт Монтоя, звучит-то как! Кстати, где-то я слышала это имя, но не помню, в связи с чем. Не дергайся, Гарольд, не то тебя разобьет инсульт, как врач говорю. Ты ведешь нездоровый образ жизни, у тебя слабые сосуды, и ты…

— Прекрати! — Гарольд покраснел от ярости. — Господи, я уже и забыл, как ты можешь взбесить человека.

— Видишь, а говоришь, что помнил.

Гарольд обессиленно прислоняется к стене. Мне немного смешно, но больше жаль его.

— Не беспокойся обо мне, Гарольд. Будем решать проблемы по мере их возникновения. Я голодна, значит, надо поесть. Потом решим, как быть.

Луис хорошо готовит, ничего не скажешь. Надеюсь только, моя очередь становиться к плите не придет — терпеть не могу возню на кухне. И тетя Роза выглядит сегодня намного лучше. Бартон с невозмутимым лицом о чем-то говорит с Луисом, Гарольд придирчиво и внимательно рассматривает Эда. Говоришь, на меня открыли сезон охоты? Так, может, и правда стоит вернуться в джунгли и покончить со всеми Монтоями, сколько их там еще осталось? Так и сделаю, потому что джунгли зовут меня.

Эд сжимает мои пальцы, я чувствую его тепло. Мне нравится сидеть рядом с ним, но… я не знаю, что с этим делать, потому что Луис вызывает у меня такие же чувства. Ладно, как-то дело в конце концов решится. Ну, в крайнем случае заведу себе гарем.

— Ты чем-то встревожена?

— Да так, мелочи. Вкусно, правда?

— Не меняй тему. Что у вас с Бартон произошло? Она сама не своя?

— Ты не поверишь.

— После всех наших приключений? Поверю, выкладывай.

Эд умеет слушать. Джунгли вытащили его на свет из клетки, построенной условностями и цивилизацией, все ненужное сползло с него, как змеиная кожа, и сейчас он настоящий. И уже научился отличать ложь от правды, даже если правда выглядит ложью…

— Это все объясняет. Если ваши матери были родными сестрами, ваше сходство понятно, вы же кузины. А вот насчет твоего кота… Знаешь, иногда я слышу шум леса, а иногда мне кажется, будто сижу у костра… Но мой кот, наверное, спит — хотя в том индейском поселке около Виль-Таэна в мое тело вошла какая-то сила, и… Просто, наверное, твой кот более нервный. Разберемся, Тори, нам нужно время.