Центурион - Скэрроу Саймон. Страница 30

— Но это же случайно вышло, — неуверенно возразил Катон. — Впотьмах, к тому же в разгар боя. Я ж не нарочно.

— Да неужто я не понимаю. Беда в том, что ребята из Десятого легиона смотрят на это иначе. Скажут, мол, Крисп тоже пырнул того ножом по случайности, а поплатился жизнью. И вполне резонно спросят, а почему тебе должна быть иная участь. Я понимаю, обстоятельства здесь совершенно иные, но это такая деталь, которую народ опускает, когда на уме лишь обида и месть.

Катон, помолчав, невеселыми глазами посмотрел на друга:

— Так что же мне делать?

— Особо ничего. Если солдат умер не проболтавшись, то ты вне подозрений. — Макрон, сделав паузу, улыбнулся. — Хотя что толку. Зная тебя как облупленного, могу смело утверждать: в могилу ты все равно сойдешь с бременем своей вины в обнимку. Ну а если он проговорился, к тебе будут относиться как к прокаженному. Хуже того, придется поглядывать, как бы кто не набросился на тебя со спины.

Перспектива стать изгоем в глазах товарищей показалась Катону невыносимой.

— Нет уж! — с жаром воскликнул он. — Лучше я сам обо всем начистоту расскажу, не дожидаясь слухов. Ради доброго имени когорты.

— Клянусь Поллуксом, Катон! — вспылил Макрон. — Ну зачем ты разыгрываешь из себя героя-мученика, во всяком случае пока? Подожди, наберись терпения. Скоро станет ясно, говорил он что-нибудь или нет. Пока же лучше понапрасну этим не терзаться. — Макрон, о чем-то подумав, уставил в Катона палец: — То происшествие как-то связано с этим?

— С чем?

— С тем, что ты вызвался идти с посланием к правителю?

— Нет, никоим образом.

Макрон, недоуменно поморгав, пожал плечами:

— Ну, дело твое. Можешь, кстати, не ходить, а остаться здесь и подставить себя под меч из извращенного представления о воздаянии. Я ж тебя знаю.

— Не волнуйся. Отдавать свою жизнь попусту я не намерен.

— Ну а коли так, — Макрон все еще пребывал в неких сомнениях, — то просто соблюдай осторожность и не лезь почем зря на рожон, понял?

По склону к ним подбирались две фигуры: князь Балт и Карпекс. Оба римлянина встали на ноги и приветственно склонили головы.

— Время, — объявил Балт, обращаясь к Катону. — Ты должен следовать за моим человеком и делать все в точности, как он говорит. Проникнуть в цитадель можно, но ты должен верить ему и повиноваться. Ни с кем не заговаривай, даже на греческом: тебя выдаст акцент. И не забудь про сигнал. В город без него мы вступать не будем.

— Я понял.

— Ну что ж… Говорю это не без труда, но тем не менее: удачи тебе, римлянин.

— Благодарю. — Катон повернулся к Макрону. — Увидимся скоро в цитадели, господин префект?

— А где ж еще, — Макрон добродушно хлопнул друга по плечу. — И как сказал князь, удачи!

— Благодарю, старший префект, — сказал торжественно Катон и вслед за Карпексом стал подниматься по скальному отрогу.

Глава 13

Они перевалили через вершину и спустились с внешней стороны гребня, держась позади каменной шпоры, вытянутой по направлению к Пальмире. Солнце уже село, и в быстро сгущающихся сумерках они молча шли, вглядываясь в затенения. Катон держался за Карпексом, зорко высматривая признаки человеческого жилья и вражеских дозоров. Однако земля по эту сторону города была голой и скудной; лишь редкие обитатели пустыни попадались навстречу. Вот, пронзительно скульнув, шарахнулся в чахлую поросль шакал; лениво чертил в воздухе круги гриф (ничего, потерпите, падальщики; скоро ждет вас обильное пиршество — такое, на котором вам жировать целые дни).

Когда последний проблеск света истаял в небе, они добрались до оконечности шпоры и приостановились, оглядывая помигивающую цепочку светильников на городской стене, а также тускловатое мерцание в окнах и на плоских крышах жилищ в черте города. Неясным созвездием горело у ворот несколько костров — там, где расположились на ночлег странники и купцы, которым нет дела до политических распрей внутри Пальмиры; был бы лишь доход от торговли. Каменная громада цитадели грозно возвышалась над восточной оконечностью города.

— Куда теперь? — тронул своего спутника за плечо Катон.

Карпекс указал на мелкую канавку, змеящуюся через пространство равнины от холмов к городу. Несколько дней в году проливные дожди превращали этот, а также несколько других арыков в бурные ручьи, питающие собой оазис. Сейчас, впрочем, канавка была совершенно суха и удобно скрадывала приближение.

— Держитесь за мной, хозяин. Если на пути кто-нибудь встретится — ни слова, хорошо?

— Знаю. Идем.

Мелко семеня, закраиной узкой канавки они спустились на ее дно, гладкое и сухое, по которому двинулись быстро и почти бесшумно, повторяя его извилистый путь. Один раз Катону показалось, что он слышит голоса; он остановил Карпекса, пока не убедился, что никого там нет, и тогда они снова осторожно продолжили движение. После того как за спиной остались примерно три мили, [16] на протяжении которых арык постепенно сужался, канавка иссякла, и они опять вышли на равнину, теперь не более чем в полумиле от города. Впереди пальмовая роща обозначала место, где приток воды с холмов заканчивается; здесь Карпекс поманил Катона в густую тень высоких тонких стволов, изгибающихся под кронами своих саблевидных листьев. Листья ерошил слабый ветерок, под шорох которого оба лазутчика забрались в рощицу и осторожно пробирались меж шершавых стволов на ту ее сторону.

Внезапно Карпекс присел и жестом велел Катону сделать то же самое. Когда префект попробовал придвинуться сбоку, его спутник, обернувшись, гневно сверкнул в темноте глазами и поднес палец к губам. Не более чем в тридцати шагах, там, где пальмы помельче и пореже, на земле безошибочно угадывались силуэты коленопреклоненных верблюдов. Невдалеке от них темной кучкой сидели люди и при свете звезд приглушенно переговаривались на арамейском.

— Повстанцы? — шепнул Катон.

Карпекс качнул головой:

— Купцы. — С минуту он, накренив голову, прислушивался, затем сообщил: — Сетуют, что восстание затрудняет их торговлю.

— Мне б их заботы, — чуть хмыкнул Катон. — Что сейчас делаем? Надо бы их как-то обогнуть.

— Сейчас. Сюда. — Карпекс низко пригнулся и вприсядку тронулся вдоль кромки деревьев, сноровисто избегая сухих палых листьев. По дороге он обернулся к Катону и прошептал: — Осторожней, римлянин. Здесь могут быть скорпионы и змеи, ночью они выползают на охоту.

— Змеи?

— Да, гадюки. Живей, живей…

Катон полез следом, стараясь не содрогаться от мысли, что на тропе может подкарауливать какая-нибудь гадкая ядовитая тварь. При этом он сторожко поглядывал на верблюдов и их хозяев, что сидели чуть в сторонке. Был момент, когда Катон тревожно замер: один верблюд повернулся к нему и фыркнул, намолачивая челюстями. Впрочем, вскоре животное утратило интерес и отвернулось, мирно нажевывая свою жвачку. Отдалившись от торговцев на безопасное расстояние, они выпрямились и продолжили путь к городу. Слева ветвилась дорога на восток, в сторону Парфии, и Карпекс двинулся к ней.

— Стой, зачем? — Катон ухватил его за руку. — Нас же там увидят.

— Понятно, что увидят. Отсюда в Пальмиру идет кто угодно. А вот если увидят, что мы держим путь от холмов на севере, это может вызвать подозрение. Доверьтесь мне, хозяин.

Катон с глубоким вздохом кивнул:

— А что мне еще остается.

— Вот именно. А теперь прошу: ни слова больше.

Выйдя к дороге, лазутчики повернули по ней в сторону города. Довольно скоро навстречу им попался длинный караван, шествующий под благодатной сенью ночной прохлады, этим неоспоримым преимуществом любого путешествия. Карпекс, не сбавляя шага, радушно обменялся несколькими фразами кое с кем из погонщиков, а когда караван миновал, повернулся к Катону:

— Похоже, купцы вывозят из города все более-менее ценное. Многие из знатнейших семей Пальмиру уже покинули. Всех тревожит слух, что быть большой беде, большой войне. Быть может, хозяин, они уже прослышали, что ваш наместник Лонгин ведет сюда свое войско?