Тайпи. Ому (сборник) - Мелвилл Герман. Страница 17

Приходили лодки или нет, мне так никогда и не удалось узнать. Дикари уверяли, что нет, но я подозреваю, что они просто хотели меня успокоить.

Этот случай показал, что тайпи намерены удерживать меня в плену. А так как обращались со мной по?прежнему заботливо и почтительно, я не знал, что и думать. Если бы я мог обучить их чему-нибудь или быть хоть чем-нибудь им полезным, еще можно было бы предположить какой-то их расчет. Но за все время, что я пробыл на острове, местные жители, наверное, всего раза три обращались ко мне за советом. Поэтому их поведение казалось загадочным.

День проходил за днем, и постепенно я погрузился в апатию. Моя нога стала заживать, опухоль спала, боль уменьшилась, и я надеялся на скорое выздоровление. Островитяне старались развлечь меня. Я гордился тем, что мне удалось оказать им некоторые услуги благодаря вещам, привезенным с корабля, и умению пользоваться иглой и бритвой.

Когда я как-то развернул сверток с вещами, принесенными с судна, туземцы уставились на его содержимое, точно перед ними была шкатулка с драгоценностями. Они настояли на том, чтобы это сокровище было тщательно сохранено. Сверток привязали к веревке, второй конец которой перекинули через балку, и подвесили под самую крышу. При необходимости я мог легко достать свои вещи. В свертке были бритва, запас иголок и ниток, остатки табаку и несколько ярдов ситца.

Вскоре я стал осматривать свой гардероб, состоявший из рубашки и пары штанов. Я сбросил с себя матросский костюм и спрятать его на время, а пока решил следовать обычаям жителей долины Тайпи.

Как-то у меня порвался плащ, и мне захотелось показать островитянам, как легко залатать дыру. Я принялся за починку, и вдруг старик Мархейо хлопнул себя по лбу и, кинувшись в угол, вытащил оттуда грязный и рваный лоскут линялого ситца – вероятно, когда-то он получил его в торговой сделке на берегу – и стал умолять меня показать и тут свое искусство.

Я согласился, хотя еще никогда не имел дела с такими прорехами. Мархейо в благодарность обнял меня и, сняв повязку, обернул ткань вокруг бедер, вставил в уши украшения, схватил копье и выбежал из хижины.

Бритва вызывала особенное восхищение тайпи. Нармони, известный герой, тщательнее всех татуированный, как-то попросил меня провести бритвой по его уже бритой голове.

Дикари обычно бреются с помощью зуба акулы. Немудрено, что Нармони сразу оценил преимущество моей бритвы. Но я дал понять, что не могу исполнить его просьбу, не наточив бритвы. Нармони выбежал из хижины и через минуту притащил каменную глыбу величиной с жернов. Но об этот камень можно было только сломать бритву, и мне волей-неволей пришлось приступить прямо к бритью. Бедный Нармони корчился и извивался, но вытерпел боль. После того как я поработал над его головой тупой бритвой, она выглядела ужасно, но Нармони был доволен, и я не стал его разубеждать.

Глава 17

Дни шли за днями, но туземцы не меняли отношения ко мне. Постепенно я утратил ощущение времени, перестал различать дни недели и погрузился в апатию, которая обычно наступает после бурных взрывов отчаяния.

И вдруг нога моя излечилась – опухоль спала, боль утихла, и я чувствовал, что еще немного – и я совсем излечусь от невыносимого недуга.

Туземцы сопровождали меня гурьбой, куда бы я ни шел, но теперь я был недосягаем для мрачного уныния, еще недавно владевшего мною.

Теперь я ходил повсюду, и меня везде гостеприимно принимали; меня угощали вкуснейшими плодами, мне прислуживали темноглазые девушки, и я постоянно ощущал заботу и внимание Кори-Кори.

Однако мне был запрещен доступ к морю; островитяне сопровождали меня повсюду, и я не могу вспомнить ни минуты, проведенной в одиночестве. Нечего было и думать добраться до моря тайком. Но я редко теперь помышлял о бегстве. Я жил сегодняшним днем и гнал от себя мрачные мысли.

Все в долине Тайпи восхищало меня, и особенно – веселье, царившее здесь. Заботы, печали, обиды и огорчения словно не существовали… Здесь не было ни просрочек по закладным, ни векселей, ни счетов, ни долгов; не было портных и сапожников, заимодавцев и окружных прокуроров, бедных родственников, нищих и долговых тюрем.

Попросту говоря, в Тайпи не было денег – корня всех зол.

Здесь не было злобных старух, жестоких мачех, усохших старых дев, разлученных влюбленных, закоренелых холостяков и равнодушных мужей…

Здесь царила жизнерадостность.

Дети играли все дни напролет, не зная ссор. В нашей стране они уже через час передрались бы.

Молодые женщины не завидовали друг другу, не строили из себя утонченных красавиц и не ходили, затянутые в корсеты, прямые и скованные, как куклы, а были свободны, веселы и грациозны.

Были места в этой долине, где женщины обычно собирались, чтобы украсить себя гирляндами цветов. Лежа в тени роскошных рощ, они плели из только что сорванных цветов и бутонов венки и ожерелья, и казалось, что это свита самой Флоры собралась на празднество…

У юношей всегда были какие-то занятия и развлечения, но ловили ли они рыбу, выдалбливали пироги или натирали до блеска украшения – между ними никогда не возникало споров или соперничества.

Зрелые воины величаво ходили из дома в дом, и повсюду их встречали как самых дорогих гостей. А старики, которых в долине было очень много, редко когда поднимались с циновок – они часами лежали, покуривая трубки, и болтали между собой.

Болезней тайпи не знали. За все время, что прожил у них, я видел только одного больного человека. На их гладкой здоровой коже не бывает пятен и прочих следов перенесенных недугов.

Как-то раз я забрел в священные рощи, расположенные на полпути к морю, и Кори-Кори предложил мне навестить жившего там Мехеви. В полдень я вместе с Мехеви и другими вождями племени прилег отдохнуть и погрузился в дремоту. Вдруг меня разбудили дикие крики, и, поднявшись, я увидел, что туземцы хватают копья и куда-то бегут. Мехеви схватил мушкеты, стоявшие у стены, и тоже исчез в роще. Среди криков я различил слова: «Гаппар! Гаппар!»

Островитяне бежали по направлению к долине Гаппар. До меня донесся резкий звук выстрела из мушкета и шум голосов. Женщины неистово кричали. Раздался еще выстрел, и вой с холмов. Затем наступило спокойствие и продолжалось так долго, что я начал думать, будто туземцы решили отложить на время вражду. Вдруг щелкнул третий выстрел. После этого в течение двух часов не было слышно ничего, кроме отдельных криков.

Все это время рядом со мной были только Кори-Кори и старики туземцы. Кори-Кори считал, что мы находимся в центре великих событий, и пытался заставить меня осознать всю их значимость. Жестами он показывал, как тайпи карают врагов, и каждые пять минут выкрикивал имя Мехеви, давая мне понять, что под его предводительством воины проявляют чудеса храбрости.

Через некоторое время к нам явился запыхавшийся гонец и сообщил о великой победе, одержанной тайпи:

– Трусы убежали! Трусы убежали!

Кори-Кори пришел в экстаз и произнес красноречивое приветствие, из которого я понял, что таковы и были его ожидания и что совершенно бесполезно кому бы то ни было, даже войску пожирателей огня, предпринимать поход против непобедимых героев долины. Я с большим интересом ждал возвращения победителей, опасаясь, что не обошлось без потерь.

Но я ошибся. Мехеви не подвергал воинов бесполезному риску. Все потери победителей сводилась к одному указательному пальцу и ногтю большого, ушибленной руке и кровотечению из бедра у одного из вождей. Я заключил, что войны островитян не слишком кровопролитны. Впоследствии я узнал, как началась стычка. Было замечено, что несколько гаппаров бродят, очевидно с недобрыми намерениями, на склоне горы, принадлежавшем тайпи. Обитатели долины подняли тревогу, и враг был отогнан к границе. Два или три дня стычку обсуждали, но затем возбуждение спало, и долина погрузилась в обычное спокойствие.

Глава 18

Здоровье и хорошее расположение духа вернулись ко мне и заставили вновь заинтересоваться окружающим. Мне хотелось получать все возможные удовольствия.