На краю бездны (СИ) - Бичем Джулс. Страница 41
– Господин Стоун не подозревал о маленькой замене, так что всё прошло отлично. С тебя должок, – что-то скрипнуло, словно Аноэль качался в кресле.
Гай снял испорченную рубашку и потянулся за другой. В зеркальной стене шкафа он внезапно заметил отражение двух аккуратных шрамов, которые ещё не исчезли до конца и напоминали о себе. Ему крупно повезло, что его спасли тогда – стать игрушкой для Фомор, жаждавшей крови и секса, было бы весьма прискорбно. Гай знал, что переоценил себя в тот раз, а сейчас позволил себе поддаться мести. Кажется, с этим необходимо разобраться как можно скорей, чтобы больше не возвращаться к нему.
– Государственный обвинитель должен сказать спасибо, что его приняли, – наконец рассеяно ответил Гай, снова возвращаясь мыслями к тому вечеру и обдумывая – кому же он обязан своим спасением. Затем медленно опустил руку, протянутую к вешалкам с одеждой. – Ты сказал – Стоун?
– Именно так я и сказал. Не знаю, чем ты там занят, но тебе надо поработать с твоей памятью. Ты сам назначил ему встречу, и он со своей помощницей сидел тут, весьма уверенно в себе и солидно.
Гай почувствовал, как кровь замедляет свой бег и все сильней грохочет в голове, словно гигантский метроном.
– Кстати, я всегда считал, что женщины-юристы выглядят невзрачно и скучно. Но меня приятно разочаровали в моем заблуждении, – проклятый Аноэль словно специально подливал масла в и без того разгорающееся пламя.
Гай медленно нажал на кнопку, заканчивая разговор. Медленно вдохнул, и ещё медленней выдохнул. Нет. По-видимому, кто-то один – либо он, либо Кэйлаш должны покинуть игру. Третьего не дано.
Шолто стоял у стеклянной пластины окна пентхауса и смотрел на вечерний город, раскинувшийся перед ним. Было нечто парадоксальное в том, что именно в этом городе он наконец решил остановиться и ощутил себя в относительном спокойствии. Здесь он был никому не известен, и им никто не интересовался.
Ему не приходилось ощущать себя одним из незаконнорожденных, к тому же – таким, какого следовало убить ещё при рождении, но по досадному стечению обстоятельств оставленному жить. Дома не терпели тех, кто как-то нарушал привычные условности и законы не только делом, но и своим существованием. Поскольку он умел оставаться незаметным, когда нужно, и красноречивым – когда того требовала ситуация, его даже считали одним из подающих надежды, но никогда не упускали случая напомнить ему о том, что он, по сути – ничто. И он решил жить вдали от дома, чтобы оставаться самим собой, не ожидая постоянно презрения и порицания. Не бывает слегка подпорченного совершенства – говорил его дядя.
Первое время Шолто ощущал неприятный холодок, ожидая, что его начнут расспрашивать о том, откуда он прибыл, и кто его семья. Но на новом месте никто не стремился проникнуть в его секреты, и Шолто привык к этому. Прошло много десятилетий, когда он наконец свыкся с окружающим его странным, суетливым миром, в котором никому ни до кого не было дела. Затем он решил найти применение своему умению говорить и убеждать, и начал посещать курс юриспруденции в одном из старых университетов человеческого мира, который явно был моложе Шолто. Чем дальше он продвигался в обучении, тем больше понимал, что нашёл то, чем ему нравится заниматься, пускай это и вызвало бы очередной шквал презрения к нему там, откуда он сбежал.
Эльф слегка поморщился, дотрагиваясь до груди. Ничто не делается просто так, всё требует взамен сохранения равновесия. Это означало, что излечив Гая, лежащего бездыханным на постели, такой же белой и холодной, как он сам, когда жизнь полностью вытекла из него, эльф должен был заплатить определенную цену. Шолто предпочел заплатить её своей плоть и кровью. Он не мог стоять и наблюдать, как тот, кто еще недавно стоял и источал леденящий холод, сейчас лежит мертвым. Это было неправильно. И потому, Шолто не мог не сделать то, что внушало ему ненависть к самому себе, лишний раз напоминая о том, почему он навсегда останется презираемым изгоем, но могло сохранить Гаю жизнь.
Шолто не был солдатом, но и не был слабаком. Он мог сражаться, но предпочитал использовать другие методы, отнюдь не потому, что не любил насилие. Напротив, он знал, что оно тянет его, как магнит – железо, и старался никогда не откликаться на этот зов. На это было слишком много причин.
Негромко зазвонил телефон. Шолто, увидев незнакомый номер и помедлив, ответил.
– Сколько ещё ты намерен скрываться? – голос дяди звучал слишком знакомо, словно Шолто только что стоял перед ним, выслушивая очередное распоряжение. Эльф не позволил лицу дрогнуть, оставаясь невозмутимым, словно и сейчас говорящий стоял перед ним. Очевидно, дядя прибыл в мир людей и решил напомнить ему о том, что тот должен вернуться обратно.
Шолто перевел взгляд на теплые разводы заходящего солнца, которое пряталось в тучи, похожие на длинные перья, медленно затягивающие горизонт.
– Ты не можешь нарушать традиции. Как никто другой, ты должен об этом знать лучше всех. Твое место здесь, а не там, где ты находишься.
Эльф выключил телефон, осторожно положил его на край стола. Аккуратно вынул из декоративного шкафа для вин бутылку и налил полный стакан. Его жесты были настолько осторожными, словно он боялся уронить или разбить что-нибудь. На самом деле причина заключалась в другом. Он поднял стакан к губам, и в свете солнца было видно, как тот дрожит в его руках. Нет времени размышлять и углубляться в прошлое – Шолто должен был возвращаться в особняк, поскольку ещё днём Гай позвонил и сказал, что ему нужна помощь.
Уже вечерело, когда он поднялся по небольшой лестнице к дверям особняка. Они отворились сами, словно подчиняясь системе тепловых датчиков. Но Шолто знал, что никаких систем здесь нет, кроме камер видеонаблюдения. Здесь работали другие законы.
Он миновал небольшой зал перед входом, который разделялся на пару коридоров и лестницу, уводившую наверх, на второй этаж. Гай работал вечерами в старой библиотеке, куда мало кто заходил, стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза. Шолто толкнул дверь и шагнул в просторную комнату. Как и всегда, его встретил полумрак, который не могла разогнать даже небольшая лампа, сделанная в виде античного светильника. Шолто остановился, привлеченный странным звуком, раздавшимся откуда-то сбоку. Он приближался, и Шолто не мог понять – кто или что издавало его.
Мужчина в изодранной одежде вышел из дальнего темного угла. Он еле переставлял ноги, при каждом шаге звеня цепями, волочащимися за ними. Спутанные волосы висели как клочья дикого мха, спадая на лицо. Мужчина остановился, цепи со скрежетом замерли на полу. Он поднял голову, глядя на Шолто, и эльф понял, что не может различить его внешности, казавшейся смутно знакомой. Запоздало эльф подумал о том, что может делать в библиотеке особняка узник в кандалах?
Тот поднял руку, протягивая её к Шолто, и цепи снова загремели. Адвокат шагнул вперед, пытаясь разглядеть его лицо, прячущееся в тени. Внезапно тот упал на колени, словно подкошенный. Шолто, испытывая смятение, наклонился над ним. Он понимал, что это не его дело, у особняка были свои хозяева и свои тайны.
– Кто Вы? – Шолто знал, что не каждое существо безопасно, и не касался лежащего. В ответ ему была лишь тишина. Возможно, у Гая или его соседа, непредсказуемого авантюриста, был должник, который смог сбежать через какой-то потайной ход из какой-то камеры в подвале. Шолто мало представлял себе жизнь хозяев особняка, но такое было вполне обычной вещью у него дома.
Лежащий начал шевелиться, и эльф настороженно отодвинулся в сторону. Несмотря на странное желание увидеть его лицо, не отпускавшее ни на секунду, Шолто не хотел рисковать.
– Помоги мне, – внезапно произнёс знакомый эльфу голос, – прошу, помоги мне.
Шолто затаил дыхание, не в силах шевельнуться. Лежащий с трудом поднял голову, волосы свалились назад, открывая его лицо и позволяя на секунду различить черты. Шолто дернулся вперед. В голове внезапно исчезли все мысли, кроме стремления помочь. Но, едва он дотянулся до изодранных лохмотьев, как лежащий перед ним человек исчез.