Командировка в Амазонию (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка". Страница 35
Вот только от моего поцелуя спящая красавица, то есть спящий красавец проснулся.
- Прости, не хотела будить, - испуганно прошептала я.
- Это приятное пробуждение, я буду не прочь еще раз так проснуться, - отозвался Тарас и, прижав к себе, вернул поцелуй.
И я позволила ему увлечь меня в этот пламенный танец страсти. Разрешила себе забыться в его жарких объятиях. Тарас был нежен и настойчив одновременно. Он не дал шанса передумать, будя во мне желание. От смелых ласк я выгибалась, сдаваясь его власти. Он словно предугадывал мои желания, знал моё тело лучше меня самой. Стирал воспоминания о других прикосновениях, заставляя стонать, моля о большем.
- Я люблю тебя, - чуть слышный шепот наполнял меня светом, который дарил мне Тарас.
В ответ я лишь сильнее прижалась к нему, сливаясь в едином порыве. Я хотела только одного: забыться в диком танце сплетенных тел, в тихих стонах страсти, в жадных поцелуях, в откровенных фантазиях и позах. Утомленно лежать на разгоряченном теле, чтобы легкими поцелуями начать всё сначала.
- Аглаида, ты такая ненасытная, - прошептал Тарас, засыпающей мне.
Он прижимал меня к себе, словно боялся, что я сбегу от него. А я даже если бы хотела, не смогла бы это сделать. Сладкая истома наполнила тело, и шевелиться не хотелось совсем.
- Моя любимая… Желанная моя… Единственная…
Нежные слова Тараса заставляли стыдиться себя самой. Слезы скатывались крупными горошинами на грудь мужчины. Он замолчал, прислушиваясь ко мне, а я, сдерживая рыдания, заставила себя взять в руки и успокоиться. Закрыла глаза, погрузилась в царство сна, чтобы проспать до самого ужина.
***
Гул нарастал, противно давя на сознание. Перевернулась на другой бок и откинула жаркое одеяло. Но оно, противное, вернулось на свое место, от чего стало невыносимо душно. Голова просто раскалывалась. Это надо было так пить. О, хорошая мысль - надо попить. С трудом открыв глаза, смогла рассмотреть, что в спальне все еще полумрак. Тарас меня крепко прижимал к себе спиной, а рядом с нами возлежал Митя, улыбаясь во все тридцать два зуба.
- Проснулась, Аглаида Федоровна? - и столько ехидства было в его голосе, что я нервно дернувшись, отползла под защиту Тараса.
Что-то пугающее было в нём, я даже представить не могла оболтуса таким ожесточенным.
- Мить, перестань, - отдернул его брат.
Но это только еще больше разозлило рыжика.
- А я ещё и не начинал. Почему тебе можно, а мне нельзя? – обвинил он Тараса.
Я испуганно жалась всё теснее к спокойному и такому надежному брату.
- Митя, остынь. Хуже сделаешь…
- Хуже? Чем хуже? Я спрашиваю, чем я хуже тебя? – взвился рыжик. – Мы близнецы. У нас всё с тобой одинаковое. Так почему ты постоянно лучше меня?
- Мить, - позвала я, пытаясь успокоить разбушевавшегося рыжика.
- Аглаида, я бы попросил тебя сейчас помолчать. Я очень устал ругаться с твоей взбалмошной сестрой, усмирять её бешеный нрав. И пока я там с ней нянчился, вы тут без меня развлекались. За что, Аглаида? За что?
Смотреть, как мучается Митя, было выше моих сил. Закрыла руками рот, чтобы заглушить сдавленные всхлипы. Что же я наделала! Я всё только испортила! Ведь ни Тарас, ни Митя не виноваты в том, что меня бросил любимый. А я, как последняя дрянь, решила использовать того, кто меня любит, чтобы заглушить свою боль. Но совершенно не подумала, каково будет второму рыжику.
- Митя, перестань. Ей тоже плохо, - попытался вразумить Тарас брата.
Тот цепко взглянул на меня, его глаза лихорадочно блестели, выдавая всю бурю чувств, которую он сдерживал внутри. От стыда мне хотелось сгореть на месте.
- Прости, - тихо пискнула, и отвернулась, уткнувшись в грудь Тараса, боясь еще хоть раз встретиться с этим полным боли и разочарования взглядом.
Зажмурилась, пыталась притвориться невидимой. Правда, чутко прислушивалась ко всему, что происходило в комнате.
А события развивались быстро. Тарас ощутимо пошевелился, и я услышала глухой стук, сразу после которого охнул Митя. Неожиданно он ко мне прижался, зарываясь носом в мои волосы и щекоча своим дыханием макушку. Я замерла, боясь пошевелиться, и даже пыталась дышать через раз.
Проворная Митькина рука нагло залезла под одеяло и обхватила мою беззащитную грудь. В панике попыталась скинуть её, так как реакция моего тела не заставила себя долго ждать. Соски напряглись, превращаясь в упругие горошины. Задержав дыхание, возмущенно ахнула, когда мужские пальцы слегка сжали одну из них.
- Митя, перестань, - взмолилась я, не оставляя попытки отлепить от себя руку нахала.
- Вот ещё, - чуть приглушенно отозвался рыжик. – Тут так приятно, тепло, мягко. Я просто с ума схожу, когда вот так вот держу тебя в своих объятиях. Ты просто не представляешь, какая ты …
- Митя, - застонала, понимая, что если он продолжит, то я точно его чем-нибудь стукну.
- Да, Аглаида Федоровна? – в ответ прозвучал томный шепот.
Вот значит как, к кому-то вернулось веселое расположение духа. Как же ему для счастья мало надо – потискать женскую грудь. Кобелина!
Взбрыкнувшись, скинула с себя руки и того и другого близнеца, резко садясь на кровати.
- Вот что меня в тебе бесит, так эта твоя неразборчивость, - обратилась я к Мите. - Почему тебе любая подходит. Почему ты не имеешь принципов, типа: хочу блондинку с четвертым размером. Нет, ты за любой волочишься. За лю – бой! – я даже по буквам произнесла, пытаясь донести до рыжика суть моих претензий.
Тарас лежал на правом боку, подперев голову рукой, и радостно улыбался. Проследив за его счастливым взглядом, сообразила, что совершенно забыла, что на мне ничего нет. И парни наслаждаются видом чуть покачивающихся небольших холмиков, которые я неосмотрительно обнажила.
- Ой, - вырвалось у меня и, резко дернув одеяло на себя, прикрыла свою грудь.
Мои действия вызвались чуть слышные смешки у оболтусов, а у меня зубной скрежет от досады. Но дальше - больше. Митя навалился на мои ноги, для удобства уперся подбородком на сложенные руки. Глаза его опять искрились весельем, в них не осталось и следа от переживаний, которые снедали оболтуса всего минуту назад.
- Да почему за любой-то? Я только вас люблю, Аглаида Федоровна! Мне вообще никто не подходит, только вы! – бодро заверил меня он.
Пошевелила ногами, пытаясь скинуть рыжика с себя, но он надавил на мои колени, не позволяя им согнуться.
- Аглаида Федоровна, выходите за меня замуж, я лучше Тараса, клянусь, - продолжал паясничать Митя.
Натянутая улыбка застыла на моем лице, так как я вспомнила, что могла бы уже быть его женой. Если бы не артачилась в выборе платья. Он же был готов в тот же день меня тащить в церковь.
– Аглаида, прости. Я не хотел тебя обидеть. Я понимаю, что ты никогда не согласишься, - Митя что-то еще говорил, а я, не слушая его, вспоминала себя в том изумительном голубом подвенечном платье. Я так мечтала идти в нем к алтарю. И только присутствие Наташки было для меня главнее в тот момент, чем Самуил.
«Хорошо это или плохо, что свадьба сорвалась?» - призадумалась я, с горечью осознавая, что так никогда и не узнаю, каково это - быть женой Самуила. А подруга, которую я с таким нетерпением ждала, даже не собиралась прилетать. Вот оно, еще одно предательство упало в копилку моей жизни.
- Аглаида, - встревоженно кто-то звал меня.
Скинув с себя тяжелые думы, я вдруг очень чётко поняла, что хочу быть счастливой назло всем. Доказать и Наташке и Самуилу, что я и без них проживу. И всё у меня будет лучше всех.
- Аглаида, - Тарас повернул меня к себе лицом, обеспокоенно всматриваясь в глаза.
Усмехнувшись, я вздохнула, решаясь на самый глупый и безрассудный поступок в моей жизни. Но он мне был нужен, как рыжики мои мне были нужны.
- Согласна, - выдохнула я и глупо улыбнулась.
В душе прочно угнездилось чувство легкой бесшабашности, рождая желание весело смеяться и дарить свою радость окружающим.