Сборник фантастики. Золотой фонд - Бирс Амброз. Страница 95
Выскочив на горную дорогу, Кемп, естественно, побежал по ней вниз, и, таким образом, ему пришлось собственной персоной проделать то самое упражнение, за которым он следил столь критическим взором из окна бельведера четыре дня назад. Для человека, не получившего никакой спортивной подготовки, он бежал хорошо и, хотя лицо его было бледно и мокро, до последней минуты сохранял полное хладнокровие. На бегу он широко расставлял ноги и, когда попадались неудобные места – кучи острых камней или ярко блестевшего на солнце битого стекла, – ступал прямо по ним, предоставляя невидимым босым ногам выбирать путь по своему усмотрению. В первый раз в жизни Кемп открыл, что дорога по холму удивительно длинна и утомительна, что предместья города там, внизу, у подножия холма начинаются необыкновенно далеко, и что бег – самый тяжелый и медлительный способ передвижения. Все эти мрачные виллы, спавшие под полуденным солнцем, казались наглухо запертыми и заколоченными. Конечно, они были заперты и заколочены по его собственному совету, но все же хозяева их могли бы предвидеть возможность какого-нибудь подобного случая.
Но вот на горизонте начал подниматься город, море исчезло за ним, и народ внизу зашевелился. К подножию холма подъезжала конка. Далее был полицейский участок. Но что ж это сзади? Неужели шаги? У-ух!
Снизу на него глазел народ, двое или трое людей куда-то побежали. Дыхание разрывало ему грудь. Теперь конка была совсем близко, и «Веселые крикетисты» шумно запирали свои двери. За станцией конки были навалены столбы и высились кучи песка – там шли канализационные работы.
Сначала у Кемпа мелькнула мысль прыгнуть в конку и запереть двери, но потом он решил лучше добраться до полиции. Еще минута – и он миновал «Веселых крикетистов» и очутился уже на улице среди людей.
Кучер конки и его помощник, изумленные такой поспешностью, смотрели на него во все глаза, стоя рядом с распряженными лошадьми. Чуть дальше, над кучами песка торчали удивленные физиономии матросов.
Кемп несколько замедлил было шаг, но едва услышал позади быстрое шлепанье ног преследователя, припустил опять.
– Невидимка! – крикнул он матросам, неопределенным жестом показывая назад и по счастливому вдохновению перескакивая канаву, так что между ним и неприятелем очутилась целая группа рабочих. Тогда, бросив мысль о полиции, он повернул в переулок, стремглав пролетел мимо телеги зеленщика, приостановился на десятую долю секунды у дверей колониальной лавочки и помчался по бульвару, опять-таки выходящему на Хилл-стрит. Двое или трое игравших там детей с криком разбежались при его появлении, стали растворяться двери и окна, и испуганные матери начали изливать свои чувства. Он снова выскочил на Хай-стрит, ярдов за триста от станции конно-железной дороги, и тотчас заметил там какую-то суматоху и гвалт.
Он взглянул вверх по улице к холму. В каких-нибудь двенадцати ярдах бежал огромный матрос, громко и отрывочно ругался и отчаянно махал заступом: по пятам несся, сжав кулаки, кондуктор конки. Подальше за ними следовало еще несколько громко кричавших и что-то бивших на бегу людей. По дороге с холма к городу сбегался народ, и Кемп заметил человека, вышедшего из лавки с палкой в руке.
– Держи, держи его! – крикнул кто-то.
Кемп понял изменившиеся условия травли, остановился и посмотрел кругом, едва переводя дух.
– Он здесь, где-то совсем близко! – крикнул он. – Станьте в ряд поперек…
От мощного удара в ухо он зашатался, стараясь обернуться к Невидимке и с трудом устояв на ногах, ударил по пустому пространству и полетел на землю, сшибленный с ног оглушительной пощечиной. Еще минута, и в грудь ему уперлось колено, а в горло влепились две разъяренных руки, но одна из них была слабее другой. Кемп схватил их за кисти, раздался громкий крик боли, и над головой у Кемпа свистнул заступ матроса, ударивший во что-то мягкое. На лицо Кемпа упали капли. Руки, державшие его за горло, вдруг ослабели, он высвободился судорожным усилием, вцепился в бессильное плечо и навалился на невидимое, у самой земли придерживая невидимые локти.
– Поймал, – взвизгнул Кемп. – Помогите, помогите, держите!.. Свалил!.. Держите ноги!..
Еще секунда – и на место драки ринулась толпа, и если бы на дороге случился посторонний зритель, он мог бы подумать, что тут происходила какая-нибудь дикая игра. После крика Кемпа никто уже более не кричал, слышалась только удары, топот и пыхтение.
Страшным усилием Невидимка поднялся на ноги. Кемп висел у него на груди, как собака на олене, и дюжина рук цеплялись и рвали пустоту. Кондуктор конки поймал шею и свалил его опять, и опять вся куча дерущихся людей закопошилась на земле. Боюсь, что побои были жестокие. Потом вдруг раздался дикий вопль: «Пощадите! Пощадите!» и быстро замер в каком-то задавленном звуке.
– Оставьте, болваны! – глухо крикнул Кемп, и вся дюжая толпа подалась и заколыхалась. – Он ранен, говорю ж я вам! Прочь!
После краткой борьбы удалось кое-как очистить свободное место, и посреди круга сплотившихся, напряженных лиц показался доктор, стоявший на коленях как будто в воздухе и придерживавший на земле невидимые руки. За ним полицейский держал невидимые ноги.
– Не выпущай! – крикнул огромный матрос, махая окровавленным доступом. – Прикидывается!
– Не прикидывается, – сказал доктор, осторожно поднимая колено. – Я подержу его.
Лицо у доктора было разбито и уже начинало краснеть, говорил он с трудом, потому что из губы текла кровь, он высвободил одну руку и ощупывал невидимое лицо.
– Рот весь мокрый, – сказал он. – Боже праведный!
Доктор вдруг поднялся и встал на колени рядом с незримою вещью. Вокруг началась давка и толкотня, слышался топот вновь прибывавших и присоединявшихся к тесной толпе людей. Из домов выходили. Двери «Веселых крикетистов» вдруг отворились настежь. Говорили очень мало. Кемп водил рукою по воздуху, как бы отыскивая что-то.
– Не дышит, – сказал он. – Не слышу сердца. Бок… О, Господи!
Старуха, выглядывавшая из-под локтя огромного матроса, вдруг громко вскрикнула.
– Глядите! – сказала она и протянула вперед морщинистый палец.
И, взглянув по тому направлению, куда она показывала, все увидели тонкую и прозрачную, будто сделанную из стекла, – так что можно было рассмотреть все жилы и кости, – неподвижную, бессильно повисшую руку. Она туманилась и мутнела на их глазах.
– Ого! – крикнул полицейский. – Вот и ноги стали появляться!
И так, начиная с рук и ног и медленно расползаясь по членам до жизненных центров тела, продолжался этот странный переход к видимой телесности. Это было похоже на медленное распространение яда. Прежде всего появлялись тонкие белые жилки, дававшие как бы слабый очерк органа, затем стекловидные кости и сложные артерии, затем мясо и кожа, сначала в виде легкого тумана, но быстро тускневшие и плотневшие. Вскоре стало видно раздавленную грудь и плечи, и тонкий очерк осунувшегося, разбитого лица.
Когда, наконец, толпа дала Кемпу встать на ноги, на свободном пространстве посредине обнаружилось распростертое на земле голое и жалкое тело молодого человека, лет тридцати, избитое и искалеченное. Брови и волосы у него были белые, не седые, как у стариков, а белые как у альбиноса, глаза – красные как гранаты. Руки были судорожно стиснуты, глаза раскрыты, на лице застыло выражение гнева и ужаса.
– Закройте ему лицо! – крикнул кто-то. – Ради Бога, закройте ему лицо!
Его покрыли простыней, которую кто-то принес из «Веселых крикетистов», и внесли в дом.
Вот так, на грязной постели, в убогой, полутемной конуре, среди невежественной, возбужденной толпы окончил в невыразимом бедствии свою странную и ужасную карьеру Гриффин, первый из людей ставший невидимым, Гриффин, самый даровитый физик, какого когда-либо видел свет.
Так заканчивается история странной и злой судьбы Невидимки. Если вы хотите узнать о нем еще что-нибудь, ступайте в маленькую гостиницу близ Порт-Стоу и поговорите с хозяином. Вывеска этой гостиницы – пустая доска, где изображена к одном углу шляпа, в другом сапоги, а название ее стоит в заголовке этой книги. Хозяин – низенький и толстенький человечек с цилиндрическим носом, щетинистыми волосами и спорадическим румянцем лица. Пейте не скупясь, и он, не скупясь, расскажет вам все, что случилось с ним после описанных выше событий, расскажет и о том, как суд старался «облапошить» его, отобрав найденные у него деньги.