Львиная стража - Вайн Барбара. Страница 31

Джессика ждала его ответа и сейчас, когда двухчасовая тишина была соблюдена, ждала не молча. Она дважды повторила свой вопрос и в конечном итоге раздраженно воскликнула:

– Папа!

Он сказал:

– Да, давай. – И подумал: «Слыхали ль вы, как госпожа моя в саду поет? Смолкают птицы, нежный звон над садом тем плывет [47]».

В тот момент она прошла через арку. Это было настолько необычно, что Гарнет решил, будто у него галлюцинации, что его сильное желание увидеть ее вызвало видения. Чепуха, полнейшая чепуха. Она, естественно, ходила смотреть на зимний сад – работы закончились час назад. Разве не он сам разговаривал с рабочими, отправил прораба, или начальника, или кто он там еще, в дом поговорить с ней, под присмотром Марии?

Двустворчатая дверь, которая находилась на дальнем конце стеклянной постройки, выходила на гравиевую дорожку и смотрела на парк, наверняка была заперта, так что миссис Апсоланд могла зайти в зимний сад только с этой стороны, через маленькую дверцу. Она открыла ее и вошла внутрь. Зимний сад построили в виде Хрустального дворца в викторианском стиле с готической ковкой. Некоторые стекла в витражах были желтыми, красными и бледно-голубыми. Лучи солнца, проникая сквозь них, отбрасывали на ее руки розоватые и янтарные блики.

Нина увидела его и улыбнулась. Расстояние было немалое, тридцать или сорок ярдов, но она все равно заметила его и улыбнулась. Этого хватило. Пол взял Джессику за руку, и они поспешили из дома. Нина вышла из зимнего сада, в руках она держала каменный горшок с кактусом.

– Строители такие странные, вам не кажется? Мы забыли о нем, когда освобождали место. Логично было бы предположить, что они отодвинут его в сторону, правда? Но нет, они с религиозным благоговением каждый день прикрывали его чехлом. И он, кажется, зацвел.

– Я сохранила молчание, – сказала Джессика.

Нина выразила несоразмерный восторг. Пол отметил, ощутив при этом легкий укол совести, что в ее поздравлениях больше энтузиазма, чем в его.

– Ты просто молодчина. Это такое же достижение, как для меня в твоем возрасте было переплыть Канал!

– А сейчас можете?

– Что, переплыть Канал? Вряд ли.

– А молчать?

– О, – сказала Нина, – наверное, смогла бы. Сейчас мне практически не о чем говорить. – Интересно, спросил себя Гарнет, что она имеет в виду. Ему почему-то стало обидно за нее. – Я должна тебе деньги, – сказала Нина. Она разговаривала с Джессикой как со взрослой. – Ты не против, если я выпишу чек?

– Я не против, папа?

Он поймал себя на том, что принялся извиняться за столь огромную сумму. Пока Пол произносил слова, сбивчиво объясняя, что ставка была грабительской и что расплачиваться надобности нет, нет никакой необходимости платить деньги, он с глубоко засевшей яростью думал, какими же дураками делает нас любовь, противными, отталкивающими глупцами!

– Пойдемте в дом, – сказала миссис Апсоланд.

Она села за свой маленький столик в малой гостиной и выписала чек. Джессика оглядывала красиво обставленную комнату. «Интересно, а откуда спускается стальная дверь?» – думал Пол. Очень осторожно, кончиком пальца, девочка притронулась к круглому кактусу, покрытому белесоватым пушком.

– Нравится? – сказала Нина. – Давай, забирай.

– Можно, папа? – Она вдруг начала спрашивать у него разрешение на все. Это был очередной этап, а вот что положило ему начало – бог его знает.

– Конечно, – сказал он. – Скажи спасибо.

Дочь неожиданно возмутилась:

– Не надо меня учить! Я и так знаю, я не маленькая. – Она не без усилий подняла горшочек – он был тяжел для нее. – Большое вам спасибо, миссис Апсоланд. И спасибо за чек. – Ее чувство собственного достоинства повергало в трепет.

Пол сказал:

– Пойдем. Пора пить чай.

Какая прихоть заставила его надеяться, что Нина скажет: «Оставайтесь на чай, составьте мне компанию»? Она, наверное, не пьет чай, эта традиция сохранилась только у тех, у кого есть дети. Он бездумно сказал:

– Вы желаете утром ехать куда-нибудь? Мне вас отвезти?

– Завтра же суббота, – сказала Нина. – Забыли?

Потом, когда они уходили, Гарнет кое на что обратил внимание. Она ожидала, что он выйдет через заднюю дверь. Входили же они через парадную, их впустила Мария; Нина никогда не пользовалась задней дверью, а вот от него и Джессики ожидали, что они выйдут из дома именно этим путем. На кухне был Коломбо, он чистил серебро. Он не поднял головы, когда они прошли мимо.

После того как Пол поставил чайник, налил Джессике молока и положил на тарелку ее бисквиты, он велел ей отнести кактус в ее спальню. Он опасался, что, если бы растение осталось внизу, он бы превратил его в фетиш. «Помню, как я ласкал и нежил гороховый стручок вместо нее, потом вынул из него две горошинки и, обливаясь слезами, отдал их ей и сказал: «Носи их на память обо мне. Мы, истинно влюбленные, способны на всевозможные чудачества» [48]. Гарнет отнес кактус наверх сам – он был слишком тяжелым для Джессики и весил, наверное, фунтов пять [49].

Глава 12

Я проснулся ночью с мыслями о семье итальянцев. Вероятно, деньги достались им, все восемьсот миллионов лир, потому что они выполнили большую часть работы. Или, может, Сандор остался с ними после того, как они отпустили Принцессу к мужу, и они потратили деньги на то, чтобы начать совместный бизнес. Какой-нибудь бизнес, связанный с туризмом, может, туристическое агентство, но оно лопнуло, и они потеряли все деньги. После этого Сандор вернулся в Англию. Мне нравилась эта мысль, она выглядела вполне правдоподобно.

Была масса вопросов, на которые я все еще хотел получить ответы. Что случилось с долей Сандора, естественно, но не только. Например, почему от его матери не было никаких вестей в связи с карточкой «Американ экспресс»? Уже май, а она должна была покрыть траты Сандора к пятому или шестому числу. Мне не хотелось представлять, в какую сумму это вылилось. Каждый раз, когда начинал подсчитывать, я останавливался где-то в районе тысячи.

Утром мы собирались ехать в Норидж, хотя предполагали, что матери дома не будет. Сандор хотел забрать свою кожаную куртку, которую он там оставил, и серебряную зажигалку, которую она в порыве приступа щедрости подарила ему. Мать уезжала в отпуск куда-то в Грецию и должна была выехать на рассвете в Хитроу. Я сожалел, что не увижу ее. Когда любишь кого-то, хочется хоть одним глазком взглянуть на всех, кто связан с предметом твоей любви, правда? Хочется познакомиться с семьей и друзьями, потому что так можно побольше узнать о любимом. Интересно, спрашивал я себя, что бы я почувствовал к женщине, которая так сурова и беспощадна к Сандору.

Машину вел он. Если бы его мать была дома, Сандор, я думаю, надел бы костюм, но так как ее дома не было, а погода стояла холодная, он надел джинсы и джинсовую куртку, подбитую овчиной, – ту самую куртку, которая была на нем, когда мы встретились. Когда мы уже проехали немного на север, я спросил, какой выкуп мы собирались назначить за Принцессу на этот раз.

– Миллион, два миллиона, – сказал он. – Какая разница?

– Фунтов? – сказал я, и мой голос даже для меня прозвучал глухо.

– Естественно, фунтов. Стерлингов. А ты бы в чем хотел? В йенах?

– Два миллиона фунтов? – сказал я. Если честно, я впервые подумал о деньгах. Часть этих денег стала бы моей точно так же, как часть выкупа перешла к Адельмо и Чезаре. Я больше ничего не сказал, а Сандора тема не заинтересовала, но я все думал о таких огромных деньгах, и они казались мне нереальными.

Дом на окраине Нориджа был большим и стоял особняком. Он был построен из красного кирпича, кое-где оштукатурен и отделан деревом, но не выглядел старым, как дома там, где жили мы. Дом стоял на вершине пологого холма, который террасами спускался вниз, и к нему вела дорожка, которая чередовалась со ступеньками. У Сандора был ключ, и мы начали подъем по этой дорожке-лестнице.