Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина. Страница 20

– Уволила много народу, причем ни за что, – говорил Никита, – а тех, кого, по словам некоторых сотрудников и в самом деле стоило бы уволить, наоборот, держала мертвой хваткой, и ни жалобы пациентов, ни звонки от вышестоящего начальства не могли заставить Богатикову изменить решение.

– Видимо, с ней придется повозиться, – недовольно пробормотал Карпухин. – А откуда вообще столь исчерпывающие сведения, Никита?

– Я познакомился с одной молоденькой ординаторшей…

– А-а, – прервал майор со смехом, – понятно!

– Так вот, похоже, Богатикова прикрывала врачей, приближенных, так сказать, к «высочайшей персоне». Например, держала в больнице некоего Вадима Адамова, которого даже коллеги за глаза называют не иначе как «мясником»!

– Ох, не хотел бы я попасть в руки такого врача-умельца! – передернув плечами, проговорил Карпухин.

– Мы тебя сами лечить будем в случае чего, – успокоил майора Лицкявичус.

– Этот Адамов… он кого-то угробил? – спросила Вика, по обыкновению так широко раскрыв свои большие круглые глаза, что они полезли из орбит.

– Не то чтобы… Но искалечил многих – после него врачи за пациентов даже браться боятся – принцип Гиппократа «не навреди» к нему явно не относится!

– И почему же Богатикова так за него держалась? – спросила я.

– Говорят, Адамов у нее в любовниках ходил.

– Тогда все ясно, – пробормотал майор.

– Но у нее и у самой рыло в пуху было. Конечно, как главврачу ей было гораздо легче «замазывать» свои огрехи. Помимо того, что занимала высокую должность, Богатикова по совместительству являлась акушером-гинекологом…

– Еще одна! – не выдержав, воскликнула Вика.

– Ей, между прочим, грозило обвинение в халатности. Богатикова провела в своем отделении хирургическую операцию, в ходе которой оказался поврежден левый мочеточник пациентки. Несмотря на ее жалобы и рекомендации лечащего врача о необходимости консультации уролога, Богатикова нарушила должностную инструкцию и необоснованно выписала пациентку из больницы.

– Конечно, она же главная! – злобно прошипел Кадреску.

Я давно пришла к выводу о том, что в одном, по крайней мере, мы с патологоанатомом сходимся – оба являемся скрытыми анархистами и ненавидим всякую власть.

– Через несколько дней после выписки, – продолжал Никита, – пациентка с жалобами на боли в животе и высокой температурой вновь поступила в гинекологическое отделение. Лечащий врач поставила Богатикову в известность о необходимости консультации уролога, однако та вновь проигнорировала рекомендации лечащего врача и заставила заведующего отделением выписать пациентку с сохраняющимися болями. Слава богу, ее родственники сообразили обратиться в платную клинику, и женщину спасли, однако она осталась инвалидом. Муж больной обратился в суд с иском о причинении тяжкого вреда здоровью, однако Богатиковой удалось выкрутиться. В больнице поговаривают, что она дала большую взятку судье. Кроме того, ни один из коллег не согласился свидетельствовать против нее, а лечащий врач, которая больше всех знала о происшествии, уволилась «по собственному желанию».

– И Богатикова осталась на своем месте? – удивилась я. – Даже после суда?

– «Неколебимо, как скала!» – процитировал Никита. – Ее же виновной не признали, так с чего же снимать-то? Еще говорят, что у нее в комитете все схвачено и чья-то большая волосатая лапа держала над Богатиковой пуленепробиваемый зонтик.

– Ну, – криво усмехнулся Лицкявичус, – от пули, возможно, Богатикову и уберегли, но смерть ее все же нашла…

– Да, – вздохнул майор. – Парадокс!

Все мы ненадолго замолчали, обдумывая возможность «кары небесной». Неужели и в самом деле существует нечто подобное? Как часто, обидевшись на кого-то, мы произносим вслух или просто думаем: «Бог тебя накажет!» Верим ли мы на самом деле или эта фраза – всего лишь присказка, призванная утешить в трудную минуту?

– Было же еще двое погибших! – вдруг вспомнил Никита. – Как насчет них?

– Я сам ими занимался, – ответил Лицкявичус, закуривая. Предупредительный официант, одетый и причесанный, как русский приказчик начала двадцатого века, тут же поставил на стол глиняную пепельницу. – Сначала расскажу о враче «Скорой помощи» Павле Юшкевиче. С пациентами проблем он вроде бы не имел, но вот с коллегами… С ним работать не хотели, и он менял бригады как перчатки.

– Чего так? – спросила я.

– Характер уж больно неуживчивый. И никто, судя по всему, особо не горевал о его смерти. Между прочим, его жена тоже не сильно сокрушалась: они находились в разводе и никак не могли решить вопрос об опекунстве над детьми.

– Да-да, – кивнул майор, – я это знаю. Юшкевич вел нечестную игру, натравливал на жену органы опеки, подговаривал соседей говорить о ней гадости. Эта версия проверялась с самого начала, но у Полины Юшкевич стопроцентное алиби: в тот период времени, когда, предположительно, погиб ее бывший муж, она отдыхала с детьми на курорте. А коллеги-то чем были недовольны?

– Я так понял, что Юшкевич считал себя пупом земли. Он анестезиолог-реаниматолог на станции «Скорой помощи», на хорошем счету как специалист, а остальные, по его мнению, должны принимать его главенство как должное и почитать, как бога.

– А они не хотели?

– Точно, не хотели. Но больше всего он наследил в личном плане.

– Как это? – поинтересовалась я.

– В одной из бригад, где работал Юшкевич, была хорошенькая медсестра Таня Гурова. Он с ней закрутил бурный роман, а потом бросил. Девушка сменила бригаду, но Юшкевич продолжал распространять о ней грязные слухи.

– Должно быть, она на него здорово злилась! – заметил Никита. – Но убить… Эту версию не проверяли?

Карпухин покачал головой.

– Надо бы, конечно, проверить алиби этой Татьяны. Но, с другой стороны, не может же она быть нашим маньяком!

– Я еще не закончил, – сказал Лицкявичус. – Мне рассказали, что Юшкевич подозревался в халатности, повлекшей смерть больного. Он прибыл в составе бригады по вызову к пациенту и, выслушав жалобы больного на «ломящие» боли в нижней челюсти и области плеча левой руки, что является явным признаком стенокардии, и изучив ЭКГ, согласно которой у пациента зарегистрирована острая коронарная недостаточность верхнебоковой и передней стенок левого желудочка, врач сделал вывод о том, что данных на острую коронарную патологию нет. При этом Юшкевич выставил диагноз: обострение остеохондроза грудного отдела позвоночника!

– Потрясающе! – воскликнул Кадреску. – Вместо инфаркта миокарда!

– Вот именно! – кивнул Лицкявичус. – Тем не менее Юшкевич стоял на своем. В результате час спустя больной скончался по месту жительства от повторного инфаркта миокарда, развившегося при хронической ишемической болезни сердца.

– Значит, Юшкевич его даже не госпитализировал? – не верила я своим ушам.

Лицкявичус подтвердил.

– И он не понес никакого наказания? – удивилась Вика.

– К сожалению.

– У Юшкевича тоже было прикрытие? – спросил Никита.

– Возможно, – пожал плечами глава ОМР. – Или, может, начальник станции «Скорая помощь» не хотел скандала. Доказать такие вещи трудно.

– Почему трудно? – перебил его Кобзев. – А как же ЭКГ? Юшкевич неправильно ее расшифровал, неправильно поставил диагноз…

– ЭКГ оказалась в порядке – во всяком случае, та, которую Юшкевич передал терапевту в поликлинике. Правда, случилось это уже после того, как была зафиксирована смерть пациента, а еще точнее, спустя двое суток! Таким образом, самое главное доказательство – уж не знаю, некомпетентности или халатности – в деле отсутствовало, а значит, никто не мог выдвинуть против Юшкевича серьезных обвинений.

– У погибшего пациента есть родственники?

– Ребята из бригады говорят, что в квартире находилась только пожилая жена. Но, как вы понимаете, это ничего не значит: могут быть дети, например, или сестры, братья.

– Я проверю, – сказал майор, записывая. – А Горгадзе?

– С ним вообще непонятно, – покачал головой Лицкявичус. – Мужик на пенсии, не практиковал уже много лет – и вдруг такое!