Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина. Страница 51

– Она действительно просыпается! – на этот раз подал голос Извеков.

– Так введите еще наркоз! – рявкнул Виктор, махнув пистолетом. Роман уже сделал пару шагов к операционному столу, когда Андрей остановил его громким окриком:

– Нельзя!

– Это почему? – подозрительно спросил Свиридин.

– Приборы показывают, что у пациентки слишком низкое давление!

– Она нестабильна, – подхватил Шилов, поняв, что пытается сделать Андрей. – Повторная доза может ее убить!

Свиридин внимательно посмотрел на экран.

– А я что-то не вижу никаких изменений, – пробормотал он.

– Со всем уважением, Виктор, вы – врач? – насмешливо поинтересовался Андрей. – Вспомните, у вашего брата остановилось сердце как раз потому, что не выдержало наркоза: вы хотите того же для этой женщины? Хотите, чтобы она умерла?

Свиридин принялся мерить шагами операционную. Руки у него тряслись, и Андрей заметил тонкую струйку пота, стекающую по виску мужчины, хотя температура в помещении держалась низкая.

– Ладно, – принял решение Виктор, останавливаясь напротив Андрея. – Вывезите ее! Ты, – он ткнул в сторону Розы, которая уже немного успокоилась и испуганно таращилась на него.

– Одна она не справится, – заметил Олег. – Надо переложить пациентку на каталку. Она тяжелая, и медсестра не…

– Значит, еще ты, – и Свиридин указал пистолетом на Павла. – Пусть выкатят ее и остаются снаружи, а ты, – он указал на Андрея, – снова забаррикадируешь дверь.

– Идет!

– Нет, не идет! – неожиданно заупрямился ординатор.

– Заткнись! – зашипел на него Шилов, но парень не унимался:

– Я без вас никуда не пойду!

– Ты здесь не распоряжаешься! – закричал Свиридин, подскакивая к Павлу и тыкая дулом ему в грудь. – Сказано – выходишь, значит, выходишь! И радуйся, что жив остался, понял?

– Иди! – приказал Олег, делая страшное лицо. – Не смей возражать, слышишь?

Бойко попытался было снова открыть рот, но Андрей легонько подтолкнул его к операционному столу:

– Давай-давай, не стесняйся: помоги Олегу переложить пациентку и дуй отсюда на всех парах! – Потом, понизив голос до еле различимого шепота, добавил: – Не мешай, делай, как говорят!

Как только Паша с Розочкой и пациенткой оказались за дверями, Андрей со вздохом закрыл дверь.

– Ну, и что теперь? – спросил он.

– А теперь… теперь…

Свиридин явно понятия не имел, что «теперь». Его затравленный взгляд метался от одного лица к другому, словно в поисках подсказки.

– Вы не обязаны это делать, Виктор, – сказал Андрей. – Вы никому ничего не должны!

– Вы о чем?

– Вы знаете, о чем. Никакие договоренности не имеют силы, потому что ваш «клуб по интересам» со дня на день прекратит свое существование. Рано или поздно все виновные в преступлениях окажутся за решеткой. Пока вы не выстрелили, срок вам светит условный. Любой адвокат сумеет доказать, что вы находились в состоянии аффекта от постигшего вас горя из-за потери брата. Но как только прозвучит выстрел, сюда ворвется ОМОН, и вы либо умрете, либо сядете очень надолго. Вы – кормилец для двух семей сейчас, своей и умершего брата, они нуждаются в вас, и вы не имеете права так подвести своих родных!

– Это они должны сидеть! – воскликнул Свиридин, указывая на Олега и Романа. – Они – убийцы!

– А вы – нет, пока что, – мягко сказал Андрей. – Суд должен решать, кто виноват. Благодаря вам мы узнали о многих нарушениях в системе. Убитые медики действительно были виновны, но заслужили ли они смерть? Да, они ушли от ответственности благодаря связям, круговой поруке и тому подобное, но среди погибших оказались и невиновные!

– Неправда! – горячо возразил Виктор. – Таких не было: все в грязи по самое ничего!

– Это вы не правы, – продолжал Андрей, медленно наступая на Свиридина и не обращая внимание на пистолет, которым тот уже размахивал, словно забыв о назначении этого предмета. – Один врач, например, Горгадзе, умер только потому, что пытался спасти ребенка вопреки желанию его матери!

– Вы все врете! Врете! Так не бывает: мать что, не хотела, чтобы ребенок выжил?!

– Она принадлежала к секте, и по их верованиям нельзя переливать чужую кровь. Ребенок умер, но вины врача в этом не было. Однако его убили – так же, как и многих других, Виктор!

– Это неправда! – снова тупо повторил Свиридин, но в его голосе уже не было убежденности.

Андрей начинал верить, что все закончится миром, как вдруг Виктор внезапно напрягся и, вскинув пистолет, направил его на Извекова. Его ладонь сжимала край операционного стола, и Андрей, стоя всего в десяти сантиметрах, понял, что сейчас раздастся выстрел. Одной рукой он толкнул Свиридина под локоть, надеясь, что Извеков успеет отскочить, другой схватил готовый к работе стерильный скальпель и пригвоздил ладонь Свиридина к металлическом столу. Взревев от боли и ярости, Виктор выстрелил: пуля ударилась о стену в полуметре от Романа. Шилов, подскочив, схватил обезумевшего мужчину за запястье и попытался направить его руку с пистолетом в потолок. Обезумевший от сопротивления Свиридин что есть силы жал на спусковой крючок…

Когда раздались выстрелы, Михалыч ворвался в операционную. До этого они с ребятами стояли под дверью. Приняв пациентку, уже почти пришедшую в себя и не понимавшую, что происходит, Павла и Розу, буквально упавшую на руки одного из омоновцев, он на долю секунды заметил в проеме двери Шилова и Извекова.

Карпухин находился в том же помещении, что и я, теперь уже почти опустевшем.

– Что это, Артем Иванович? – спросила я, порываясь выскочить в коридор.

– Сидите, Агния! – приказал майор. – Они и без нас справятся.

– Но что там происходит?! Это же выстрелы, да? Почему они…

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – попытался он меня успокоить, но я, не слушая, оттолкнула его и, прежде чем здоровяк Леша успел схватить меня за руку, бросилась в коридор. Оттуда неслось:

– К стене! К стене!

Оказавшись перед распахнутой дверью в операционную, придерживаемой пустой каталкой, я увидела следующую картину: человек десять омоновцев сгрудились вокруг чего-то на полу помещения.

– Что?.. – спросила я, поймав взгляд одного из них, и мой голос прозвучал сипло, как у запойного алкоголика.

– Доктор, какого черта?!

Эта реплика принадлежала Михалычу. Подбежав и растолкав мужчин, я увидела Романа и Олега. «Слава богу, он не пострадал!» – вот первое, о чем я подумала. А потом я заметила Лицкявичуса. Он лежал ничком на бетонном полу. Рядом на коленях стоял Виктор Свиридин. Его руки были в наручниках, а один из омоновцев пригибал его голову к земле, не давая поднять глаз. Вокруг, на полу и на операционном столе, было много крови.

– Агния…

Олег увидел меня и начал подниматься с пола.

– Я не хотел! – прохныкал Свиридин, но никто не обратил на него внимания.

– Что с ним? – пробормотала я, медленно приближаясь.

– Нам срочно нужны санитары! – закричал Извеков. – Вызовите их!

– Он…

– Агния, успокойся, – сказал Шилов, хватая меня за плечо, я же все не могла отвести взгляда от Лицкявичуса. – Он не ранен! Это не его, – поймав мой взгляд, скользнувший по забрызганным кровью полу и столу, добавил Олег. Только после его слов я заметила наспех перевязанную окровавленным полотенцем руку согнутого в три погибели Свиридина.

– А почему…

– Он жив, но без сознания. Черт, ему нельзя было сюда приходить, но если бы не он… Черт!

К Лицкявичусу нас не пускали: медсестра в отдельной палате стояла на страже, как цербер у входа в подземное царство. Честно говоря, она и выглядела точно так же: голова, конечно, одна, а не три, как у означенного пса, но зато всклокоченная, страшная и до невероятности злобная. Каким-то образом удалось прорваться только Карпухину: то ли он подкупил «цербера», то ли тетка прониклась уважением к его погонам и «корочкам». Поэтому, когда мы по просьбе майора собрались в офисе ОМР на Приморской, то засыпали его вопросами о состоянии здоровья босса.