Озеро тьмы - Ренделл Рут. Страница 21

— Образец преданности, — пробормотала миссис Гогарти. — Истинный образец.

— Вы сами доберетесь домой?

Большое бледное лицо дрогнуло в кивке.

— Темнота вас не пугает?

— Темно уже с четырех, — сказала она и потрогала амулет, который носила на шее. Он защищал вовсе не от грабителей или от скользкого тротуара, которыми угрожала ей темнота.

Финн укрыл Лену и остался с нею на всю ночь. На рассвете он сделал ей еще один укол, и она лежала неподвижно, почти не дыша, как будто уже умерла. Финн не знал, что предпринял бы врач, но вызывать его он не собирался. Врач захотел бы увезти Лену, но Финн этого не может позволить; кроме того, врач будет с любопытством слушать ее бред насчет убийства.

Утром все началось снова. Фабриковать какие-либо доказательства, чтобы оправдать себя, было уже поздно. Лена не узнавала Финна. Он был не ее сыном, а дьяволом, убившим Куини, а после нее — еще сотню женщин. Она кричала так громко, что пришел жилец с нижнего этажа и пригрозил вызвать полицию, если это не прекратится.

Финн влил ей в горло теплое молоко с фенобарбиталом. Но лекарство подействовало не сразу, и он заставил ее проглотить бренди. Финн очень боялся, что переборщил и это ее убьет, но нужно было заставить ее замолчать. Они столько пережили вместе, он и она, сражаясь против всего мира, исследуя невидимое, овладевая необычными духовными средствами… Потом Лена в изнеможении заснула, а Финн сидел возле нее, с непроницаемым видом смотрел на это бледное, перекошенное лицо, держал ее большую руку с проступающими венами в своей широкой ладони — максимум, на что он был способен по части проявления нежности к живому существу.

В воскресенье Лена кругами ходила по комнате и кончиками пальцев ощупывала стены, словно слепая, брала каждую безделушку, рассматривала и нюхала ее. Когда она спала, Финн перенес попугайчика вместе с клеткой к себе в комнату. Она убила бы птицу, свернула бы ей шею своими сильными руками, как это случилось в прошлый раз, а потом горевала бы из-за ее гибели. Финн каждый день давал Лене фенобарбитал, пока ее взгляд снова не стал сфокусированным и не остановился на нем, а с потрескавшихся и опухших губ не слетел почти нормальный голос.

— Не позволяй им забрать меня.

— Да ладно, — сказал Финн. — За кого ты меня принимаешь?

Лена плакала и не могла остановиться. Она проплакала несколько часов, раскачиваясь, закрывая лицо руками, кивая головой, — как будто безумие уходило из нее вместе со слезами.

Глава 10

— Троекратное ура трем мушкетерам! — Норман Тремлетт взмахнул бокалом, слегка расплескав свой джин с тоником.

Он произносил этот тост каждое Рождество на протяжении последних десяти лет и, вероятно, будет произносить всю оставшуюся жизнь, если ему представится такая возможность. Разумеется, он имел в виду себя, Мартина и Эдриана Воучерча. Эдриан улыбнулся Норману своей тонкой терпеливой и смиренной улыбкой и протянул тарелку с японскими рисовыми крекерами. Хотя крекеры подавались в качестве закуски к коктейлям столько, сколько Мартин (а значит, и Норман) себя помнил, Норман взволнованно называл их необыкновенной новинкой, по-шутовски пристально рассматривал и высказывал предположение, что на самом деле они сделаны из насекомых. Всем известно, что японцы едят насекомых. Когда его отец был в Токио в деловой поездке, его там угощали муравьями в шоколаде.

На вечеринках Норман всегда так себя вел. Никто не обращал внимания, потому что на самом деле он был очень добрым и благожелательным человеком. Они с Эдрианом и Мартином вместе учились в школе, и каждый впоследствии стал работать в отцовской фирме — в разных сферах. Норман был кредитным инспектором, а Эдриан — адвокатом. Норман не только шутил по поводу трех мушкетеров, но иногда называл их «триумвиратом». Это доставляло Мартину удовольствие, а сознание того, что самые близкие друзья одновременно являются его кредитным инспектором и его адвокатом, придавало уверенности в себе, и он нисколько не сомневался, что они чувствуют то же самое, поскольку он сам был их бухгалтером. Мартин вел финансовые дела Тремлетта и Воучерча, а когда он покупал свою квартиру, Норман провел предварительный опрос, а Эдриан составлял документы о передаче имущества.

Из троих друзей женат был только Эдриан. В этот раз благодаря Франческе Мартин чувствовал особую близость с ним, чего не случалось за последние годы. Эдриан женился на девушке из состоятельной семьи, и супруги жили в милом маленьком домике в Барнсбери. Они устраивали такие вечеринки, которые нравились Урбану, — не слишком много народу, причем все знакомые, приличные напитки, а не какая-нибудь дешевка, шведский стол, но еда настоящая, с переменой блюд. Ни громкой музыки, ни танцев, а гости собираются небольшими группами и беседуют. Мартин не мог отделаться от мысли, что у Тима, наверное, тоже будет рождественская вечеринка, причем совсем другая — полутьма, шум и поступки, о которых лучше не думать. Ненадолго оказавшись наедине с Эдрианом, Мартин не удержался:

— На следующую вечеринку, которую вы будете устраивать с Жюли, я хотел бы привести одну девушку.

— Это будет в марте, на день рождения Жюли. — На худом лице Эдриана появилось сосредоточенное выражение, верный признак удовольствия. — Это серьезно?

— Не то слово. — Мартин оглянулся. — Ей нужно получить развод, она хочет… — Он нарушал неписаное правило не говорить о делах во время таких встреч. — В общем, можно я приведу ее к тебе?

— Ты же знаешь, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе, Мартин, понимающе сказал Эдриан. — И… мои поздравления. Я ужасно рад.

Поздравления, похоже, были несколько преждевременными — знакомство длилось всего лишь месяц. Но Мартин не сомневался, был абсолютно уверен, что никто никогда не подойдет ему лучше Франчески. И если, прежде чем она будет принадлежать только ему, предстоит пережить развод, потоки грязи, раздел имущества и, возможно, ссоры с его родителями… что ж, так тому и быть. Он должен через все это пройти, все стерпеть, зная, что оно того стоит, что в конце пути его ждет Франческа.

В пятницу вечером Рассел должен был отвезти Линдси в Кембридж на поезде, забрав девочку из яслей. Мартин собирался заехать за Франческой в магазин. Он несколько раз задавал себе вопрос, зачем поставил под сомнение ее слова, что родители Рассела живут в Кембридже. Разумеется, она должна знать, где живут ее свекор со свекровью. Наверное, Франческа подумала, что он сомневается в ней, считает, что она солгала. Позвонив ей в магазин, Мартин извинился, сказал, что понятия не имеет, откуда он взял, что родители Рассела живут в Оксфорде, и не хочет, чтобы она думала, что он подозревает ее в обмане. Франческа лишь рассмеялась в ответ и заверила его, что нисколько не расстроилась и уже обо всем забыла.

После Рождества становилось все холоднее и холоднее; выпавший снег сначала подтаял, потом замерз. Мистер Кохрейн — в меховой шапке, делавшей его похожим на Брежнева без очков, — пришел довольно поздно, без двадцати пяти девять, и мрачно сообщил, что поскользнулся на льду, упал и, наверное, сломал руку. Но поскольку он встретил почтальона и теперь в правой руке держал письмо, а в левой — свой чемоданчик, то Мартин решил, что уборщик несколько преувеличивает. Из шерстяного шарфа мистер Кохрейн сделал петлю для поддержки поврежденной руки. Он не упоминал о своей невестке, а на вопрос Мартина о ее самочувствии ответил одним словом: «Ужасно!» Потом с неудовольствием проинспектировал квартиру, проведя кончиками пальцев по пыльным поверхностям, и пробурчал, что некоторые совершенно не в состоянии позаботиться о себе. Мартин никак не отреагировал. Он читал письмо.

Уважаемый мистер Урбан!

С прискорбием сообщаю вам, что 11 декабря умер мой отец. Накануне вечером он выглядел вполне здоровым и бодрым, а утром, в девять часов, помощница по дому нашла его мертвым в кресле. Очевидно, он просматривал почту, и рядом с ним нашли ваш чек. Я теряюсь в догадках, почему вы прислали моему отцу чек на сумму, которая представляется мне огромной, но я возвращаю его вам с извинениями, что не сделала этого раньше.