Исчезнувший фрегат - Иннес Хэммонд. Страница 38
Уорд обернулся к Гомесу. Он был похож на готового ринуться быка. Но он сдержал себя и спросил негромко:
— Опыт хождения под парусами есть?
— Кое-какой.
— И вы видели корабль, который мы собираемся искать?
После недолгого раздумья он кивнул:
— Думаю, что видел. Тогда была низкая облачность, по льду стелился туман, но, пожалуй, я его видел.
— И вы запомнили место?
— Да, я помню место.
— Вы сообщили координаты миссис Сандерби?
Гомес промолчал, зато Айрис Сандерби сказала:
— Нет, он отказывается говорить. Я долго пыталась их из него выудить, — прибавила она, сатанея, ее щеки вдруг залились румянцем. — Я права, Ангел? Я делаю все, что ты хочешь, но ты мне не говоришь, так ведь? Я валяюсь у тебя в ногах, лижу тебе задницу, делаю все…
Она взвинтила себя почти до состояния невменяемости, как ребенок в истерическом припадке, слезы текли у нее по щекам и все тело тряслось от ярости, когда она, внезапно на него налетев, вцепилась ногтями.
Он без труда отстранил ее от себя и стоял так, улыбаясь, с довольным выражением лица. Это был властный, очень привлекательный внешне мужчина, явно испытывавший наслаждение от того эмоционального смятения, в которое он ее ввергал, и осознания того, что она перед ним бессильна.
— Ублюдок!
В голосе Уорда прозвучала гремучая смесь злости и презрения.
Все еще улыбаясь и удерживая Айрис Сандерби на расстоянии вытянутой руки, Гомес сказал поверх ее головы:
— А вот это неправда.
Он сказал это с особым напором, и его смуглое лицо налилось багрянцем, а глаза вновь свирепо потемнели.
Уорд взглянул на него с живым интересом.
— Вам не нравится, когда вас называют ублюдком?
— Нет. Никому это не понравится.
— Ну, это не совсем так. Не всех это огорчает так, как вас. У некоторых это даже считается ласковым прозвищем.
Он негромко хохотнул. Он вдруг стал совершенно спокойным, а голос приобрел почти легкомысленные нотки.
— Значит, ваши родители были женаты, так?
— Разумеется, они были женаты.
Краска гнева еще не отхлынула от его лица.
— Так что не нужно называть меня ублюдком.
— Приношу свои извинения, — улыбнулся Уорд.
Он так наслаждался своей игрой, что едва не поклонился.
— Это так грубо с моей стороны. Или даже, можно сказать, очень глупо. Кажется, припоминаю, что все это было в той книге Луиса Родригеса. Ваш отец женился на певице из ночного клуба. Потом, когда об этом узнали его родные, они выпроводили его в Ирландию, позаботившись, чтобы этот брак был признан недействительным, и он женился на девушке по фамилии Коннор.
— Это вас совершенно не касается.
Гомес развернулся, чтобы уйти, но Уорд его задержал.
— Конечно же нет. Я лишь хотел удостовериться, что Родригес все верно передал. Он очень кратко это описал. Если мне не изменяет память, он сообщает, что семья Гомес уже была в родственной связи с ирландцами, так что они без особого труда подыскали обедневшего землевладельца с красивой незамужней дочерью. Отсюда в вашей фамилии появилось «Коннор», верно?
Кивнув, Гомес подтвердил.
— В дикой спешке ваш дедушка, Эдуардо Гомес, получил специальное разрешение на бракосочетание, или как там это у вас называется, от папы римского.
Гомес опять кивнул, с пристальным взглядом ожидая дальнейшего.
— И они поженились в Ирландии, в Ратдраме, в графстве Уиклоу, так?
— Да, но они почти сразу вернулись в Аргентину.
— Так кто же ваша мать? Не Розали, певица из ночного клуба?
— Нет, конечно нет. Я наполовину ирландец.
Уорд рассмеялся.
— Значит, ваша мать — та ирландская девушка, Шейла Коннор, вы это хотите сказать?
— Разумеется, говорю же вам…
Он запнулся, вдруг осознав, что это значит.
— Шейла Коннор, она же миссис Хуан Гомес, также и мать Айрис Сандерби, — сказал Уорд совсем тихо. — Это значит, что вы с Айрис Сандерби брат и сестра. Вы это понимаете?
Повисла тишина, и Уорд обернулся к Айрис Сандерби с улыбкой, более похожей на ухмылку.
— Я просто хочу знать, в какой компании мне предстоит отправиться в Южный океан.
Она побледнела. Понимала ли она, что ее безрассудная страсть к этому человеку была кровосмесительной?
— Матерь божья!
Уорд переводил взгляд с Айрис на Гомеса и обратно.
— Полагаю, вам двоим нужно кое-что посущественнее, чем спецразрешение папы римского, если вы собираетесь продолжать в том же духе.
Он обернулся к Гомесу, вытянув шею вперед.
— Но, может, вы все же ошиблись и в действительности та сицилийская женщина…
Улыбаясь сам себе, он не стал развивать свою мысль дальше, а предложил Айрис Сандерби пойти в ее комнату и собрать свои вещи.
— Мы уедем сразу же, как только я поговорю здесь напоследок с вашим другом. Вы пойдете с миссис Сандерби, — добавил он, обращаясь ко мне. — Поможете собраться. Она еще немного не в себе, хотя ее уже отпускает.
Немного не в себе — это было слишком мягко сказано. Думаю, если бы меня там не было, она сразу бы улеглась спать.
— Ублюдок! — повторила она несколько раз, кругами расхаживая по комнате.
Не знаю, кого она имела в виду — своего брата или Уорда. Потом она неожиданно повалилась на кровать и закрыла глаза.
— Где ваш чемодан? — спросил я и принялся выдвигать ящики, чтобы понять, сколько вещей предстоит упаковать.
— Под кроватью. Где ему еще быть, по-вашему?
Мне пришлось встать на колени, чтобы его достать, и она в этот момент вцепилась пальцами в мои волосы.
— Вы осуждаете, да?
— Что?
Я ухватил чемодан, а другой рукой разжал ее пальцы на своей голове.
— А как бы я еще могла вытащить из него координаты?
— И вам это удалось?
Но теперь она вдруг заснула или впала в прострацию, не знаю, что именно. Я положил чемодан на другую кровать и начал складывать в него содержимое ящиков. В основном там были теплые вещи, легкие хлопковые и шелковые платья, блузы, юбки, джинсы, колготки, трусы, бюстгальтеры, и все это пахло ею: смесью ароматов парфюмерии, пудры, пота и особенного запаха ее тела. К тому времени, когда я упаковал вещи из комода, а сверху сложил ее туалетные принадлежности, я с трудом смог закрыть чемодан. Я выставил его за дверь, сверху положив ее куртку и малиновое с золотистым пальто. Обувь! Я совсем забыл о ее обуви. И когда я сложил ее в полиэтиленовый пакет, который нашелся под туалетным столиком, я положил руку ей на плечо, собираясь ее растолкать. Но вместо этого я уставился на нее, вспоминая тот миг возле «Катти Сарк», когда мы с ней в первый раз встретились глазами.
Она казалась такой спокойной и расслабленной, лежа с закрытыми глазами, с лицом, лишенным всякого выражения, — просто цветущая здоровьем безупречная плоть, слегка смуглая кожа, как Мадонна, очень красивая. Жалко было будить ее. Она так тихо дышала, что ее грудь почти не поднималась, а губы казались полнее, чем я их помнил, рот шире, а едва выглядывающие зубы были белоснежными.
— Миссис Сандерби!.. Айрис!
Я легонько потряс ее плечо. Ее ресницы вздрогнули, и губы едва заметно шевельнулись.
— Мы уезжаем, — сказал я.
— Нет.
Ее глаза, ярко-синие, неожиданно широко распахнулись. Но в них никакого выражения, просто широко открыты, и их синий цвет очень насыщенный, почти фиолетовый.
— Только если он поедет.
Она говорила медленно, с явным усилием.
— Идемте, — сказал я, крепче сжимая ее плечо.
Ее губы вновь шевельнулись, и я склонился над ней.
— Что такое?
— Я говорю… он мне… не брат.
Я покачал головой.
— Я вас не понимаю.
— Вы ведь так думаете, да?
Неожиданно она села на кровати прямо, глядя на меня в упор.
— Вы и Айан Уорд этот. Говорю вам, он мне не брат. Он говорит, что брат, но это не так. Я это знаю. Я это чувствую. Здесь. — Она прижала ладонь к животу. — Нутром.
Я не знал, что и сказать.
— Если верить Родригесу…
— К черту Родригеса! Я знаю. Когда я ложусь с ним в постель и он во мне, в эту секунду я это знаю наверняка.